Кодекс Крови. Книга ХVIII
Шрифт:
В это же время вожак стал поглощать стаю, раздаваясь вширь, увеличиваясь в размерах и обретая едва ли не стальную шерсть, но во взгляде его оставалось всё меньше человеческого. Вокруг бушевал шторм безумия, вовлекая в пляску всё новых и новых членов стаи. А затем вожак слился с Михаилом…
Муж раскинул за спиной алые крылья и взмыл в воздух под купол защитной сферы. Зависнув на одном месте, он вдруг начал распадаться… Что-то подобное Ольга смогла ощутить на себе в момент окончательного перерождения и обретения крыльев. Но во что перерождался Михаил?
Даже не взирая на защитный барьер, ужас от происходящих перемен прочувствовали все. Даже Творец техносов отвлёкся от битвы с адамантиевым противником и резко сменил приоритеты. Он… попытался сбежать.
От
Она практически слышала, как Творец бился о двойную защиту и рычал не хуже дикого зверя:
— Сука! Ты решила переродить Безумие? Мало тебе Первородного Хаоса? Не-е-ет, я на такое не подписывался!
Кто переродился, куда и в кого, Ольга особо не понимала… Она просто цеплялась за остатки человечности мужа из последних сил.
Глава 27
Никогда не думал, что божественное безумие будет у меня ассоциироваться с волком. Видимо, это подарочек от Фенрира, зуб которого я добровольно вогнал себе в бедро для наказания Крысина на заре собственной жизни в новом мире.
М-да… казалось бы, простая мысль, а выходит, что кровь Занзара действительно научилась подчинять безумие ради защиты собственного рода. Из поколения в поколение сценарий повторялся, и даже меня в теле Михаила он не обошёл. Хоть у нас и не было доступа к амулету с родовым семенем, но мы всё равно воспользовались безумием для выживания рода. Не знаю почему, но мне от этой мысли стало спокойнее. Как будто безумие не было проклятием или наказанием, а было верным спутником, идущим по следу и всегда готовым оказать поддержку. Хм… интересно, а если Ольга стала Высшей, обуздав эмоции, то существовал ли Высший, обуздавший безумие? Если да, то он явно покровительствовал роду Занзара. К тому же, если воспринимать безумие не как часть себя, а отдельную личность или сущность, то с ней можно договориться и дать цель.
Чем я и занялся.
Семя божественного безумия, полученное от Вселенной, стало ядром для формирования сущности, и если ранее я хотел не дать той объединиться с осколками безумия моих предков, то сейчас напротив решил, что это неверная политика. С зубом Фенрира ведь вышло так же, я дал безумию цель, оно мне — ресурс для её достижения. Здесь же ситуация была ещё интересней, с меня была и цель, и ресурс… с него — услуга в нужный момент.
— Что бы ты ни было, но ты должно было видеть, по чьей вине мы оказались здесь.
— Будешь молить о помощи? Сделать всю грязную работу моими руками?
— Мне нужна не помощь, а услуга.
— Не вижу разницы.
— Помощь — деяние бескорыстное, услуга — оплачиваемое.
— И чем же ты можешь оплатить… мою услугу?
— Жизнью Творца… своей жизнью. Выбирай.
— Твоего ресурса не хватит, чтобы исполнить задуманное. Благотворительностью не занимаюсь.
— Я впитаю две сотни семян родового безумия. Они твои.
Сущность задумалась.
— Ты столько не выдержишь.
— Выдержу… есть ради чего…
— Не боишься, что я после утоплю твой мир в крови?
— Что-то мне подсказывает, что после всего какой-то вшивый мирок будет тебе неинтересен…
Сущность расхохоталась
— Тонко чувствуешь перспективу… Будет даже интересно посмотреть, во что мы сольёмся… Давай так, я готов не трогать твой мир, если ты сам этого не захочешь… Ломать всегда вкуснее.
Ломать… кто же знал, что ценой двух сотен кормёжек для божественного безумия станут мои воспоминания. Не все подряд… Не-е-ет! Безумие последовательно пожирало всё самое светлое и доброе, что было в моей жизни, любые жесты дружбы, преданности, любви, поддержки, уважения, оставляя после себя только боль, страх, ненависть, ярость и разочарование.
С каждой утратой волк рос, усиливался, мой же мир сужался до одной единственной точки, за пределами которой властвовали жажда мести и жажда крови. Настойчивый шёпот внушал мне, что вся моя жизнь — сплошная чернота.
Приют… ненависть, боль, унижение, бессилие… кровь, смерть… Обитель… боль, кровь, смерть… предательство… Лана… предательство,
жажда власти, ярость, отвращение… орденцы… ненависть, жажда мести… биологический отец… на сознание опустилась алая пелена, когда пришли воспоминания, как вырезали меня из живота матери…Я, казалось, совершенно потерял светлую нить памяти, рассеиваясь в пространстве, осыпаясь мельчайшими песчинками и становясь таким же перегноем, как до того был адамантий. Шёпот боевыми барабанами требовал отдать ему бразды правления для наказания всех обидчиков. Но я почему-то всё пытался удержать в фокусе одну единственную искру света, различить которую уже не представлялось возможным… Я просто откуда-то знал, что она есть. Если я потеряю её, то окончательно потеряю и себя.
Где-то глубоко под сердцем, там, где тело и душу отравляло безумие, всё ещё саднила кровная связь, не толще волоса. Но она была. Трепыхалась, не хуже паутины на ветру, царапая сознание неправильностью происходящего.
Словно отголоски шёпота сквозь бой боевых барабанов доносились обрывки фраз:
— … сын… дочь… семья… любим… верим… Обитель… братья… эрги… аспиды… не уходи… мы рядом…
Как только удалось сконцентрироваться на отдельных словах, искра вспыхнула ярче, добавляя к словам обрывки образов: ребёнок на руках… погребальный костёр… молитва… белый котёнок, свернувшийся на груди в языках пламени… но умильно лопающий малину на кухне и заедающий всё пирожными… копьё, торчащее из груди, и вампирша за рога сдергивающая меня с алтаря… та же вампирша, распятая на крестовине, а сильно до того дающая мне подзатыльники на болоте и кормящая своей кровью… комар с опалёнными крыльями, падающий в бездну… и дающий кольцо с собственной кровью… он же защищающий кого-то мне близкого и родного… азиатка с торчащей в животе стрелой, и она же, стоящая на коленях и читающая молитву под ударами драконов… девица со вспоротым животом и младенцем на пуповине… и умирающая на моих руках… она же, идущая за мной вслед в самое пекло против сорока тысяч врагов… дракон, умирающий в неволе, и он же, качающий на руках малютку… девица в шкурах, обнимающаяволчицу и собственной кровью латающая прорыв, чтобы до меня не добрались враги… огромная тварь на болоте, щупальцами кошмарящая людей, и милая осьминожка, плавающая в бассейне и брызгающая мне водой в лицо… блондинка, больше похожая на мумию без волос и ногтей… и та же девочка, сосредоточенно восстанавливающая мне магические каналы…
Вспышек было много… Часть образов явно навязывалась мне в попытках показать, что жизнь — дерьмо и править её нужно радикально, но в противовес кто-то подкидывал воспоминания иного толка. Но кто бы это ни был, искра разрасталась, освещая мрак и тьму мнимого одиночества. Меня и мои воспоминания заново собирали по кусочкам, не давая уйти в небытие ненависти и крови.
— Ты никогда не будешь один… — услышал я шёпот. — Ты отвоевал меня у смерти, я отвоюю тебя у безумия!
Связь налилась силой, а следом через неё хлынула волна всепоглощающей любви и преданности такой силы, что я физически ощутил, как отшатнулось безумие. Прояснение в сознании случайным образом совпало с рывком в мою сторону Творца техносов. Тот совершенно игнорировал адамантий и, выкрикивая на бегу что-то про перерождение, превратился бесформенную кляксу с множеством гибких лоз с пастями на концах. Теперь понятно, у кого адамантий подсмотрел эту форму. А я уж думал, что сам придумал… ан нет, всё придумано до нас.
Раздираться на куски больно, а раздираться на куски изнутри и снаружи — вдвойне. Аппетиты у Безумия были моё почтение. Выжрав воспоминания и не сломив меня, оно принялось за жизненную силу. Я же отчаянно сопротивлялся техносу для вида. Адамантий на полном серьёзе со своей стороны драл техноса, защищая меня… А Творец подбирался к сердцу… в момент, когда оно сделало последний удар в стальных тисках врага за пределами моей груди, я тихо прошептал:
— Фас!
Огромная сущность, вскормленная на безумии моих предков и на моих воспоминаниях, вцепилась волчьей пастью в Творца. Тому резко стало не до меня. У него начиналась битва с собственными демонами.