Книга тайных желаний

— Это было на самом деле? — спросила Тавифа.

— Нет, дорогая, — разуверила ее Йолта, — это выдумка, хотя все же и правда.

— Ничего не понимаю, — пожаловалась Тавифа.

Я тоже была в недоумении.

— Суть в том, что подобное может произойти с каждой из нас, только внутри, — объяснила Йолта. — Только представь: твою привычную жизнь могут разорвать на куски, словно Осириса, а потом сложить заново из разрозненных деталей. Часть тебя может умереть, а потом возродиться в новом обличье и занять прежнее место.

Тавифа недоверчиво скривилась.

— Вот сейчас ты, девушка, живешь в доме своего отца, — продолжала Йолта. Но скоро эта жизнь закончится и начнется новая: жены в доме мужа. — Она перевела взгляд с Тавифы на меня: — Не следует полагаться на судьбу. Возрождение зависит только от тебя. Стань Исидой, возвращающей Осириса к жизни.

Тетя кивнула мне, и я поняла. Если супружеству суждено растерзать мою жизнь, нужно попытаться собрать ее заново согласно моим желаниям.

В ту ночь я лежала в постели, полная решимости расторгнуть помолвку, не дожидаясь заключения брака. Это было трудно, почти невозможно. Женщина не имела права подать на развод, если только муж не откажется выполнять супружеский долг — а если бы Нафанаил и правда отказался, я сочла бы себя самой счастливой женщиной в Галилее, а то и во всей Римской империи. Мужчине же, напротив, дозволялось отказаться от жены до или после свадьбы едва ли не из-за любой малости. Нафанаил мог легко развестись со мной, если я ослепну, охромею, подцеплю кожную болезнь или окажусь бесплодной, а также в случае беспутного поведения, непослушания или другой причины, вызвавшей его неудовольствие. Что ж, я не собиралась слепнуть или хрометь, но любые другие поводы готова была обеспечить. А если они не сработают, придется вывернуть песню Тавифы наизнанку и стать зрячей, которая притворяется слепой. Даже такие нелепые идеи меня утешали.

Когда я уже балансировала на грани яви и сна, меня вдруг посетила тревожная мысль: допустим, мне посчастливится и Нафанаил расторгнет помолвку еще до свадьбы — но тогда я вряд ли обручусь с другим. На тех, кого заранее отвергли, не женятся: даже у разведенных больше шансов. Раньше я бы блаженствовала от одной мысли о подобном исходе, но после встречи с юношей на рынке что-то во мне изменилось.

XIV

Мы с Лави пересекали город на рассвете, когда розовеющие лучи пробегали по улицам, словно замирающий пожар. Я не теряла надежды найти укромное место для своих записей, но терпение мое подходило к концу. Это была наша седьмая вылазка в холмы.

Когда перед нами предстали стены дворца, сложенные из сияющего белого камня, и красные сводчатые крыши, я остановилась. Присутствие тетрарха на нашей помолвке привлечет к ней внимание всей Галилеи, ведь этот союз заключается едва ли не с одобрения правителя. Подтолкнуть Нафанаила к разрыву станет еще труднее. Я боялась, что мне уже никогда не избавиться от бен-Ханании.

Мы подошли к восточным воротам, названным по имени жены римского императора Ливии. Ворота, по обеим сторонам которых стояли кедровые столбы, недавно посекли топорами и мечами. Я решила, что это зелоты оставили следы в знак своего презрения, и задалась вопросом, был ли среди них Иуда. Рассказы о Симоне бар-Гиоре и его людях быстро распространялись по городу. Лави приносил их из кузницы, с мельницы, возвращаясь с винодельни, и с каждым разом сюжеты становились все страшнее. Двумя ночами ранее я собственными ушами слышала, как отец кричал матери, что если Иуда окажется среди бунтовщиков, то Антипа прикажет его казнить, и он, отец, не сможет этому помешать.

Прежде чем спуститься в долину, я задержалась у Ливиевых ворот, наблюдая за путниками на дороге в Назарет далеко внизу. С этой высоты белые домики в деревне, видневшейся в отдалении, выглядели стадом овец.

Первая обнаруженная нами пещера служила, очевидно, логовом какому-то зверю, и мы поспешно покинули ее. Свернув с тропинки, мы углубились в заросли бальзамической рощи, направляясь к просвету среди ветвей, где виднелась полоса известняка. Сперва я услышала низкий, глухой голос. Потом увидела и его самого, а за ним — темный вход в пещеру. Человек стоял спиной ко мне, словно обрамленный в камень, воздев руки горе, и что-то бормотал. Видимо, молился.

Я осмелилась подкрасться поближе, однако держалась на таком расстоянии, с которого меня нельзя было заметить. Рядом с молящимся на камне лежал кожаный пояс с шилом, молотком, зубилом и еще каким-то изогнутым приспособлением. Его рабочий инструмент.

На поверхности камня предзнаменованием вспыхнул луч солнца. Человек слегка повернул голову, и я убедилась в том, что и так уже знала: это был тот юноша с рынка, Иисус. Я пригнулась к земле, жестом приказав Лави последовать моему примеру.

Поминальная песня не смолкала. Это был арамейский кадиш, который читают по покойным. Кто-то умер.

Красота голоса юноши околдовывала. У меня перехватило дыхание. Жар волной пробежала по шее, лицо залилось краской, дрожь сотрясала мои бедра. Я жаждала подойти к нему. Жаждала назвать свое имя и поблагодарить за то, что он пришел мне на помощь на рынке. Я жаждала спросить, зажила ли рана, полученная во время падения, и удалось ли ему сбежать от того солдата. А еще мне нужно было знать, что он собирался сказать мне, прежде чем на него напали; сестра ли ему та девушка, которая сматывала пряжу, распяленную у него на пальцах, и кто все-таки умер. Столько вопросов готово было сорваться у меня с языка, но мне не хватило храбрости нарушить его горе или прервать молитву. Даже если он всего лишь собирал бы растения, из которых его сестра или жена делает краску для пряжи, было бы неприлично подходить.

Я отвела взгляд от Иисуса и посмотрела на пещеру. Не сам ли Господь направил меня сюда?

— Нам пора уходить, — шепнул Лави из-за моего плеча.

А я и забыла о слуге.

Пришло время привести в порядок мысли. Итак, этот человек, Иисус, — каменотес, который ходит в Сепфорис из Назарета. Он набожен, поскольку сворачивает сюда, чтобы помолиться перед началом своих трудов.

Я подняла глаза к небу, отметила время суток по солнцу и скользнула обратно в гущу кустарника, раздвигая синие тени.

XV

Когда мы вернулись, Йолта сидела у себя в комнате. Она всегда была моей союзницей, моей тихой гаванью, и все же меня охватила необъяснимая робость, когда я попыталась рассказать ей о встрече с Иисусом. Как объяснить даже ей, что влечет меня к незнакомцу?

Моя сдержанность не укрылась от нее.

— Что случилось, дитя?

— Я нашла пещеру, где спрячу чашу и записи.

— Рада слышать. Самое время. Сегодня утром Шифра рылась в моих вещах.

Она взглянула на кипарисовый сундук, который привезла с собой из Александрии. Вскоре после переезда она открыла его для меня, как и я открыла свой для нее. В нем тетя хранила систр, расшитую бисером накидку на голову, мешочек с амулетами и талисманами, а также чудесные египетские ножницы из бронзы, состоящие из двух длинных лезвий, соединенных металлической полосой. Неужели Йолта спрятала мои сокровища в сундук? Неужели Шифра нашла их там? Меня охватил приступ паники, но тетя уже вытащила сверток с моими папирусами из-под стопки одежды, брошенной на трехногий стул у всех на виду, а потом извлекла чашу для заклинаний из-под матраса.

Я взяла у нее чашу, размотала ткань, и ноги у меня подкосились: на дне все так же змеилась красная нить. Тут мне стало ясно: я прекрасно знала, что рассказать Йолте об Иисусе, мне просто не хватало храбрости признаться в этом.

Единственная книга, которую отец запрещал мне читать, была Песнь песней Соломона, где говорилось о женщине и ее возлюбленном. Разумеется, я разыскала книгу и прочла четыре раза. Когда я скользила взглядом по строчкам, лицо заливал тот же жар, бедра сотрясала та же дрожь, что и при виде Иисуса возле пещеры. Я запомнила целые отрывки этой песни, и они с легкостью всплывали в памяти:

Под яблоней разбудила я тебя…

Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину, и внутренность моя взволновалась от него…

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее… [7]

Я укрылась у себя в спальне и запихнула свитки и чашу под кровать. Придется затаить дыхание и уповать на то, что Господь защитит мои сокровища, пока мне не удастся добраться до пещеры и спрятать их. По крайней мере, здесь они будут в большей безопасности, чем в комнате Йолты, куда Шифра может сунуть нос в любую минуту.

7

Песн. 5: 4, 8: 5,7.