Книга утраченных сказаний. Том I

Из всех них лишь солосимпи тревожились в сердцах своих, и стояли они на побережье близ древних своих домов, и не слышно было их смеха; взирали они на море, и хотя опасным сделалось оно ныне и темным, все же боялись они, что может оно принести беду в их земли. Тогда иные из них обратились с речью к Аулэ и Тулкасу, стоявшим неподалеку, молвив:

— О великие из народа валар, воистину чудесно потрудились боги, но думается нам, что чего-то пока не хватает; ибо не слышали мы, чтобы был разрушен путь, которым бежали нолдоли, тот ужасный проход меж утесами Хэлькараксэ. Ведь там, где прошли дети эльдар, смогут так же вернуться и сыны Мэлько, несмотря на все ваши чары и наваждения; и нет нашим сердцам покоя из-за незащищенности моря.

Рассмеялся тогда Тулкас, сказав, что ничто не может ныне прийти в Валинор, разве что по самому верхнему слою воздуха, «а над ним Мэлько не властен; не властны и вы, о малые земли сей». Тем не менее, по просьбе Аулэ отправился он с этим вала к безотрадным местам, где страдали гномы, и Аулэ сильным ударом своего кузнечного молота расколол ту стену оскаленного льда, и когда опустилась она в ледяные воды, Тулкас разбил ее на части своими могучими дланями, и моря заревели меж осколками, и земля богов полностью отделилась от королевств земных^[прим.4].

Сие совершили они по просьбе Прибрежных Эльфов, но никогда не позволили бы боги завалить скалами — по желанию солосимпи — то место в холмах у подножия Таниквэтиль, что выходит к Заливу Фэери; ибо там простиралось немало прекрасных лесов и других земель радости Оромэ, да и тэлэри^[прим.5] не вынесли бы, если бы Кор был разрушен или прижат слишком близко к сумрачным стенам гор.

Тогда обратились солосимпи к Улмо, но не стал он слушать их, говоря, что не его музыке обязаны они подобной горечью сердца, скорее уж внимали они нашептываниям Мэлько проклятого. И некоторые из них были смущены, уходя от Улмо, но другие пошли и отыскали Оссэ, и тот назло Улмо помог им. И от трудов Оссэ в те дни явились в мир Волшебные Острова, ибо их Оссэ расположил огромной дугой по западным границам великого моря, так что охраняли они Залив Фаэри; и хотя тогда густой сумрак тех дальних вод накрыл все Тенистые Моря, протянувшись к сим островам языками тьмы, сами эти острова были безмерно прекрасны на вид. И корабли, идущие тем путем, непременно видели их; и даже если достигали они последних вод, омывающих эльфийские берега, то столь заманчивы были острова, что немногим доставало сил миновать их; а при любой попытке так поступить внезапная буря против воли мореходов вновь прибивала их к тем побережьям, чья галька сияла подобно серебру и золоту. Тем же, кто ступил на нее, никогда не уйти оттуда, но, оплетенные сетями волос Ойнэн^[прим.6], Владычицы Моря, и погруженные в вечный сон, которым овеял те места Лориэн, лежат они у воды, подобно утопленникам, которых вздымают волны. И спят те несчастные беспробудным сном, и темные воды омывают их тела; но сгнили их корабли, опутанные водорослями, на тех зачарованных песках, и не плыть им более никогда, гонимым ветрами смутного запада^[прим.7].

И когда Манвэ, в печали своей глядя с высокой Таниквэтиль, узрел все это, послал он за Лориэном и Оромэ, полагая, что менее других упрямы они сердцем; и когда они пришли, откровенно говорил с ними. Не собирался он уничтожать сделанное богами, ибо не вовсе дурным счел он их труд; но этих двоих уговорил он исполнить некую свою просьбу. И сделали они так: Лориэн соткал путь тонкой магии, что вел извилистыми тайными тропами из восточных земель и глухих лесов мира к самым стенам Кора и, минуя Домик Детей Земли^[прим.8], спешил «тропою шепчущих вязов» к самому морю.

Чрез сумрачные моря и узкие проливы встали стройные мосты того пути, вздымающиеся в воздухе и серо мерцающие, будто пряди шелкового тумана в свете тонкого полумесяца или полосы жемчужных испарений; но кроме валар и эльфов никто их не видел, и взору людей являлись они разве что в сладостных снах юности сердца. Это самый долгий из путей, и мало тех, кто проходит его до конца, — так много прекрасных и удивительных мест великой красоты минует он, прежде чем достичь Эльфинесса; но гладок этот путь для стоп, и никто из идущих по нему вовек не устает.

— Сие, — молвила Вайрэ, — была, да и такова поныне Олорэ Маллэ, Тропа Снов; но совсем иным было творение Оромэ, который, услышав слова Манвэ, поспешил к супруге своей Ване и попросил у нее локон длинных золотых волос. А волосы ясной Ваны теперь стали еще более длинными и сияющими, нежели в день, когда пожертвовала она их Аулэ, и поделилась она с Оромэ своими золотыми прядями. И окунул он тот локон в сияние Кулуллина, а Вана искусно сплела из него вервие неизмеримой длины, с которым спешно отправился Оромэ на гору совета Манвэ.

Там, воззвав громко, дабы вышли Манвэ, Варда и весь народ их, явил он взорам их свое золотое вервие, и не поняли они цели его; но Оромэ попросил их обратить взгляды к той горе, что зовется Калормэ и высится в наиболее отдаленных от Валинора землях, и нет горы выше ее, кроме лишь Таниквэтиль, откуда Калормэ лишь смутно виднеется вдали. И пока боги взирали на нее, Оромэ отступил на шаг и метнул золотое вервие могучим броском, в который вложил он всю силу свою и искусность, так что выгнулось оно через все небо, и петля его захлестнулась вокруг самой вершины Калормэ. Там благодаря магии своего сотворения и искусству руки Оромэ застыло вервие яркой золотой дугой, не прогибаясь и не провисая; а Оромэ закрепил другой его конец за колонну палат Манвэ и, обернувшись к взиравшим на него, изрек:

— Кто пожелает ныне отправиться в Великие Земли, пусть следует за мной, — и с этим ступил он на вервие и поспешил прочь над бездной до самой Калормэ, подобно ветру, пока все остальные в изумлении безмолвствовали на Таниквэтиль. И отвязал Оромэ вервие от пика Калормэ и так же быстро помчался назад, по пути сматывая мост свой, пока вновь не предстал пред Манвэ. Тогда молвил он:

— Внемли, о Сулимо, Владыка Ветров, создал я путь, коим любой из валар, чье сердце чисто, сможет прийти куда он пожелает — в любое место Великих Земель; ибо туда, куда им будет угодно, перекину я свой тонкий мост, ты же храни этот его конец.

И от этого труда Оромэ пришло в мир великое чудо небес, которое созерцают, дивясь, все люди, некоторые же боятся его, считая предзнаменованием. И различный вид принимает этот мост всякий раз в разных областях Земли, и редко видим он для взгляда людей и эльфов. Волшебнее всего блистает он в ниспадающих лучах Солнца, и когда дожди небесные омывают его, чудесным светом сверкает мост, и золотой огонь в его мокрых прядях разбивается на множество оттенков пурпурного, зеленого и алого, так что люди чаще всего называют его Дождевой Аркой, Радугой, но много и иных имен создали они, а фэери называют его Ильвэран, Небесный Мост.

Но не ступить никому из живущих людей на колеблющиеся пряди Ильвэрана, и немногие из эльдар отважатся на то, а иных дорог в Валинор для эльфов и людей не осталось с тех времен, кроме лишь одной, что темна; также и недлинна она — кратчайшая и быстрейшая изо всех дорог — и весьма тяжка, ибо Мандос создал ее, и Фуи определила для нее место. Квалванда зовется она, Путь Смерти, и ведет она лишь в чертоги Мандоса и Фуи. Дорога та двойная, и по одному из путей следуют эльфы, а по другому — души людей, и никогда те пути не сливаются^[прим.9].

— Так свершилось, — молвила Вайрэ, — Сокрытие Валинора, и так ускользнула от валар слава еще более великая и нерушимая, нежели та, что всегда им принадлежала и принадлежит поныне. Тем не менее, о тех днях много можно рассказать великих историй, из которых иные я могу вам поведать; и одну назову я Гавань Солнца.

И вот, покой снизошел на все сердца благодаря примирению^{[прим.10]} Манвэ и валар, и пока боги пируют в Валмаре, а небеса исполнены безудержного великолепия Ладей Света, эльфы возвращаются наконец, чтобы восстановить прежнюю радость Кора; и стремятся они позабыть все печали и тяготы, павшие на них со времени Освобождения Мэлько. И стал теперь Кор светлейшим и самым утонченно — прекрасным изо всех королевств Валинора, ибо во дворе Инвэ все еще источали нежный свет два эльфийских древа, что были потомками славных Древ, мертвых ныне; боги даровали их Инвэ в первые дни возведения того града. Иные древа были дарованы Нолэмэ, но их выкопали с корнями и унесли неведомо куда, других же подобных им там никогда не было^{[прим.11]}.