Книга утраченных сказаний. Том I

«То сделали валар, вспомнив в сумерках о тьме в землях Арды; и ныне решили они принести свет в Средиземье, дабы сей свет помешал Мэлькору творить злодеяния».

В раннем повествовании весьма интересно также «теологическое» рассуждение о том, что, вступив в Мир, валар будут связаны с ним (с. 182 ), ср. Сильмариллион, с. 20:

«Но поставил им Илуватар условие, или потребовала того их любовь, дабы сила их отныне была связана и ограничена Миром и пребывала там вечно, пока мир не исполнится, и чтобы стали они жизнью мира, а он — их жизнью».

В нашем рассказе это условие явственно выражено как физическое ограничение: кроме Манвэ, Варды и сопутствовавших им духов, странствовать над Вильной не может никто из валар, хотя они и могут двигаться с огромной скоростью в более низких слоях воздуха.

Из абзаца на с. 178 , где сказано, что Улмо, несмотря на свою любовь к солосимпи и скорбь из-за резни, не гневался на нолдоли, ибо он «предвидел больше, нежели остальные боги и даже великий Манвэ», видно, что забота Улмо о судьбе изгнанных эльдар — играющая такую важную, хотя и загадочную роль в развитии повествования — присутствовала с самого начала; равно как и мысль Йаванны, выраженная в Сильмариллионе (с. 78):

«Даже для тех, чье могущество уступает лишь мощи Илуватара, есть нечто, что могут они создать однажды и только однажды. Свет Древ вызвала я к жизни, и в Эа я никогда боле не сотворю подобного».

Упоминание Йаванны о появлении Волшебного Солнца (за что вечером поднимают тосты в Домике Утраченной Игры, с. 17 и 65 ) намеренно выглядит здесь таинственным.

Позднейшие упоминания о том, как Лориэн и Вана тратили свет, без пользы изливая его на корни Древ, отсутствуют.

Что касается упоминаемых Линдо звезд (с. ~181–182~), то Морвиньон уже появлялся ранее, на с.~ 114~, где рассказывалось, что Варда обронила его, когда «с великой поспешностью возвращалась в Валинор», и что он горит «над западным краем мира»; о Морвиньоне (согласно словарю языка гномов и словарю квэнья это Арктур) в нашем сказании снова говорится, что он сияет, как ни странно, лишь на западном небе. Здесь также сказано, что, в то время как манир и сурули направляли некоторые звезды «причудливыми путями», другие звезды — включая Морвиньон и Ниэллуин — «пребывали там, где висели, и не двигались с места». Возможно ли это истолковать так, что в древних мифах эльфов рассказывается о времени, когда видимое постоянное движение всех небесных тел с востока на запад еще не началось? В мифологической космологии моего отца это движение так и не находит объяснения.

Ниэллуин («Лазурная Пчела») — это Сириус (в Сильмариллионе — Хэллуин), и эта звезда связана с легендой о Тэлимэктаре, сыне Тулкаса, хотя история о его превращении в созвездие Орион так и осталась нерассказанной (см. о Тэлумэхтаре– «Орионе» во Властелине Колец, Приложение Д, 1). Ниэллуин — это Ингиль, сын Ингвэ, который последовал за Тэлимэктаром «подобно огромной пчеле, несущей сияющий мед» (см. в Приложении статьи Ингиль и $telimektar*Тэлимэктар*).

Тому, что Солнце и Луна движутся с востока на запад (а не как-то иначе), здесь дается рациональное объяснение: они избегают юга из-за того, что там обитает Унгвэлиант. Этим, как кажется, Унгвэлиант придается большое значение, и отсюда следует, что у нее были обширные земли, подчиненные ее власти поглощать свет. Из сказания Воровство Мэлько и Затмение Валинора неясно, где находилось ее жилище. Сказано (с. 151 ), что Мэлько блуждал «по темным равнинам Эрумана, и на юге — дальше, чем кому-либо доводилось заходить, — он отыскал край глубочайшего мрака», где и обнаружил пещеру Унгвэлиант, и эта пещера под землей сообщалась с морем; и после уничтожения Древ Унгвэлиант «убирается на юг, через горы в свое жилище» (с. 154 ). По неопределенным линиям на маленькой карте (с. 81 ) невозможно судить, каковы были в то время очертания южных земель и морей.

По сравнению с завершающей частью нашего сказания, касающейся последнего плода Лаурэлин и последнего цветка Сильпиона, того, как из них сотворили Солнце и Луну и как их отправили в странствие (с. ~183–195~), Глава XI Сильмариллиона (составленная из двух версий, не слишком отличающихся друг от друга) чрезвычайно коротка. Несмотря на многие несовпадения, позднейшие версии выглядят местами почти как краткий пересказ раннего повествования, но часто трудно понять, обязаны ли мы сокращением ощущению отца (в котором он отдавал себе отчет, см. с. 174 ), что описания затянуты и занимают слишком большое место в общей структуре, или описания были укорочены из-за того, что в них содержались некоторые детали, впоследствии отвергнутые, или же для того, чтобы уменьшить крайнюю «вещественность» образов. Здесь ощущается даже некоторое упоение веществами, наделенными волшебными свойствами: золотом, серебром, хрусталем, стеклом и, более всего, — светом, мыслимым как текучее вещество, как роса или мед, как влага, в которой можно купаться и которую можно набирать в сосуды; этот момент почти полностью исчез из Сильмариллиона (и хотя, конечно, представление о свете как о жидкости — которая капает или льется, которую можно хранить и которую выпивает Унголиант — осталось существенным в концепции Древ, это представление в поздних версиях становится не столь осязаемым, а действия богов описаны не столь «физически»).

Как результат полноты и насыщенности рассказа происхождение Солнца и Луны из последнего плода и последнего цветка Древ выглядит менее таинственным, нежели в великолепном сжатом повествовании Сильмариллиона; но здесь также неоднократно подчеркивается огромность «Полуденного Плода» и упоминается об усилении жара и сияния Ладьи Солнца после того, как она отправилась в плаванье, так что не сразу приходит мысль о том, что если Солнце, ярко освещающее всю Землю, — всего лишь плод Лаурэлин, то в Валиноре в дни Древ должно было быть невыносимо жарко и светло. В раннем рассказе последние порождения умирающих Древ до крайности необычны и «огромны», плод Лаурэлин кажется чем-то сверхъестественным, чуть ли не зловещим; Солнце поразительно ярко и жарко даже для валар, которых охватывает благоговейный страх и тревога при мысли о том, что они создали (боги знали, что «сотворили нечто гораздо более великое, чем мнилось им сначала», с. 190 ); а гнев и недовольство некоторых валар пылающим солнечным светом усиливают ощущение того, что с последним плодом Лаурэлин высвободились внушающие страх ранее неведомые силы. Недовольство это сохранилось в Сильмариллионе (с. 100) в упоминании о «мольбах Лориэна и Эстэ, молвивших, что сон и покой изгнаны с Земли, а звезды сокрылись»; но в раннем сказании губительная мощь юного Солнца ощутимо передана выразительными образами знойного марева, дрожащего над деревьями в садах Лориэна, умолкших соловьев, увядших маков и поникших вечерних цветов.

В старой истории дается мифологическое объяснение фаз Луны (но не лунных затмений) и пятен на ее поверхности — в рассказе о том, как сломалась увядшая ветвь Сильпиона и Цветок Луны упал на Землю, — что находится в противоречии с данным в Сильмариллионе объяснением. В нашем повествовании плод Лаурэлин также упал на землю, когда Аулэ споткнулся, а Тулкас в одиночку не смог выдержать его вес: смысл этого эпизода не совсем ясен, но, как представляется, если бы Полуденный Плод не разбился, Аулэ бы не понял, как он устроен, и не смог бы измыслить Ладью Солнца.

В какой бы степени огромные различия между двумя версиями ни были результатом позднейшей сжатости изложения, существует значительное число противоречивых фактов, из которых я указываю только наиболее существенные, в добавление к тому, что уже было сказано о пятнах на Луне. Так, по Сильмариллиону Луна появилась первой «и была старшей из новых светил, подобно тому, как Тэльпэрион был старшим из Древ» (там же) — а в старом повествовании верно обратное, касательно как Древ, так и светил. Далее, в Сильмариллионе пути светил определяет Варда, изменяя их по просьбе Лориэна и Эстэ, в то время как здесь само недовольство Лориэна солнечным светом имеет своим следствием последнее цветение Сильпиона и создание Луны.

Роли валар также весьма различны на всем протяжении повествований; здесь большая важность придается поступкам Ваны и Лориэна, чьей привязанности к Солнцу и Луне, таким образом, дается более глубокое и ясное истолкование, чем впоследствии, — то же самое касается и Древ (см. с. 71 ); согласно Сильмариллиону Древа орошала слезами Ниэнна (с. 98 ). В Сильмариллионе Солнце и Луна двигаются ближе к Арде, чем «древние звезды» (с. 99), а здесь они двигаются на совершенно иных уровнях небесной тверди.