Когда боги смеются

–  Ты про эту рыжую толстуху говоришь?
– наконец уточнила она на всякий случай.

–  Ага, про нее.

Околович плотоядно улыбался, как кот перед миской с молоком. От этой его улыбки Светлану передернуло, когда-то он и на нее саму так смотрел, но тогда ей это нравилось, она чувствовала себя любимой и желанной. А теперь та же самая улыбка, адресованная другой женщине, показалась ей отвратительной.

–  Да что в ней хорошего, скажи на милость? Телеса из всех мест выпирают, майка какая-то дурацкая, сиськи наружу.

–  Много ты понимаешь, - фыркнул он.
– В ней есть изюминка. В ней есть стиль. Достоинство.

–  Сти-иль?
– презрительно переспросила Светлана.
– Изюминка? Да где ты их там рассмотрел? По-твоему, обтягивать майкой тело как бы сто пятидесятого размера, это стиль? По-твоему, носить ярко-синее к рыжим волосам - это изюминка? Ну извини, Володя, я была лучшего мнения о твоем вкусе.

Его глаза недобро прищурились. Он подтянул ноги и весь словно подобрался.

–  Ах, мы о вкусах заговорили? Тогда давай обсудим твой собственный вкус. Надевать черный парик и кривляться в нем под музыку - это что, хороший вкус? Выкрасить двух парней в ярких блондинов - это тоже хороший вкус? Они были нормальными парнями, а вы для своих выступлений делаете их женоподобными слюнтяями, чтобы не сказать хуже.

–  Но я же объясняла тебе. Володя, для чего это нужно, - терпеливо начала Светлана, которая совсем не ожидала, что безобидное, на ее взгляд, замечание о рыжеволосой спутнице милиционера с ресницами вызовет такое неудовольствие Околовича. Ссориться не хотелось, потому что после ссоры у него неизменно возникало желание выпить, а в конфликтной ситуации обычные ласковые уговоры и увещевания уже не помогали. Если Света не даст денег на выпивку, он может просто хлопнуть дверью и уехать к себе. А там уж у него точно есть, что налить.

–  Да, ты мне объясняла, но всем твоим объяснениям грош цена, потому что они совершенно бредовые!
– Он снова начал повышать голос.
– Я помню очень хорошо, что ты мне говорила. Дескать, вы хотите продемонстрировать, что даже женщина-вамп может заинтересоваться робкими и юными мальчиками, что у нежных и застенчивых мальчиков есть шанс обратить на себя внимание роковой страстной красавицы. Потому что дело не в статусе, а в зове пола. Так? Я правильно излагаю?

–  Правильно, Володя, мы именно этого как бы хотим, - примирительно подтвердила Света, все еще не понимая, отчего он так злится.

–  Так для этого надо быть настоящими большими артистами, а не самоделкиными, как ты и твоя банда крашеных блондинов. Только настоящему артисту под силу показать все это, не скатываясь в пошлость и откровенную похабщину. А у вас получается именно похабщина, которая больше похожа на грязный солдатский анекдот. К искусству это не имеет ни малейшего отношения.

–  Но людям нравится, - осторожно возразила она.
– Они ходят на наши выступления, значит, им это как бы нравится. У нашей группы даже фанаты есть, то есть те, которым мы не просто правимся, а которые нас как бы обожают. А для артиста важно, чтобы публика его любила, ты ведь сам меня этому учил. помнишь?

–  Для артиста?

Околович вскочил с диванчика и заметался по комнате, что было верным признаком нарастающей непреодолимой потребности выпить. Светлана внутренне сжалась, представляя себе, что последует потом. В таком состоянии Володя не следил за словами и мог говорить ужасные вещи, в которых потом раскаивался и которые глубоко обижали Светлану.

–  Ты сказала - для артиста?
– продолжал он кричать.
– Ты что, артисткой себя возомнила? Да кто ты такая? Ты - полная бездарность, ты же ничего не умеешь, ничего не можешь, только задом крутить да подвывать слабеньким голоском, изображая имитацию полового акта под музыку. Вот и весь твой артистизм! Вот в этом весь твой вкус! Вернее, его отсутствие.

–  Зачем ты так, Володя, я же стараюсь, я деньги зарабатываю. Я согласна, то, что мы как бы делаем, это не гениально, но на это есть как бы спрос, и это позволяет заработать на кусок хлеба. Между прочим, и для тебя тоже.

Ей не нужно было этого говорить, но обида была такой острой, что Светлана не уследила за собой. Господи, целый день таскать его буквально на себе по всему городу, то в кино, то на выставку (которая самой Светлане сто лет не была нужна), то в ресторан обедать, то просто бесцельно гулять по улицам, и разговаривать. разговаривать без конца, повторяя одно и то же, пережевывая одни и те же мысли, до онемения языка. И после всего этого выслушивать такое! Разве она заслужила эти слова? Разве не достойна она хотя бы капли благодарности за все, что делает для него? Конечно, она колотится изо всех сил, чтобы дать Володе возможность подняться и снова встать на ноги, а вовсе не для того, чтобы он испытывал к ней благодарность, но разве она не вправе рассчитывать хотя бы на подобие человеческого отношения к себе?

Светлана не сдержалась и сказала лишнее, и расплата последовала немедленно.

–  Попрекаешь?
– медленно спросил Околович, подходя к ней вплотную. Светлана явственно уловила исходящий от него смешанный запах пота, нездорового желудка и коньячного перегара, но даже не поморщилась. Она любила его всего, целиком, со всеми его сомнительными привычками и далеко не всегда приятными запахами, характерными для одинокого сильно пьющего мужчины. Он был для нее лучше всех на свете.

–  Извини, Володенька, я не хотела ничего такого сказать, - Светлана отступила на шаг, но он продолжал надвигаться на нее.
– Я просто ляпнула, не подумав. Ну не сердись, миленький, ты же знаешь, я все для тебя сделаю, я все отдам, только бы тебе было хорошо...

Она не успела договорить, мощная пощечина отбросила ее легкое тело к противоположной стене. Светлана даже не удивилась, такое уже бывало. Единственное, о чем она подумала в этот момент, так это о завтрашнем выступлении. Только бы не осталось такого безобразного синяка, как в прошлый раз.

Не сводя глаз с Околовича, она осторожно поднялась, опираясь спиной о стену, и побрела на кухню, где в морозильной камере холодильника всегда стоял лед. Не только для напитков во время вечеринок, но и для подобных случаев. Выковырнув кубик льда, Светлана пошла в ванную и, склонившись над раковиной, принялась аккуратно водить им по лицу. Растаявшая вода капала в раковину, смешиваясь с текущими по щекам слезами. Оглушенная болью и обидой, она не услышала, как к ванной подошел Володя.

–  И вот еще что, - сказал он уже вполне спокойно.
– Чтобы закончить обсуждение твоего артистического дарования, я скажу тебе одну вещь. Ты узнала кого-то на тех снимках, которые принесли люди из милиции. Мне это было видно совершенно отчетливо. И у тебя не нашлось даже малой капли артистизма, чтобы это скрыть. Ты покраснела и заметалась, у тебя дрожал голос и тряслись руки. И тебя спасло только то, что люди из милиции оказались недостаточно внимательными. Ты - полная бездарность, и с твоей стороны было бы грубейшей ошибкой думать иначе. Ты годишься только на то, чтобы зарабатывать деньги, на которые могут существовать настоящие артисты. А теперь дай мне кошелек и ключи, мне нужно выпить.

Светлана даже не нашла в себе сил повернуться, она слушала Околовича, глядя на него в зеркало, висящее над раковиной. Внезапно она поняла, что у нее больше нет сил. Последние слова Владимира ее просто доконали. Хочет выпить? Черт с ним, пусть пьет.

–  Денег не дам, - с трудом разжимая губы, ответила она, так и не повернувшись.

–  Тогда открой дверь, я поеду к себе.

Она швырнула в раковину нерастаявший кусочек льда, вышла из ванной, достала ключи, отперла дверь.

–  Уходи.