Кофе в бумажном стаканчике

Надя подошла поближе, ей показалось, что бабочки живые и присели на стене отдохнуть, зацепившись за полированное дерево мохнатыми лапками. Это было удивительное ощущение, будто после непередаваемо болезненных откровений вдруг открылось волшебное окно в иное измерение, яркое и красочное, наполненное солнцем и зеленью летней листвы. Сергей обнял ее сзади, крепко прижав к себе.

— Это монархи данаиды семейства нимфалид, единственные бабочки в мире, которые в течение нескольких поколений с завидным упорством мигрируют в горы Мексики, чтобы из гусеницы превратиться в бабочку и снова возвратиться обратно. Там находится настоящий рай для монархов. Никто до сих пор так и не разгадал их тайну. Сергей Львович любил повторять, что неосознанное стремление данаиды к этому месту также фантастично, как и чувство любви, — он поцеловал Надины волосы и зарылся в них лицом. — Я часто размышлял, зачем мне эта коллекция, я ведь не биолог. Наверное, старый учитель хотел этим мне показать, что кроме обыденных дел всегда есть что-то еще, о чем мы не знаем и даже не задумываемся.

Надя развернулась к нему лицом и глубоко вздохнула. Бабочки, старый учитель, комната с мансардными окнами, Сергей, тайно верящий в волшебство, — все это было настолько восхитительным, что оказалось невозможным сдержать чувств восторга. Ей трудно было даже предположить, что этот сдержанный с виду молодой мужчина так глубоко сентиментален и нежен душой. Как же мало она о нем еще знает!

Надя посмотрела ему в лицо, их глаза встретились.

— Ты необыкновенный. Я так рада, что ты снова нашелся!

— А я не терялся, даже не рассчитывай!

…Глубокой ночью, когда они, уставшие и удовлетворенные, лежали обнявшись в постели, Надя, лениво перебирая и рассматривая пальцы на его руке, задумчиво проговорила:

— Мои родители до сих пор любят друг друга. Я даже не знаю, как можно жить вместе по-другому. Неужели в твоей семье никто ни разу не был по-настоящему влюблен?

— Был. Моя прабабка, бабулина мать. Рассказать?

Она приподнялась на локте и с удивлением посмотрела ему в лицо.

— Конечно!

— Я плохо знаю подробности, бабуля говорила об этом всего один раз, и то неохотно. Я запомнил, что ее мать была из дворянской семьи. Ее, как и тебя, звали Надеждой, и у нее была сестра Вера. Во время революции все, кроме нее, погибли от тифа, а она, скрыв свое прошлое, пешком ушла из Москвы и поселилась работницей на дальнем хуторе, помогая хозяевам. Там и пережидала смутные времена. После войны вышла замуж за офицера советской армии. Перед войной его посадили как врага народа, сослали на север. Прабабка с маленьким ребенком уехала за ним в Архангельск. В сорок первом прадеда отправили в штрафбат, на смерть. Но он каким-то чудом выжил, вернулся с медалями. Умерли они спустя двадцать лет с разницей в два месяца.

— Потрясающая история! — Надя восхищенно вздохнула. — А какие они были, твои предки?

— Остались фотографии, — Сергей задумался, будто что-то вспомнил. — Кстати, был один случай, совсем недавно, когда мы с тобой гуляли в Алуште. Странный такой случай…

— Но я ничего странного не помню.

— Помнишь старичков, которые шли нам навстречу, когда мы поднимались к церкви? Они еще оба тебе очень тепло улыбнулись.

— Очень смутно. Ты меня тогда взял за руку, и я думала только о твоей руке. Помню, что они были очень аккуратные, симпатичные, какие-то светлые. Как с рождественской картинки. А что в них странного?

— Они один в один были похожи на моих прадеда и прабабку с фотографии в бабулиной спальне. Я тогда сильно испугался, но они на меня даже не посмотрели, а вот тебя зачем-то разглядывали. Я подумал тогда, что сильно устал и мне просто померещилось. Даже оглянулся им вслед — ничего особенного не случилось, не исчезли. Как шли, так и продолжали идти.

Надя очень осторожно спросила:

— Ты думаешь, что…

— Да, нет, Наденька, я не сумасшедший. Наверное, действительно показалось. Но самое удивительное в их истории другое — браслет.

— Какой браслет?

— Бабуле от матери достался неимоверно дорогой браслет с камнями. Я совершенно не понимаю, как моя прабабка смогла его сохранить во время революции. Думаю, что был какой-то тайник, который она сделала, покинув столицу. Уже совсем старые, они с прадедом и с моей бабулей ездили на тот хутор якобы проведать места юности. Во всяком случае, именно после этого началось строительство семейного особняка. А сейчас бабуля мечтает подарить этот браслет моей будущей жене как семейную реликвию. Она вбила себе в голову, что это оберег, символ любви и жизни.

— А ты его видел?

— Да, — он поморщился. — У меня вообще-то сложилось такое впечатление, что бабуля подбирает мне невесту под эту баснословно дорогую безделушку. Видимо, хочет, чтобы такое же состояние было и с другой стороны.

Надя отбросила одеяло, улеглась на него сверху, крепко сжала его виски ладошками.

— Забудь. Время семейных реликвий давно прошло, это их история, а не твоя. В конце концов, ты не обязан идти у них на поводу.

Он улыбнулся и лукаво прищурил глаза:

— Да, моя маленькая радость, ты права — совершенно не обязан. А вот поцеловать тебя я теперь просто обязан, — и, схватив ее в охапку, он перевернул ее на спину…

…Сергей и Надя оформили свои отношения ровно через неделю. В этот день Сергей взял выходной и приехал за ней к университету после первой пары. Напряженные, сосредоточенные, они направились в центр города выбирать обручальные кольца. Сергей терпеливо водил Надю по многочисленным ювелирным магазинам, расположенным в ряд на центральном проспекте, и спрашивал, что ей нравится. Девушка с показным равнодушием рассматривала витрины, пожимала плечами. Ей казалось, что дорогие кольца при таком поспешном браке лишние. Сергей снова и снова просил примерить ту или иную модель, пока Надя не задержала свой взгляд на паре колец, которые ей показались особенными. Сергей сразу их купил и с облегчением спрятал в карман. Надя притихла, понимая, что с этого момента уже все свершилось.

В полутемном, едва освещенном мерцающими лампами коридоре районного ЗАГСа было всего два кабинета. В одном выдавали свидетельства о смерти, возле него молча сидели озабоченные горем люди. В другом регистрировали брак, в этот кабинет очереди не было. Молодая пышнотелая женщина с русой косой, перекинутой через плечо, спросила, хотят ли брачующиеся церемонию, Сергей поспешно отказался. Женщина попросила расписаться в журнале, рассказала, когда нужно Наде поменять документы на новую фамилию и выдала им паспорта с записями на свежих фиолетовых штампах. Они надели друг другу кольца и неловко поцеловались. Самое серьезное событие в Надиной жизни произошло настолько обыденно, что она даже не успела понять, что чувствовала в этот момент. Но это было уже не важно. Отныне их тайный союз позволял принадлежать друг другу без остатка и сделаться первооткрывателями совершенно новых отношений. Это захватывало дух, опьяняло, заставляло Надино сердце замирать от предвкушения незнакомой взрослой жизни. И …немного бояться. Слишком много неизвестных было пока в их этих отношениях — от незнакомой пока семьи мужа до него самого, такого непредсказуемого, сложного, взрослого.

— Ну вот, теперь ты Неволина. Поехали к морю?

— Поехали.

Они с трудом выбрались из заполненного людьми и машинами города и направились в Алушту. Там они пообедали, долго гуляли по сонной набережной под сыпавшим с неба мелким дождем. Им было хорошо под одним зонтом. Морской ветер трепал Надины волосы, бросая в лицо мелкие капли. Сергей останавливался, целовал ее мокрое лицо, трогал губами ресницы, поправлял волосы, словно хотел удостовериться, что это она, его настоящая жена. Они снова, уже по традиции, пили кофе из бумажных стаканчиков на знакомом причале, который в этот дождливый декабрьский день оказался пустым. Потом спустились на пляж и долго стояли, обнявшись, у кромки моря, наблюдая за шумными пенящимися волнами. Наде представлялось, что они остались во всем мире совершенно одни, и ничто больше не угрожает ее светлому хрустальному счастью. Что бы ни случилось, муж обязательно ее защитит, иначе просто не может быть. Их любовь никогда не прекратится, как и любовь ее родителей, несмотря на все препятствия, возраст, проблемы, — потому что Сергей и есть тот самый единственный человек, которого она может любить. Больше никого и никогда. Эта убежденность на мокром от дождя пляже стала настолько сильной, что Надя еще больше сжала руки за его спиной и проговорила: