«Книга Всезнания»

— Точно, — подтвердил Савада-старший, всё подозрительнее глядя на сына. Тсуна слишком изменился, и это было заметно невооруженным глазом, однако изменения эти не были плохими — Ёмицу даже подумал, что теперь у Тсуны намного больше шансов стать достойным боссом, чем раньше… Вот только причина этого была всё так же неясна. Ведь даже постоянные игры в шахматы и учеба вместо развлечений не смогли бы настолько изменить само мышление наивного, абсолютно бесхитростного подростка. А теперь хитрости в нем было хоть отбавляй, равно как и расчетливости, и глава структуры, плотно занимавшейся разведкой, эти качества в сыне мгновенно распознал.

— А я дверь смазал… ну, в смысле, петли, — сменил тему Тсуна, теребя длинную ручку стоявшей на асфальте спортивной сумки. — Как ты учил. Правда, упал, когда верхнюю петлю смазывал, и немного масла пролил, но быстренько затер, так что мама не заметила.

Тсуна хихикнул, а Ёмицу протянул:

— Хитер, ничего не скажешь… Я обычно если что-то проливаю, мама застукивает за заметанием улик. У нее прямо-таки чутье на мои оплошности! Как умудрился избежать ее печальных вздохов и укоризненного взгляда?

— Да я просто пошел петли смазывать, когда она с детьми по магазинам отправилась. Будь она дома, наверняка бы застукала — это же мама! Она всегда знает, когда кто-то провинился, — выдал себя с потрохами так и не научившийся держать язык за зубами в любой ситуации, а также постоянно читать между строк Тсунаёши. Призрак за его спиной закатил глаза, но промолчал — Лие невыгодно было заставлять Хозяина Книги беспокоиться перед столь умным и хитрым человеком, как Савада Ёмицу.

— О, а это вариант! Как-то я о таком даже не подумал, — рассмеялся глава CEDEF, отметив про себя, что Тсуна даже в подобных мелочах начал просчитывать свои действия на ход вперед.

— Да ты дома вообще мало думаешь, — проворчал Тсунаёши, возмущенно покосившись на отца и сложив руки на груди. — Ты зачем маме говоришь, что нефть в Антарктике добываешь? Да еще и дома каску носишь в подтверждение своих слов! Она же явно не верит тебе! Точнее, я раньше думал, что она верит, и удивлялся, а тут заметил, что она всё время смотрит прогнозы погоды в Италии, а Антарктикой совсем не интересуется. Да и когда ты снова месяц назад отложил возвращение домой, она с соседкой пошла поболтать, и я случайно услышал, как она спрашивала, не происходит ли в Италии чего-то страшного, нет ли там каких военных конфликтов или чего-то в этом роде. У соседки нашей ведь в Риме сын живет, вот она и пошла узнавать информацию из первых рук. Так зачем ты такую ерунду рассказываешь, если мама и так в курсе того, чем ты занимаешься?

Ёмицу растерялся. Подобной атаки от сына, из которого обычно и пары слов было не вытянуть, он не ожидал. Но у Тсуны эти вопросы явно наболели, потому как он сверлил отца возмущенным взглядом, поджимал губы и отстукивал ногой какой-то ритм. Непонятный, нечеткий, не складывавшийся в мелодию, но явно несший в себе какой-то смысл, ведь это не было простое хаотичное притоптывание — в нем четко отслеживался ритм.

— Ну… наша мама — очень умная женщина, — попытался объяснить свою позицию Ёмицу. — Но скажи я ей, что работаю в мафии и у нас постоянно происходят вооруженные стычки, она бы места себе не находила. Потому я и говорю очевидные глупости, чтобы она знала, что я что-то скрываю, но думала, что я кто-то вроде… спецагента или военного на службе правительства. У них, вроде как, всё поспокойнее, чем у нас, потому как военных конфликтов только в последнее время много стало, а Италия так и вообще редко во что-то ввязывается. Не хочу ей врать, говоря, что я спецагент, но и правду сказать не могу, а то она будет думать, что у меня каждый день разборки с перестрелками. Потому выкручиваюсь, как могу.

— Ну и зря, — вздохнул Тсуна и печально покосился на Киоко, пытавшуюся доказать брату, что ехать надо в начале автобуса, а не в конце, чтобы не укачало. — Я тоже думал, что лучше им ничего не знать, а сейчас понял, что ошибался. Киоко-чан смотри какая счастливая оттого, что мы ее с собой взяли. Сказала, что даже просто готовить нам завтраки и поддерживать из штаба для нее будет счастьем. А то в неизвестности сидеть дома и слушать новости, боясь услышать знакомое имя, ей страшно. Мне кажется, маме тоже страшно, но она каждый день смотрит новости и ищет в интернете ссылки на чрезвычайные происшествия в Италии, я сам видел в журнале браузера. Так что ты ей только нервы изводишь. Я тут понял кое-что… Знания могут принести вред, но они не бывают лишними. И лучше знать что-то, чем не знать, даже если это знание опасно, раздражает или заставляет нервничать… Ну, мне так кажется. Так что я даже несмотря на возмущение старшего брата рассказываю Киоко-чан о проблемах, если они могут нам угрожать.

— Как-то я с такой стороны на этот вопрос не смотрел, — озадаченно пробормотал Ёмицу и, одернув рукава пиджака, беспечным тоном, не отражавшим и капли его настороженности, спросил: — Ты-то как до этого додумался? Я вот уже много лет в CEDEF, и не подумал, а ты сразу об этом задумался…

— Это Киоко-чан меня заставила призадуматься, — чуть покраснев, ответил Тсуна и снова просмотрел на девушку, наконец договорившуюся с братом о компромиссе — посадке в середину салона, и теперь поднимавшуюся по ступенькам. — Она меня первого сентября спросила, как мы умудрились заболеть, и я попытался выкрутиться, но она сразу сказала, что простая тренировка не могла так плачевно закончиться. И тогда я… Ну не хотел я ей врать. Потому рассказал правду. И знаешь… — Тсуна обернулся к отцу и улыбнулся. Смущенно, но очень счастливо. — Она ведь очень обрадовалась. Обрадовалась, что я не стал ни врать, ни скрытничать. Поблагодарила и попросила больше от нее ничего не скрывать, потому что очень переживает. Она мне потом даже объяснила, что всегда понимала, когда мы врали, и очень из-за этого нервничала. Вот тогда я и подумал, что мама тоже наверняка тебе не верит, и к ней присмотрелся. Может, не стоит больше обманывать их? Они ведь на нашей стороне, а «тыл должен быть укреплен», ну, в смысле, не только в шахматах надо своего короля защищать, а и в жизни пытаться сделать так, чтобы те, кто в тылу, были надежной опорой. Разве нет?

— Это-то ты откуда выкопал? — озадачился Ёмицу.

— А, ты же не знаешь! — всполошился Тсуна, отлично понимавший, что отец в курсе его новых увлечений. — Я в шахматы с Гокудерой постоянно играю, и мы пытаемся перенести их правила на жизнь. Ну… вроде как я подумал, что если уж мне не отвертеться от роли босса, то надо соответствовать — стать собой из десятилетнего будущего. Ну и мы с Гокудерой как-то решили сыграть в шахматы и поняли, что это отличный способ научиться думать. Вот с тех пор я всё время стараюсь, как он учил, переложить жизнь на шахматы. Это плохо?

— Нет, это хорошо, — улыбнулся Ёмицу, подумав, что что-то не так. — Тебе явно пошли эти занятия на пользу. Только…

— Что? — насторожился Тсуна, впрочем, не подав виду.

— Да как-то непривычно тебя таким видеть, — рассмеялся Савада-старший и почесал затылок. А карие глаза внимательно смотрели на будущего Вонголу Дечимо из-под полуопущенных век.

— А ты подольше домой не приезжай, — проворчал Тсуна и вдруг сказал совершенно обычную для себя вещь: — А вообще, не важно это всё, пошел я в автобус. Жарко тут… что ж тут так жарко-то?..

Тяжко вздохнув и подхватив поклажу, Тсуна, ворча, поплелся в автобус, а его отец остался стоять на опустевшей парковке, удивлено глядя сыну вслед. И смутное ощущение неправильности происходящего наконец сложилось в четко оформленную мысль. «Почему он разговорился? Обычно молчал в моем присутствии, а тут прочел мне лекцию, рассказал о своих занятиях, да еще и не стал скрывать привязанность к Сасагаве Киоко. Почему? И почему его объяснение всего произошедшего настолько логично и выверено? Словно это всё — заранее подготовленная речь. Он что-то скрывает. Что-то важное. Но что? О матери он явно заговорил спонтанно, а потом перевел разговор в нужное русло: к обсуждению шахмат и его новых увлечений. Откуда у Тсуны такие таланты к риторике? Без практики этого не достичь, а Гокудера Хаято — не тот человек, который мог его этому научить. Что происходит? Неужели Тсуна на самом деле слышит живущего в нашем доме призрака и говорит с ним, но считает, что это галлюцинация, и оттого всеми силами старается скрыть этот факт? Тогда я должен… нет, я обязан поговорить с сыном начистоту. Он должен знать, что не сошел с ума. И я должен понять, что это приведение внушает моему сыну. Только вот как это сделать? Он вряд ли попадется в ловушку и расскажет правду: теперь Тсуна сумеет выкрутиться. Что же делать?»

Вольфрам Фукс, находившийся в Книге и игравший с Ребеккой в го на память, довольно улыбнулся. Его план привел к тому самому результату, на который он и рассчитывал. Глава CEDEF решил, что на Тсуну влияет живущий в его доме призрак, а Тсуна считает себя сумасшедшим. И это была вторая по значимости победа после нахождения Савадой собственной цели, пришедшейся Фуксу по нраву. И теперь оставалось лишь завершить партию, для чего Тсуна должен был, следуя плану Вольфа, подтвердить догадки отца. Призрак рассчитывал, что первый разговор отца и сына произойдет в Италии, но Тсуне об этом не говорил, прорабатывая с ним варианты бесед с отцом, вернувшимся домой. И вот сейчас Тсуна, на самом деле упомянувший о матери на эмоциях, привел разговор к запланированной духом теме, заронив в голове отца подозрения. Финальным же штрихом должен был стать прямой вопрос Ёмицу о том, не видит ли Тсуна призраков, и утвердительный ответ на него после долгих «попыток увернуться от разговора». Вот только никто, даже Вольфрам, не мог предположить, что первая встреча отца и сына не даст им шанса на спокойную долгую беседу по душам. Ведь Книга Всезнания не знала будущего, и потому обстоятельства сложились совсем не так, как того хотелось бы Второму Стражу. Впрочем, разговор этот мог и подождать, а потому Фукс, уже знавший, что произошла слегка нарушившая его план неожиданность, был абсолютно спокоен. Ведь мелкие неприятности делают партию лишь интереснее…