Кобзарь: Стихотворения и поэмы

Слепая

Опомнись, дочь моя, Оксано! Ты все недоброе поешь; Пойдем в село: здесь страшно стало!

Оксана

Пойдем в село: здесь душно мне, Я босиком, как на огне, На розовом снегу танцую. Пойдем в село, переночуем. А кто нас пустит ночевать? Ведь люди, знаешь, нас боятся; Пойдем мы в лес волков ласкать; Ведь люди врут, что волки злые, Волки нас любят — право, так! А помнишь, ты мне говорила… Ах, нет… не то… постой, забыла! Я все забыла… Мой казак, Мой кареокий… Я любила, И он, казак, меня любил, И темной ночью он ходил В зеленый сад, где я гуляла. Ах, как там весело бывало! Как он, лаская, целовал, Какие речи он шептал! Ты так меня не целовала, Как он, мой милый, дорогой, Мой ненаглядный, мой сердечный! . . . . . . . . . . . . . . . . . Ты говорила, он не злой; А он, твой пан бесчеловечный, Твой пан-палач его убил За то, что я его любила, За то, что он меня любил. Злодей, в железа заковал. Об этом я не говорила С тобою даже. Он пропал… Пропал без вести, как пропала Моя девичая краса. А ты слыхала чудеса… Он в гайдамаках отаманом, И этот нож мне подарил. Он приходил…

Слепая

Пойдем скорее! Веди меня!

Оксана

Куда вести? В болото, в лес? Постой, постой! Я поведу тебя в село, Где все бурьяном поросло, Где вместо хат — кресты, могилы, Где поселился друг мой милый В светелке темной и сырой.

Слепая

Пойдем скорее. Бог с тобой! Перекрестися!

Оксана

Я крестилась, Я горько плакала, молилась, Но бог отверг мои кресты, Мои сердечные молитвы. Да, он отверг. А помнишь ты? Нет, ты не помнишь, ты забыла. А я так помню, ты учила Меня, малютку, кровь сосать Да «Отче наш» еще читать.

Слепая

Оксано, боже мой, молись, Ты страшно говоришь!

Оксана

Да, да. Я страшно говорю, так что же? Ты не боялася сидеть Осенней ночью у забора И просидела двадцать лет, — Пойдем опять туда сидеть. Пойдем же, мамо, будем петь, Пока народ не пробудился. И будем петь, как снарядился Казак с ордою воевать, И как покинул он дивчину, И как другую полюбил. Ведь это весело — покинуть В чужой далекой стороне Листок с любистка на огне.

(Поет тихо.)

«Плыви, плыви, лодочка, за Дунай; За Дунаем погуляю, молода, С казаками, молодцами мертвыми, С казаками-мертвецами». Чур меня! Чур меня! Чур меня! Пойдем скорее. Ах, постой! Я потеряла башмаки. А башмаки ведь дорогие, Да ноги жгли мне, все равно Мне их не жаль, и босиком Дойдем до гроба…

(Поет.)

«Полетела пташечка Через поле в гай, Уронила перышко На тихий Дунай. Плыви, плыви, перышко, Плыви за водой!..» [10] Я все молчала, все молчала, А он шептал и целовал. Сулил манисто с дукачами. Зачем ты не велела брать? Ведь им бы можно удавиться. А знаешь что? Пойдем к реке Купаться просто, и утонем, И будем щуками в воде. И пташкам воля в чистом поле, И пташкам весело летать; А мне так весело в неволе Девичью молодость терять. Я разве грешница какая? Отраву, что ли, я варю? Нет, я не грешница; ты знаешь, Всему я верила, всему! Но кто поверил моей вере? Теперь не то. Летит, летит! Нет, ты не вылетишь, проклятый. Я задушу тебя! Держите — Красный змий! Красный змий! Он рассыплется… Потом… Га! га! ги!..

10

По течению (укр.).

И, будто мщение живое, Она с распущенной косой, С ножом в руках, крича, летела И с визгом скрылася в огне. Вдруг крик пронзительный. Вздрогнула Слепая молча и, крестясь: «Аминь, аминь, аминь!» — шептала. И крик сменил протяжный гул, Стена упала, гул ревел И смолк в долине безучастной, Как в глубине души бесстрастной. Пожар, лютея, пламенел. Слепая, бедная, стояла В дыму и пыли снеговой, Она Оксаны дожидала И «со святыми упокой» Невольно с трепетом шептала. И не дождалася слепая Своей Оксаночки; ушла Из погорелого села, Псалом любимый напевая: «Кого, рыдая, призову я Делить тоску, печаль мою? В чужом краю кому, тоскуя, Родную песню пропою?»

[Петербург, 1842]

Гамалия Перевод Н. Асеева

^{101} «Ой, все нет и нет ни волны, ни ветра От матери-Украины; Там идут ли речи про поход на турок — Не слышно нам на чужбине. Ой, подуй, подуй, ветер, через море Да с казацкого поля, Высуши нам слезы, утоли печали, Облегчи неволю. Ой, взыграй, взыграй синевою, море, Колоти в борт волнами… Лишь мелькают шлыки^{102} — то плывут казаки К султану за нами. Ой, боже наш, боже, хоть и не за нами — неси ты их с Украины: Услышим про славу, казацкую славу, Услышим и свет покинем». Вот этак в Скутари казаки стонали, Стонали, бедняги, а слезы лились, Казацкие слезы тоску разжигали… Босфор задрожал — потому не привык К казацкому плачу: вскипел величавый И серую шкуру подернул, как бык, И дрожь пробежала далеко, далеко, И рев его к синему морю дошел, И море отгрянуло голос Босфора, В Лиман покатило и дальше в просторы, И в Днепр этот голос волной донесло. Загрохотал старик, вскипая, Аж ус от пены побелел: «Ты спишь? Ты слышишь? Сечь родная!» И Луг Великий^{103} загудел За Хортицею: «Слышу! Слышу!» И Днепр покрыли челноки, И так запели казаки: «У турчанки — высок терем, Богата светлица. Гей, гей! Море, бей! Выше скал волны взвей! — Едем веселиться! У турчанки-басурманки Дукаты в кармане. Не дукаты считать, Едем вас выручать, Братья христиане! У турчанки — янычары Со своим пашою… Гей, ги! Эй, враги! Свою жизнь береги — Мы смелы душою!» Плывут себе, поют они, А ветер крепчает… Впереди их Гамалия Дубом управляет.^{104} Гамалия, водяные Взыграли просторы. Ничего! И лодки скрылись. Одни волны-горы. Спит, дремлет в гареме в раю Византия, И дремлет Скутари. Босфор же не спит, Он, точно безумный, гнет волны крутые, Он сон их встревожить желает, кипит. «Не тебе, Босфору, вступать со мной в ссору! — Шумит ему море. — Я твою красу Песками закрою, коль дойдет до спору. Разве ты не видишь, каких я несу Посланцев к султану?…» Так море сказало. (Любило отважных чубатых славян.) Босфор усмирился. Турчанка дремала. Ленивый, в гареме дремал и султан. И только в Скутари очей не смыкают Казаки-бедняги. Чего они ждут? По-своему богу мольбы посылают, А волны на берег бегут и ревут.