Когда лопата у могильщика ржавеет

Тыльная сторона столешницы всегда темнее верхней, и этот стол не стал исключением. Я не сообразила захватить с собой фонарик, но это не помеха. В конце концов, кухня – это склад инструментов, и в ее ящиках и шкафах обычно полно всего.

Я встала на ноги. Решение обнаружилось в третьем ящике: набор посеребренных ложек. Я выбрала самую яркую, потерла ее о свою юбку и вернулась под стол. Нацелив ручку ложки на ближайший квадрат света на полу, я поворачивала мой импровизированный фонарик, пока он не отбросил луч света на тыльную сторону столешницы.

Я провела пальцем по грубым деревянным доскам. Они были слегка влажными – не сухая, как лист поверхность, какую ожидаешь найти в старой деревенской кухне. Я поднесла палец к носу. Запах хлорки ни с чем не спутаешь. Кто-то здесь прибрался. И совсем недавно.

Я выбралась из-под стола и перевернула стул.

Ага!

Я нашла недостающее: не частички непереваренной говядины, как в случае с призраком Марли [15] , но следы непереваренных грибов. Я поскребла их ногтем.

15

Флавия имеет в виду Джейкоба Марли – персонажа «Рождественской песни в прозе» Чарльза Диккенса. Призрак Марли, бывший партнер Скруджа, скитался по земле в попытке искупить свои грехи.

Временами я благодарна судьбе за то, что перестала грызть ногти, и это тот самый случай. Остатки присохли, но не до такой степени, чтобы не подлежать анализу. Пока я отдирала их, мое внимание привлекла вспышка света: почти незаметная, но явно не воображаемая. Как будто где-то вдалеке мигнул маяк, замеченный вахтой на корабле.

Быстрый рывок к ящику со столовыми приборами – и вторая ложка для супа у меня в руке. Это будет непросто: с помощью первой ложки я сфокусировала солнечный свет на остатках грибов, а вторую ложку я перевернула, чтобы ее тыльной стороной отразить это что-то.

Я чувствовала себя девочкой с десятью большими пальцами из волшебной сказки, но, клянусь подвязкой королевы, у меня получилось!

Как я подозревала, отблеск света оказался кристаллом: крошечным, но тем не менее. Скорее бы вернуться домой и изучить его под мощным микроскопом Ляйца.

Чтобы быть хорошим химиком, требуются острое зрение и крепкий желудок, и у меня есть и то, и другое. Должна заметить, если я еще этого не сделала, что, хотя у меня есть пара очков для чтения в черной оправе, на самом деле мне они не нужны. Их всучил моему отцу недобросовестный офтальмолог в темной лавчонке рядом с Ковент-Гарден, и я надеваю их, только когда мне нужно вызвать сочувствие и у меня мало времени.

На секунду я думала, не похитить ли одну из этих ложек и не сделать ли на ней гравировку: «Необходимость – мать изобретательности». Прекрасный сувенир на память об этом необычном деле.

Но как же доставить содержимое желудка покойника в Букшоу? Нужно что-то мягкое, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение. Что-то, что защитит от воздуха и пересыхания.

Озарение снизошло на меня, как ангелы науки с небес.

Я отвернула накрахмаленный плоский белый воротничок, который меня заставила надеть миссис Мюллет, нанесла остатки завтрака майора Грейли на изнанку и аккуратно вернула его на место. Никто не найдет здесь смертельный образец.

Внезапно свет заслонила какая-то тень. Кто-то прошел мимо окна? Вместо того чтобы упасть на пол или прижаться к стене, я замерла на месте, словно пойманный ястребом кролик. Любое движение, даже самое незаметное, может привлечь внимание.

Разве полицейских не учат не ходить под окнами? Я думала, им это вбивают в головы начиная с первого дня в полицейском колледже.

Я не осмеливалась даже переместить взгляд.

– Ты поймана, черт тебя возьми! – рявкнул хриплый голос прямо мне в ухо, и меня грубо схватили за локоть. Сердце ушло в пятки.

Я резко повернулась и обнаружила себя нос к носу с Ундиной.

– Я следила за тобой, – радостно объявила она, не дожидаясь, пока я начну отрывать у нее конечности.

– Что ты здесь делаешь? – прошипела я, опасаясь говорить громче.

– Вторгаюсь на чужую территорию, – сказала она. – Как и ты. Давай продолжим.

В моей голове пронеслись разные мысли – и ни одной доброй.

– Иди встань у входной двери. Найди окно. Сделай так, чтобы тебя никто не заметил. Крикни, если кто-то появится.

– Да, о великая! Благодарствую, о великая! – сказала Ундина, падая на колени и молитвенно складывая ладони.

Я вышла из комнаты, предоставив ее вариться в собственной глупости.

По темному коридору я вышла в переднюю часть дома. Пользуясь своим собственным советом, я выглянула сквозь занавески того, что я приняла за гостиную и откуда было хорошо видно калитку.

В поле зрения никого.

Я медленно повернулась, рассматривая помещение.

По сравнению со светлой кухней, маленькая мрачная гостиная казалась темницей. Стены оклеены унылыми обоями цвета кожи молодого человека, точно описанной Гилбертом и Салливаном:

Юноша этот бледен и худ, Хоть долговяз он, но слабая грудь, По галерее плетется Гросновер, Юноша бедный почти уже помер! [16]

На стенах висели многочисленные картины маслом, изображающие лошадей и гончих на фоне мрачных сумерек. В темноте прятался маленький темный ветхий стол.

Главное место в комнате занимал огромный кожаный диван-честерфильд серо-желтого цвета, напомнившего мне о некоторых любопытных видах грибов. Без сомнения, родом из какого-то богемного джентльменского клуба на Пэлл-Мэлл и предназначенный скорее для зала заседаний, чем для частного дома. Интересно, как такой огромный предмет меблировки оказался в Бишоп-Лейси? Он крупнее любого предмета в Букшоу.

16

Цитата из комической оперы «Терпение, или Невеста Банторна», музыка Артура Салливана на либретто У. Ш. Гилберта.

Я потрогала эту штуку. Поверхность оказалась мягче и приятнее, чем можно было ожидать, – как щека девы Марии в юности. Такую кожу нельзя подделать. Так бывает, только когда ее годами полирует множество задниц, простите за мои слова.

После быстрого осмотра красного турецкого ковра (можно узнать о здешних обитателях куда больше, если изучить обе стороны ковра и пол под ним, чем если рассматривать, например, потолок) я направила внимание на темный стол в углу. Заурядный образец из магазинов «Армия и флот»: простой, долговечный и дешевый.

Я открыла ящики. Пусто.

Как странно, подумала я. Ящики существуют для того, чтобы в них что-то хранить. Пустой ящик означает, что либо в него ничего не положили, либо из него что-то забрали.

Возможно, стол купили совсем недавно. Может, майору надоело читать корреспонденцию за кухонным столом. Если так, то где он хранил бумаги?

С учетом приходящей кухарки (дражайшей невиновной миссис Мюллет), он, вероятно, держал их в спальне. Первым делом надо посмотреть там.

Но не успела я сделать и шага, как за спиной послышалось: