Князь мертвецов
Шрифт:
– С людьми?
– уточнил Митя - невинность с простодушием нынче правили бал.
– Великие Туата Де Даннан сражаться с Теми, Кто Приходить из Туман, и защищать Альвион, - сухо ответила мисс.
– Они говорить много разных языки. Нандорин, элькарин, аворин, тэлерин, фалатрин...
– начала перечислять мисс, загибая тоненькие пальчики и с каждым новым названием глаза ее разгорались все ярче, а на щеках вспыхнул восторженный румянец.
Зато у Ингвара вырвался тихий стон.
Мисс так и замерла с рукой, сжатой в кулачок... и рассмеялась:
– Ньет-ньет, ингвар, мы не учить их все, это быть немного слишком, -
– Только Ада кроме альвионски и немножко синдарин, согласиться учить еще и квенья, но это потому, что она хотеть сама быть учительница. Она относиться к языки Альвион так... прагматично!
– в голосе ее мелькнуло глубокое разочарование. Но мисс тут же встряхнулась и заулыбалась.
– А вы? Для чего вы хотеть учиться по-альвийски?
– Я не хотеть, - буркнул Ингвар и смутился - не подумала ли мисс, что он ее передразнивает.
– То есть, я хотел сказать, что я не хотел.
– Я плохо говорю и вас этим... заражать? Как болезнь?
– немедленно поняла причину его смущения мисс Джексон.
– Я могу учить вас по-французски. Я жить целых три года Франкия. Сразу как мой папа помогать мне убегать с Альвион перед дикая Охота, и потом немножко Бельгия, французский я знать гораздо лучше. Потом я еще год жить ваша родная Германия, Ингвар, но по-германски говорить не лучше, чем по-росски.
– Я в Германии никогда не был, я тут родился.
– насупился Ингвар.
– А сколько вы тут живете?
– вмешался Митя.
– Всего три года! Плохо еще говорить, да, - закивала мисс.
Любопытно... «Целых три года» и «всего три года». И знание почти всех альвийских языков.
– Я по-французски тоже... не очень. Читаю свободно, это да. А говорить... – Ингвар развел руками.
– Я инженерным делом интересуюсь: станки, автоматоны. А ваши альвы - они же ничего не конструируют, только выращивают!
– О, да вы есть еще больший практик, чем Ада!
– вскричала мисс.
– А вы знать, что на последний технический берлинский выставка быть представлен паровоз на ножках?
Физиономия Ингвара вытянулась от недоумения, да и сам Митя поглядел на альвионку озадаченно. Мисс Джексон нахмурилась и растопырила пальцы во все стороны:
– На таких много-много железный лапка с двух сторон. Такой паровоз может ходить без рельсы и даже забираться на гору. Изобретатель скопировать с жуков, на которых ездить Дамы и Господа Туат Да Даннан. А еще он мечтать про летательный аппарат как летающие жуки дикой Охоты! Бжжжж!
– она изобразила пальцами работу стрекозиных крыльев.
Движения у нее были на редкость выразительные.
– А разве они не на конях по облакам скачут?
– только и мог растерянно переспросить Ингвар.
Мисс Джексон посмотрела на него, как на дурака.
– Ингвар, извинить, но лошади не летают!
Поглядела на покрасневшего до корней волос Штольца и смягчилась:
– Если хотеть, я дать вам журнал, где написано про летающих жуков Высокие Лорды Альвион. Но он будет по-альвионски!
– она лукаво прищурилась. И тут же повернулась к Мите, милосердно давая смущенному Ингвару прийти в себя.
– А вы, Митя, зачем хотеть пользовать альвионски?
– Я и синдарин хочу. Когда я встречался с Высокими Лордами и Леди в гостиных Петербурга, они все прекрасно говорили по-росски. И очень удивлялись, если
им отвечали на их языке!На самом деле он не совсем встречался - скорее смотрел на этих самых Лордов и Леди со стороны. Но навсегда запомнил, как на прекрасном, точно светлая ночная греза, лице альвийского посла мелькнуло изумление, когда почти случайно оказавшийся в гостиной московский студент-юрист - кажется, Бальмонт была его фамилия - заговорил на синдарин! Тяжкий шок - будто стул вдруг заговорил. Но все лучше спокойного пренебрежения, с которым посол и его дочь смотрели на остальных - как на стулья обычные, не-говорящие. Конечно, с такой-то фамилией предки того студента наверняка происходили с самого Туманного Альвиона, но Митя и со своим происхождением не желал быть в чьих-то глазах навроде мебели.
– Хотеть быть дипломат? Восхитительно, но все равно немножко огорчительно! Ведь ни один из вас даже не вспомнить о прекрасный альвионский поэзия! – она обвела испытывающим взглядом своих учеников и требовательно вопросила. – Вы же читать альвионски поэты?
Митя кивнул: поэтов он, конечно же, читал - немного. А еще больше слышал – их постоянно цитировали в гостиных , все же, альвы - эталон поэтичности.
– Шекспир?
– неуверенно предположил Ингвар.
– «Гамлет, принц датский»!
– О! Вы выбирать один альвионский поэт, который не быть альв! Совсем как Томас Лермонт, предок ваш поэт Лермонтов! Но тот быть женат альвийская леди, а Шекспир, - она понизила голос, будто говоря совершеннейшую ересь, - о нем так мало есть известно. Я, конечно, не верить, но говорят... Совсем человек!
– Я тоже люблю «Гамлета», - поддержал Митя.
– Кто есть ваш любимый герой?
– Фортинбрас.
– не задумываясь, ответил Митя.
– Но его же почти нет пьеса, появляться самый конец!
– Он все время есть: то его боятся, что он войной пойдет, то послов шлют, чтоб его остановить, а он с невинным видом рассказывает, что собирает войско, чтобы напасть на Польшу! Из Норвегии! А заканчивается всё тем, что все члены датской королевской семьи перебили друг друга, а он с готовым войском вошел и без единого сражения взял корону. У меня даже сомнений нет, что за историей с отравлением и местью стоит Фортинбрас. Он просто стравил врагов между собой и воспользовался плодами!
– с явным удовлетворением сказал Митя.
Кажется, нынешнее занятие давалось мисс Джексон тяжело - ее пальцы заметно дрогнули, а потом она поглядела на Митю если не с испугом, то с откровенной настороженностью.
– Так он, наверное, альвом был! Или полукровкой.
Пальцы мисс дрогнули снова, она крепко переплела их и оперлась сцепленными в замок руками на край стола.
– Такое интриганство у них в чести.
– продолжал рассуждать Ингвар.
– А по-человечески если - подло как-то...
– Устроить сражение и вместо трех королевских трупов нарубить целую гору мертвых простолюдинов - благородно? Мне казалось, вы - за народ, Ингвар!
– съязвил Митя, неожиданно разозлившись. Поля сражений с изобилием мертвецов он и раньше не одобрял - грубо это и совершенно не эстетично. А после того, как ему пришлось пресловутую гору упокоивать, рубить и поднимать, стал не одобрять еще больше. Это оказалось и грубо, и не эстетично, и нервно, и пахло потом отвратно. Да и на душе как-то муторно было. Потом. В начале-то даже понравилось, отчего после стало муторно вдвойне.