Кодекс Агента. Том 2

Среди деликатесов расставлены фигурные тарелки из армянского лаваша с копченой уткой в яблочном соусе, с бараниной под клюквой и разнообразными закусками из морепродуктов, включая устрицы и креветки. На серебряных блюдах разложены сырные, колбасные и рыбные нарезки, а в широких приплюснутых вазах — изысканные фрукты и десерты.

Я мысленно прощаюсь с рельефным прессом, но мое внимание привлекает сцена, разыгрывающаяся в противоположном углу зала.

— Довыпендривался?! — зло спрашивает Цесаревич Апраксина. — Мне едва удалось спровадить Бестужева из дворца! Сколько раз просил тебя ни нажираться как сапожник! Неужели так трудно держать себя в руках?!

— Я был неправ, — отвечает Апраксин, понуро свесив голову — он старательно прячет глаза, чтобы Алексей не заметил плещущийся в них гнев.

— Неужели ты думаешь, что отделаешься извинениями? — Цесаревич качает головой с недоумением. — Ты чуть не испортил нам двухнедельный отдых! Если хочешь провести его под чутким надзором Бестужева — отжигай дальше, но имей в виду: мы просто спровадим тебя домой! К привычным оргиям в вашей высотке!

Апраксин молчит и все так же смотрит на мраморные плиты пола. Его виноватое лицо явно раздражает Цесаревича, и он сыплет угрозами, распаляясь все больше и больше.

— Я все понял, Алексей! — виновато произносит Апраксин и сокрушенно кивает.

Цесаревич молча гипнотизирует Олега еще с полминуты, а затем выражение его лица меняется. Венценосное чело разглаживается, губы расплываются в радушной улыбке, а взгляд обращается на нас.

— У нас в программе прекрасный завтрак с Крымским шампанским, дамы и господа!

— Теперь узнаю нашего Цесаревича, — шепчет мне Трубецкой с глумливой ухмылкой, — а то в последнее время он сам не свой!

— Алексей всегда командует? — спрашиваю я.

— С детства! — отвечает Трубецкой

Возможно, Цесаревича гнетет тяжесть его положения и постоянное нахождение под пристальным вниманием, и он пытается соответствовать ожиданиям. А меня воспринимает как чужака, как случайного попутчика в поезде, с которым можно сбросить маску и быть самим собой. В этом мне еще предстоит разобраться.

Столики на двоих в ресторанном зале невелики и расставлены довольно далеко друг от друга, что создает атмосферу уединения и приватности. Роскошное классическое оформление зала соответствует величественному стилю всего дворца. Я словно переместился в прошлое, где каждая деталь интерьера погружает в атмосферу элегантности и величия.

Я оглядываю свой наряд: белая футболка с изображением могучего бурого медведя в имперской короне, черные шорты до колен и спортивные кеды. Все остальные одеты примерно так же, даже наши красавицы и совершенно не чувствуют дискомфорта, хотя среди мрамора и позолоты мы выглядим как электрические лампочки в бронзовых канделябрах.

Не сговариваясь, мы с Трубецким занимаем один столик. Краем глаза я замечаю, что Наталья Романова следовала по направлению ко мне, но увидев плюхнувшегося напротив Андрея, сменила траекторию и составила компанию Елене Воронцовой.

Даже не знаю, с кем бы я предпочёл разделить трапезу, если бы у меня был выбор. Цесаревич присоединился к Нарышкиной, Юсуповы ожидаемо заняли общий столик, и только Апраксин уселся в углу вдалеке от всех.

— Хорошее начало дня! — заявляет Андрей, лучисто улыбаясь, и жестом подзывает официанта. — Думаю, что за это стоит выпить!

Официант склоняется над столиком и наполняет фужеры шампанским. Пить настроения нет: компания этих испорченных юношей и девушек мне не нравится, и предстоящие две недели отдыха представляются нескончаемой пыткой. Но я надеваю на лицо широкую искреннюю улыбку, киваю Андрею и беру в руки фужер.

— Наступило время для отдыха и развлечений! — кричит Андрей на весь зал. — Не будем же терять его понапрасну!

— За веселье! — кричу я алаверды, поднимая фужер.

— За приключения! — громогласно восклицает Цесаревич, привычно беря инициативу в свои руки.

Все вокруг шумят, звенят бокалами и пьют искрящееся шампанское. Надвигающаяся атмосфера праздника кажется приятной и невесомой, но меня тревожат мрачные предчувствия, которые не в силах развеять даже несколько бутылок Крымского.

ого.

Глава 15 Бой с Цесаревичем

Боевой модуль дополненной реальности в Александровском дворце той же модели, что и в высотке Фиолетового Рода. Огромный стеклянный цилиндр позволяет имитировать различные режимы боя, в том числе с использованием Силы без риска уничтожения соперника. Сражающихся защищают мощные артефакты, связанные с суперкомпьютером и учебными комплектами высокотехнологичной брони.

Идеальная система для убийства аристо, если поразмыслить. Любую случайную смерть можно списать на ошибку электроники или артефакторики, и ни один служака Тайного сыска или Тайной же канцелярии не докажет обратного.

Мы с Цесаревичем молча стоим друг перед другом в центре модуля. Снаружи собрались все наследники и наблюдают за нами через толстые бронированные стекла. Бестужев-младший и четверо гвардейцев в полном боевом облачении охраняют нас то ли от внешней угрозы, то ли от самих себя. Бестужев заметно нервничает и заставляет нервничать меня.

— Оставьте нас! — неожиданно приказывает Алексей, не отрывая пристального взгляда от моего лица.

Я невольно вспоминаю угрозу, высказанную Романовым в Особняке Воронцовых, и внимательно смотрю в темно-зеленые глаза.

— Алексей Николаевич, это грубое нарушение утвержденных протоколов безопасности! — возражает Бестужев. — Я не имею права…

— Оставьте! Нас! Наедине! — повторяет Наследник Престола, выделяя каждое слово, и обводит зрителей угрожающим взглядом.

Радужки Романова светятся двумя изумрудами, и все понимают, что это не просьба, а приказ. Приказ будущего Императора, уже прошедшего Инициацию и владеющего Силой. Первыми ретируются гвардейцы, наши приятели аристо нехотя следуют за ними, а Бестужев уходит последним. Словно капитан, покидающий подбитый корабль.

Спортзал пустеет, и на нас обрушивается абсолютная тишина. Взгляд Алексея обращается на меня, и я с удивлением фиксирую произошедшие с ним изменения. Радужки Цесаревича погасли, а носогубные складки разгладились, стерев с красивого лица властное выражение.

— У меня возникло предчувствие, что я проиграю, — произносит Цесаревич извиняющимся тоном. — А проигрывать тебе прилюдно я не готов…

— Наследнику Престола негоже покоряться презренным бастардам, — соглашаюсь я, разыгрывая обиду и формируя в душе Алексея легкое чувство вины. — Я бы на твоем месте поступил так же.