Книга желаний

Вопросы множились в голове, но вклинится в монотонное бормотание вождя не представлялось возможным, тем более, что рассказ Великого Уа был еще не окончен, что-то подсказывало, что самое интересное впереди.

— Война грядет… опасная… не такая, как раньше, но гораздо, гораздо хуже… тогда воевали люди с людьми, теперь же воевать будут нелюди за право управлять человечеством. Самое смешное, что кто бы ни победил, люди проиграют. Они проиграли уже тогда, в прошлом, когда создали конкурентные виды. Людей не уничтожат, но очень быстро низведут до состояния скота. Ты не возмущаешься, да-ори?

— Зачем?

— Не знаю, тот, кто приходил до тебя, говорил о новом государстве, одинаково справедливом для всех. Предупреждал о войне и умолял пропустить его к Полигону, якобы для того, чтобы предотвратить кровопролитие. — Великий Уа вздохнул, отчего серая кожа всколыхнулась крупными складками. — Не поверил я. Не бывает справедливости для всех, а уж чтобы да-ори волновали человеческие проблемы… или кровопролитие… чушь. Полная чушь. Я не пропустил. Я сказал ему: "уходи", а он попытался убить. Глупо. Меня нельзя убить. Я живу, пока живет гора, а гора живет, пока я существую. Парадокс.

— И что с ним стало, с тем, который приходил до нас?

— Ничего. Он ушел. Ты и сама знаешь: это ведь он отправил вас сюда?

— Нет.

— Ложь? Непохоже. Я чувствую, когда врут. Ты говоришь правду, значит, тебе просто не сказали. Да-ори любят использовать других вслепую. Игроки. Тангры другие. Глупый организм, размножается и воюет для того, чтобы размножаться. Даже не знаю, кто из вас более неприятен. Но если люди и да-ори вместе идут куда-то, значит, война началась.

— Началась. — Подтвердил Морли. — Эти… с зеленой шкурой первыми напали.

— Всегда кто-то нападает первым, — философски заметил Великий Уа. — Иногда это даже сказывается на исходе войны, но не сейчас.

— Почему?

— Да-ори могут жить вместе с людьми. Тангры могут жить вместе с людьми, но ни тангры, ни да-ори не потерпят конкуренции. Экология: два вида, занимающих одну и ту же экологическую нишу никогда не уживутся вместе. Я устал от войн… я устал жить. Я могу пропустить вас к полигону, отдать Молот Тора, но что это изменит? Ничего. Поэтому уходите. Думать буду.

Пещеру нам отвели просторную, а главное, достаточно глубокую, чтобы укрыться от солнца. Впрочем, до рассвета было еще далеко, и я, сев на краю каменного козырька, любовалась городом. Ну и думала, заодно, правда, мысли были какие-то ленивые, и при этом норовили свернуть в совершенно не ту сторону.

Карл, наверное, прав, я чересчур недисциплинирована и эмоциональна… вместо того, чтобы попытаться узнать побольше о Молоте Тора, я считаю зеленые звездочки внизу.

— Не боишься? — Поинтересовался Рубеус. Он остановился у самого края провала, вроде бы рядом и вместе с тем в некотором отдалении.

— Чего?

— Упасть. Здесь глубоко.

— Наверное, — оценить на глаз глубину разлома не представлялось возможным, да и зачем. Следующий вопрос Рубеуса поставил меня в тупик.

— Может, пересядешь в более… безопасное место?

— Лучше уж ты присаживайся. Здесь красиво, почти как дома, только там огоньков нет.

— А что есть? — он присел, то ли для того, чтобы продемонстрировать отсутствие страха перед высотой, то ли просто, чтобы поговорить. Хотя, когда это он со мной разговаривал? И с чего вдруг такая любезность?

— Звезды. Много-много звезд. Луна. Небо всегда ясное и чистое, горы темно-синие, почти черные, а самые вершины, наоборот, белые.

Наверное, можно было рассказать про холодный снег, про тусклый, тяжелый лед, помнивший еще мир до катастрофы, про трещины, затянутые тонкой корочкой, обрывы, лавины… про пещеры и темные озера, никогда не знавшие солнечного света… про существ, обитающих в этой извечной тьме и известняковый жемчуг, отдаленно похожий на зеленые звезды охотников. Я многое могла бы рассказать, но почему-то молчала.

Огоньков внизу становилось меньше, а молчание затягивалось. Мой собеседник был смущен и даже несколько растерян, чего отродясь за ним не наблюдалось. Наконец, когда я почти решила уйти, Рубеус спросил.

— Скучаешь?

— Скучаю, — я действительно скучаю. Не по Орлиному гнезду, не по Карлу, а по тому миру, в котором я ощущала себя если не нужной, то хотя бы не лишней.

— Ты не хочешь со мной разговаривать?

— Не хочу.

Он кивнул, будто не ожидал другого ответа. А может, и вправду не ожидал. Вставать и уходить было лень, разговаривать тоже не хотелось, поэтому я продолжала сидеть, исподтишка рассматривая Рубеуса. Шрамы почти исчезли, а черты лица стали чуть жестче, резче, неприятнее. Коснуться бы, разгладить…

Господи, о чем я вообще думаю?

— Ты обиделась, — уверенно сказал Рубеус. — Тогда на мосту обиделась и сделала что-то, я перестал ощущать твое присутствие.

— Это называется экран.

— Да плевать, как это называется! Ты… ты не имела права так поступать.

Значит, я еще и виновата?

— А мне казалось, что ты только обрадуешься. Тебя ведь тяготила это связь? Ты же хочешь оставаться человеком, а тут я… мешаю жить, путаюсь под ногами, подсматриваю мысли, читаю эмоции да еще при всем этом нагло навязываю свое общество. — Наверное, не следовало разговаривать так, но мне было горько и обидно, хотя обида — чувство нефункциональное и нелогичное, а значит не следует обращать на него внимания и уж тем паче настолько поддаваться.

Рубеус не стал оправдываться, только тихо сказал:

— Извини.

Это его "извини" дорогого стоило. Но странное дело: обида, вместо того, чтобы исчезнуть, удовлетворившись извинением, вспыхнула с новой силой. Однако экран я все-таки убрала, по себе знаю, как плохо одному и в пустоте. Но Рубеус не спешил уходить. Что ему еще надо? Пусть убирается и Вальрика разговорами лечит, я уж как-нибудь обойдусь.

Одиночество — не так и страшно, если ты сидишь на каменном облаке, свесив ноги в пропасть, до краев наполненную сине-зелеными огоньками-звездами.

— Мне было пять лет, когда я впервые увидел вампира. Увидел так близко, как тебя сейчас. Повелитель после долгого перерыва наведался в деревню, чтобы выбрать тех, кому в последствии выпадет высокая честь прислуживать ему в замке. Вместе со слугами он отобрал два десятка детей, в число которых попал и я.

— Зачем? — Спрашивала я скорее для того, чтобы не оборвать беседу. Правило, запрещающее трогать человеческих детей, имеет одно исключение — Дат-Каор.

— Чтобы вырастить достойную дичь для вашей охоты. Ты же знаешь, что такое Дат-Каор? Сама должна была участвовать и не раз.