Князь Рюрик

— Плохие отношения, — отвечал Синеус слабым голосом. Он машинально разглаживал восковыми пальцами худенькие колени и жалко улыбался. — Возненавидел меня Унжа с самого начала. Кормёжка вроде неплохая, но ни к каким делам не подпускает, от общения со своими людьми всячески оберегает. Живу один, как былинка в поле. Увези меня, брат, очень прошу. Погибну я здесь, как пить дать погибну.

— Хорошо, хорошо. Собирайся потихоньку, вместе со мной отправишься.

— И знаешь ещё что, — Синеус приблизился и стал горячо шептать в ухо Рюрика, — мне один хороший человек по большому секрету сообщил чрезвычайно важную весть, будто Унжа похвалялся в узком кругу своих единомышленников, что вконец изведёт меня, а моя хворость не что иное, как отравление…

— Что ты, что ты, брат! — испугался Рюрик. — Неужели правду ты мне сказал? Тогда назови мне этого человека… Я допрошу его хорошенько, тогда этого князя Унжу отправлю под суд, и ему не поздоровится…

— Ни в коем случае!.. Он здесь такую власть большую имеет, что и тебе до него не добраться! Нет, не затевай против него ничего, а позволь только мне уехать с тобой.

— Конечно, конечно. А пока будешь жить со мной, в одной комнате. Тебя будет охранять моя охрана.

Пир, устроенный Унжей в его честь, был не в радость Рюрику. Тяжёлое предчувствие сдавило грудь. Зачем он послал сюда кроткого, болезненного брата, в эту лесную глушь со своими дикими законами? Оставить надо было его возле себя, пусть помогал бы в мелких делах, сколько их одолевает его со всех сторон. Нет, власть проклятая, всё её мало, всё хочется раздвинуть пределы своего могущества шире и шире, подмять, придавить всех и вся, не считаясь ни с кем и ни с чем… И этот вождь племени весь хитрый, изворотливый, с плутовским взглядом светло-синих глаз, мелькает перед глазами, стараясь угодить ему, своему властителю… Разве можно было верить ему?

Через неделю пребывания в земле племени весь, когда заканчивался сбор дани и уже собирались в дорогу, проснулся Рюрик от какого-то толчка в сердце. Он некоторое время лежал, пытаясь сообразить, что произошло. Посмотрел в сторону кровати брата, и холодок пробежал по его телу. Синеус лежал лицом вверх, нос его странно заострился, и весь он стал похож на восковую фигуру. Ещё боясь поверить догадке, Рюрик медленно встал с постели и подошёл к нему, взял его руку. Она была холодной и безжизненной. И тут слёзы стали душить Рюрика. Он опустился на колени и, целуя ледяную ладонь брата, завыл:

— Прости меня, братишка родненький, прости меня. Это я тебя загубил…

Синеуса похоронили через три дня. Наблюдая, как его опускали в могилу, Рюрик думал о том, что вместе с братом он хоронит и своё намерение поставить во всех землях своих наместников. Видно, не удастся ему осуществить задуманное, не удастся скрепить государство в единое целое, как это произошло во Франкском государстве. Видно, должно пройти какое-то время, чтобы созрели условия и можно было потеснить власть племенных вождей [12] .

12

Это произошло при княгине Ольге.

В Ладоге Рюрик получил неожиданное известие: один из его обозов был захвачен и разграблен Вадимом. Это сообщили возчики, которых посадник отпустил с миром. Объявился-таки разбойник на большой дороге…

Вернувшись в Новгород, Рюрик послал на реку Волхов крупный отряд воинов под командованием Олега. Олег был зол на Вадима. Тому удалось дважды досадить ему: первый раз он разбил его войска под Ладогой, а второй — сумел ускользнуть из-под носа. Но в третий раз ему не удастся обвести его вокруг пальца. Он сожмёт бандитов в такое кольцо, из которого не позволит выскользнуть никому!

Прибыв в Ладогу, Олег, не медля ни одного дня, направил отряды в селения с таким расчётом, чтобы перекрыть людям Вадима все пути к бегству. А затем начал одновременное наступление, настойчиво приближаясь к логову лесных воинов. Сам ехал в передовых рядах, надеясь сразиться с самим посадником.

Вот сквозь деревья завиднелись землянки, издали похожие на небольшие заснеженные холмики; выдавали их только трубы, из которых поднимались к небу еле приметные дымки.

Олег дал команду, и конники ворвались в лагерь. Застигнутые врасплох, лесные воины пытались вскочить на коней, где-то вступили в сражение, но сопротивление было неорганизованное и беспорядочное, скоро все они были вырублены. Олег скакал из стороны в сторону, в запале задавал один и тот же вопрос:

— Где Вадим? Кто видел Вадима?

Наконец один из пленных махнул рукой в сторону леса:

— Туда убежал…

Олег припустил коня. Вскоре недалеко от лагеря заметил конские следы, погнал по ним. Скакал не” долго. Остановился. Между деревьями лежали трое зарубленных дружинников. Вадим снова исчез.

V

Сварун пришёл к Чуриле. Разговор шёл наедине.

— В ездовых у боярина работаешь?

— Зачем? Вчера пришли купцы, вернули долг. Собираюсь расплатиться с тобой.

— Не надо. Оставь себе. Вот тебе дощечка с твоим долгом. Сожги при мне.

Чурила повертел в руках переданную Сваруном дощечку с руническими письменами, подошёл к горящей печи и бросил в огонь. Снова сел напротив купца.

— Новое задание у меня для тебя, — сказал Сварун.

— Ни на какое задание я больше не пойду, — твёрдо ответил Чурила. — Хватит. Я расплатился с тобой, больше ничего не должен и ты меня не заставишь.

Сварун обжёг Чурилу колючим взглядом, сказал жёстко:

— Выполнишь каждое моё указание. Как скажу, так и сделаешь!

Лицо Чурилы стало красным, но он выдержал взгляд купца, проговорил упрямо:

— Никуда не пойду!

— Цыц! Замолчи! Ты у меня вот где! — и Сварун поводил перед его носом маленьким сухим кулачком. — Никуда не денешься! Понятно?

— Нет! Я свободный человек теперь и рисковать своей жизнью не намерен!

— Придётся.

Сварун откинулся на спинку стула, продолжал, язвительно поглядывая на ростовщика:

— Ты представляешь себе, что с тобой будет, если я сегодня же пойду к боярину Боеславу и подробно расскажу ему всю дорогу до прежнего лагеря Вадима и сообщу ему, от кого узнал про неё? Доживёшь ты после этого до завтрашнего дня? Думаю, и ты сам, и твоя семья будут вырезаны, а дом сожжён. Разве забыл, как поступают с теми, кто предаёт родичей?

По мере слов купца Чурила пригибался всё ниже и ниже к столу, по лицу его побежал обильный пот.

— Так что слушай и запоминай. Пойдёшь к боярину, захватишь какой-нибудь подарок для него. Поблагодаришь за помощь в трудное время, за выручку. А потом постарайся вывести разговор на Вадима, как ты ему сочувствуешь, ну и всё такое. Человек ты проверенный, надёжный. Думаю, он предложит тебе принять участие в помощи бывшему посаднику. А от тебя немногое требуется: помогать боярину, делать, что он попросит, и при этом хорошо запоминать, что будут говорить, и все сведения передавать мне. А я в долгу не останусь. Как расправимся с Вадимом и его приспешниками, обещаю тебе дать столько, сколько ты был должен мне — пятьдесят гривен. Сумма немалая, можно двадцать пять коней купить!

Чурила согласно кивал. Куда ему было деваться? Ведь он теперь со своей семьёй в руках этого невзрачного человечка, и не под силу ему вырваться из его цепких рук. Так и придётся, видно, до самой смерти служить ему верой и правдой. Впрочем, какая правда? Одно предательство нагромождается на другое…

Пошёл Чурила на другой день к Боеславу, прихватил с собой иноземное вино и чёрную икру, которые, как он знал, очень любил боярин. Но уже не так волновался, как в первый раз, поднаторел в обмане, навострился в коварстве.