Князь Арнаут

— Но их великое множество... — начал кто-то, но старик перебил его. Казалось чудом, что такой немощный старец обладает столь сильным, столь зычным голосом:

— Их лишь горстка! По одному на десятерых из вас! Смотрите сами, если не видите!

И верно, на улице почти никого не осталось, все храмовники скрылись в домах и лишь время от времени кто-нибудь из них выходил наружу, выволакивая тюки добра, из которых прямо на землю падала дорогая посуда и прочая утварь, всё то, что граждане Аскалона, в спешке бросившие свои жилища, не успели утащить с собой. Больше никто на противоположном конце улицы не появлялся, получалось, что старик говорил правду.

— Братья! Правоверные! Идёмте же и убьём кафиров! — закричал кто-то. — Посмотрите, как грабят они, как делят богатства наших единоверцев, даже ещё и не победив нас, их защитников. Разве для этого великий визирь послал нас оборонять этот город, чтобы мы бежали, как трусливые овцы?! Возьмите же свои клинки и обратите гнев на осквернителей святынь!

Часть воинов сохранила оружие, другие подобрали то, что бросили, иным же не досталось ничего, кроме камня или палки, но и они последовали за товарищами. Несмотря на то что мусульман набралось не меньше трёх сотен и количество их всё время прибывало, а храмовников было лишь сорок, сражались рыцари храбро, без устали рубя в капусту своих врагов.

Однако численное превосходство язычников в сочетании с упорством в конечном счёте сделали своё дело — тамплиеры пали все до одного. Одним из последних погиб сам великий магистр ордена, Бернар де Тремелэ. Он умер, как и подобает настоящему рыцарю, в бою, чтобы предстать перед Господом с улыбкой праведника на устах.

Разя врагов и изрыгая в их адрес хулы и проклятия, храмовник не забывал и о магистре Госпиталя.

«Ну что, сир Раймунд?! Не удалось вам обойти тамплиеров?! Мы, только мы везде первые! Только мы! — мысленно повторял Бернар. — Только мы!»

В то же самое время седой старик с непокрытой головой плача шептал:

— О Аллах! Спасибо тебе! Спасибо тебе за то, что отомстил за сына моего, шорника Джамаля, и внука моего, юного Фарнака!

* * *

Трудно сказать, сколь широкое распространение получила в ту пору известная мудрость, согласно которой никогда не следует спешить делить шкуру неубитого медведя, и существовала ли она вообще, или, может быть, в Палестине для этих целей использовалась львиная шкура, только король очень разозлился на тамплиеров. Он совсем не скорбел при виде обнажённых тел сорока «мучеников за веру», выставленных приободрёнными горожанами на стенах для всеобщего обозрения в назидание франкам, а также в качестве корма для стервятников.

Король решил, что пора снимать осаду, однако патриарх и магистр Госпиталя, старый Раймунд дю Пюи, так страстно убеждали Бальдуэна и его баронов, что те устыдились своего малодушия. Осада возобновилась, а когда в один из жарких и солнечных августовских дней огромный камень, выпущенный из гигантского требюшэ, убил на месте сразу сорок защитников, нёсших к стене большую балку, терпение осаждённых иссякло. 22 августа 1153 года Аскалон наконец-то сдался на милость победителей.

Жителям разрешили в трёхдневный срок покинуть город с движимым имуществом. Сеньором Сирийской Невесты или Сирийской Девы (так называли Аскалон на Востоке) стал брат короля, граф Яффы Аморик. Главная мечеть превратилась в собор Святого Павла.

Взятие Аскалона стало, по сути дела, последним настоящим триумфом Иерусалимской короны. И достижения Бальдуэна меркли перед свершениями главного врага Утремера неутомимого Нур ед-Дина. Спустя менее чем через год после победы короля франков Звезда Ислама практически без боя ввёл свои войска в Дамаск [90] .

Нетрудно предположить, что, занятый всем этим, Нур ед-Дин совершенно забыл об Антиохии и её новом князе. Зато о нём вспомнил базилевс Мануил. Занятый войной с сельджуками и норманнами, он мог только выразить своё неудовольствие — как-никак следовало бы Констанс посоветоваться с сюзереном, прежде чем идти под венец с кем попало. В обмен на признание Ренольда князем Мануил потребовал от вассала военной помощи. Более того, он пообещал за неё щедрые денежные субсидии. Золото грифонов очень бы не помешало новоиспечённому князю Антиохии, поскольку они с супругой изрядно порастратились в связи со свадьбой.

90

Онур скончался в августе 1149 г. Сменивший его Муджир потерял доверие единоверцев, согласившись допустить в город франков-сборщиков налогов. Благодаря рвению иерусалимских мытарей даже и самые большие противники Нур ед-Дина задумались, а не лучше ли заменить слабого правителя сильным? Что и было ими с успехом проделано в конце апреля 1154 г.

Ренольд чуть не свалился с кресла... то есть, простите с трона, когда узнал, с кем надо воевать! Ему предлагали деньги за то, чтобы как следует всыпать беспокойному северному соседу!

Князь стал собираться в дорогу.

II

Торосу действительно не жилось спокойно. Он, ничего не зная про переговоры базилевса с новым правителем Антиохии и точно напрочь забыв прошлогодний урок, преподанный ему Ренольдом, вновь заявил о себе.

Ровно через год горцы вернулись. Пришли они несколько раньше, чем князь Антиохии смог собрать все силы. Однако ждать он не стал и выступил с теми, кто имелся в наличии. Его отряд из девяноста четырёх рыцарей и конных оруженосцев усилили две сотни пехоты и сорок восемь храмовников (рыцарей и конных сержанов) под командованием старого приятеля Ренольда, Вальтера.

Около Калат Баланка к ним присоединился и маленький гарнизон крепости под командованием её нового господина Ангеррана дю Клапьера — около двух десятков копейщиков, арбалетчиков и шестеро конных.

Соединённый корпус сил княжества направился к Александретте, в окрестностях которой вновь отметилась повышенная активность киликийцев. Силы последних, по разным оценкам, составляли от семисот до девятисот конных и около тысячи или полуторы пехоты. Таким образом, получалось, что войско Тороса превосходило дружину Ренольда и храмовников примерно в пять раз, превосходство в пехоте оказалось и того выше — от пяти до семи киликийцев на одного франка [91] .

Вечером четвёртого дня похода рыцари Вальтера, составлявшие авангард отряда, сообщили о том, что в нескольких милях впереди за холмом они заметили стоянку неприятеля.

91

Никто не знал точно, разведка, как мы уже говорили ранее, в те века у франков практически отсутствовала, они полностью полагались на свидетельства крестьян и просто случайных очевидцев, убегавших от творивших произвол захватчиков. А у страха, как известно, глаза велики.

Не обошлось без стычки. Часть тамплиеров атаковала небольшую группу всадников и пехоты противника, отправившуюся грабить близлежащую деревню. Так как атаковали рыцари неожиданно, то одержали полную победу, не потеряв ни одного человека убитыми или тяжело раненными. Храмовники полностью перебили киликийцев (никому даже и в голову не пришло захватить хоть одного живым, взять языка), а потом отобрали и поделили всю их добычу (не отдавать же обратно крестьянам?).

Другому отряду братьев Храма повезло меньше, рыцари столкнулись лоб в лоб со значительно превосходившими их численно всадниками Тороса и понесли потери. Правда, несмотря на то, что армяне оказались в явном большинстве, поле боя осталось за тамплиерами. Они преследовали убегавшего противника едва ли не до самого его лагеря и чувствовали себя победителями. Шум у их палаток не умолкал до глубокой ночи.

После столь удачного начала никто уже не сомневался в полном успехе экспедиции. Завтрашний день обещал стать днём славы оружия франков. Пока же князь дал команду раз бить лагерь, и воины, не спеша развернув шатры, начали разводить огонь и готовить пищу.

Стояла осень, и как латинянам, так и их противникам предстояла долгая и холодная ночь. Солдаты сытно поели и мало-помалу все, кроме дозорных, улеглись спать. Тех из рыцарей, кто командовал отрядами, князь собрал на совет в своём шатре. Главное во взаимоотношениях с вассалами — не задеть чьей-нибудь чести. Новоиспечённый сюзерен и сам недавно мог на многое пойти, чтобы поквитаться с любым, кто покушался на его права. Словом, надлежало дипломатией добиться от рыцарей единодушного согласия и принять план князя.