Когда цветут камни

С той минуты, когда штурмовые отряды прорвались к аэродрому, Максим начал вдалбливать немцам, что они лишены возможности разрешать самолетам взлет и посадки на этом аэродроме. Такую свою волю он продиктовал огнем оружия. Неизвестно, поняла ли это аэродромная прислуга, но факт оставался фактом: хозяином аэродрома были уже не немцы. Обязанность коменданта аэродрома Максим пока возложил на себя. Правда, через два часа такая самоуверенность показалась ему смешной, потому что он еле-еле удержался на южной границе аэродрома.

В полночь фашистские пулеметчики неожиданно открыли бешеный огонь. Кое-где аэродромные команды пытались подняться в контратаку. Делали они это с одной целью — отвлечь внимание русских от посадочных площадок. Максим сразу же разгадал их замысел и не дал противнику обмануть себя. Штурмовые отряды полка, отразив контратаки, продолжали держать под огнем бетонированные полосы.

Вдруг последовал тревожный сигнал по радио, затем — звонок начальника штаба.

— Корюков!.. Ты обманул командира дивизии: никаких твоих отрядов у аэродрома нет, колонна главных сил дивизии с танками попала под фланговый огонь противника и несет большие потери. Являйся сейчас же к командиру дивизии.

— Не могу, — ответил Максим.

— Почему?

— Несу комендантскую службу на аэродроме Темпельгоф.

— Прекрати глупые шутки.

— Прошу проверить. Даю серию красных ракет…

— Вижу… Тогда принимай меры, иначе будешь головой отвечать.

И Максиму пришлось развернуть почти весь полк фронтом в другую сторону и вести наступление навстречу двигающимся сюда танкам и колонне главных сил дивизии. Но сам он с небольшой группой пулеметчиков остался на месте, не спуская глаз с ангаров.

И пока за его спиной шла схватка с контратакующим гарнизоном немцев, которые перехватили путь к аэродрому, обстановка усложнилась. Справа и слева стали наседать автоматчики. Пришлось «самозваному коменданту» взять в руки гранаты и бросаться вместе с ординарцем и связистами в контратаку то вправо, то влево. А тем временем аэродромная прислуга обнаглела: на стартовых площадках замелькали огни карманных фонарей, забегали аэропортовские чиновники; Максим ждал, что вот-вот из подземного ангара, где стоял самолет Гитлера, вырвется луч прожектора, осветит взлетную полосу — и тогда ищи канцлера третьего рейха где-нибудь в горах Испании или на южноамериканском побережье…

На счастье, удалось связаться по радио с полком штурмовиков, которые взаимодействовали с отрядами Корюкова с самого начала боев за Берлин.

— Пошлите хоть девятку, накройте чрезвычайно важный объект… — Максим назвал координаты.

— Ночь, темно, укажите ракетами направление атаки, цель…

— Подымайтесь, покажу.

Но кого послать? Под рукой оказался Леня Прудников, которого командир отряда послал доложить, что первый штурмовой отряд соединился с головой колонны наших танков и скоро эти танки будут здесь.

— Вот что, Прудников, бери ракетницу, ракеты и получай задачу…

Леня внимательно выслушал командира полка и нырнул в темноту.

Слева аэродром огибала неглубокая выемка. Еще вечером Леня заметил, что в выемке проложено железнодорожное полотно; оно может вывести его поближе к ангарам. Прыгнув в выемку, он стал ползти между рельсами, плотно прижимаясь к шпалам. Руки у него были заняты: в правой автомат, в левой ракетница. Предстояло пробраться к стрелочному посту и оттуда взбежать на холмик, что чуть правее разрушенного моста. Там он должен занять выгодную позицию для наблюдения за аэродромом и, когда в воздухе появится девятка штурмовиков, красной ракетой указать летчикам направление атаки.

Время летело с бешеной скоростью. Едва успел Леня перебраться через развалины взорванного моста, как забрезжил рассвет. Весенняя ночь коротка: не успеешь смежить веки, а уже свет бьет в зрачки.

Но вот перед Леней Прудниковым открылось широкое, овальной формы поле. Пальба, взрывы; над взлетными бетонированными площадками плавно покачивался слой дыма. Кое-где курились свежие воронки от снарядов. И где-то здесь стоит самолет Гитлера, которому нельзя позволить уйти. Мысленно Леня торопил задержавшихся где-то летчиков штурмового полка.

Наконец над самой головой загудели моторы. Советские штурмовики шли к аэродрому так низко, что немецкие зенитчики не могли открыть по ним огонь. Леня едва успел указать им ракетой направление атаки. Но что такое?.. Штурмовики пошли на посадку прямо в центр поля! «Они, вероятно, считают, что мы уже захватили аэродром, и потому так смело приземляются», — встревожился Леня и, не отдавая себе отчета, закричал:

— Погодите! Там фашисты!..

И в эту же минуту на аэродром выскочили танки. Они понеслись вдоль бетонированных взлетных полос на такой скорости, что казалось, собираются взмыть в воздух. Девятка краснозвездных штурмовиков, приземлившись и стремительно подрулив почти вплотную к ангарам, вступила в наземный бой; экипажи открыли огонь из всех пулеметов и пушек по крышам, где засели фашистские пулеметчики.

Леня поднялся во весь рост. У него еще осталось несколько ракет. Что же делать с ними? Кругом творилось что-то непонятное. Такого боя ему не доводилось видеть даже в кино.

Неожиданно за его спиной послышались выкрики:

— Капелька, черт, куда прешь?! Внимание! Приготовить гранаты!.. Вперед!..

Леня оглянулся. Мимо него с автоматом на груди и с двумя гранатами в одной руке пронесся Каплин, бывший штрафник, награжденный вчера медалью «За отвагу». В зубах у него самокрутка, ноздри расширены, дышит яростно. Сильный и проворный, как тигр. За ним несколько автоматчиков. Это штурмовые группы полка уже успели подтянуться и ринулись в атаку на ангары слева. Леня чуть замешкался, затем что есть силы бросился вперед и, догнав разгоряченного боем Каплина, повел за собой автоматчиков: ведь он заранее высмотрел самый короткий путь к воротам подземных ангаров.

2

Фрау Винтер появилась в подземной штаб-квартире Гитлера как раз в то время, когда здесь собрались почти все преданные фюреру помощники. Майору Зейдлицу, дежурившему в приемной, не нравился их понурый вид. (Они, вероятно, чувствовали, что Гитлер собирается обратиться к ним с прощальной речью). Но вот появилась Винтер, высокая, статная, в офицерском мундире, и все будто оживились при трагической вести, которую она принесла с аэродрома Темпельгоф, — русские уже там, идет бой.

Задержавшись на секунду у стола дежурного адъютанта, чтобы посмотреться в зеркало и поправить прическу, Винтер прошла в кабинет.

И снова в приемной смолкли разговоры: начался очередной артиллерийский обстрел. Вот уже третьи сутки русские обстреливают тяжелыми снарядами весь квартал, помеченный на карте цифрой «153». На сей раз толчки рвущихся снарядов ощущались даже здесь, в этом глубоком подземелье имперской канцелярии. Железобетонный потолок гудел и вибрировал, словно крышка гроба, в которую уже забивают гвозди. «Это тяжелые снаряды «катюш» рвутся во дворе имперской канцелярии», — сообразил Зейдлиц. Он держал себя в руках и не поднял глаз к потолку. Бывая на фронте, Зейдлиц слышал музыку русской «катюши», но в прочности перекрытия подземелья, которое строилось под его наблюдением, не сомневался.