Когда мое сердце станет одним из Тысячи
Шрифт:
Кусок сэндвича лежит у меня во рту, сухой и безвкусный, как бумага. Я заставляю себя его проглотить.
Рука Стэнли лежит на рукоятке трости.
— Ты, кажется, не идеализируешь их? Животных, в смысле.
Я слизываю каплю горчицы с пальца.
— Они, по своей сути, не лучше и не хуже людей. Они очень похожи на нас на самом деле. Все мы едим, спариваемся, пытаемся выжить. Мы все убиваем, хотя люди пытаются скрыть от себя этот факт. Эта колбаса когда-то была живым существом. Даже несколькими, скорее всего.
— Согласен. Но убивать ради пропитания — это другое.
Дельфины снова проплывают рядом
Сильвер издает высокий звук: «е-хе-хе-хе-хе». Словно издевательский смех. Вода отражается зыбкой рябью на бетонном полу. Я отодвигаю ногу от танцующих пятен света.
— Элви?
Рев в голове становится все громче, заглушая мысли. Напряжение внутри становится все больше, и внезапно его становится слишком много. Когда я закрываю глаза, в голове взрывается видение: я вижу, как стекло сначала трескается, а потом разбивается. Вода выливается, заполняя зону подводного наблюдения. Все вокруг становится размытым, и когда я вдыхаю, вода заливается внутрь. Она сдавливает меня со всех сторон, темная и холодная. Моя голова прорывается на поверхность, но ревущие волны обрушиваются на меня, увлекая обратно в черноту…
Стэнли касается моей руки, и я подскакиваю. Глаза резко открываются. Стекло цело и невредимо, за ним голубая и безмятежная вода.
— Эй, — обращается он ко мне, — что случилось?
Собственное неровное дыхание заполняет мои уши. Наполовину съеденный сэндвич выскальзывает из рук и разлетается на несколько кусочков на полу.
— Мне нужно идти. — Я, спотыкаясь, выхожу по извилистой дорожке на солнечный свет.
Я опускаюсь на землю и раскачиваюсь вперед-назад, обхватив голову обеими руками.
Когда дымка в голове рассеивается, я слышу, как Стэнли зовет меня. Я слышу, как приближаются его медленные, неуверенные шаги. На меня падает его тень. Не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии. Задыхаясь, дрожа и качаясь, я отворачиваюсь.
Он кладет руку мне на плечо. Я этого не ожидаю, и тошнотворная боль пронзает меня, словно электрический разряд. Тело реагирует машинально: в одно мгновение я оказываюсь на ногах. В следующее мгновение я поворачиваюсь к Стэнли, и мой кулак летит к нему помимо моей воли. Время замедляется, растягивается.
Я вижу, как увеличиваются его глаза. Вижу, как он вздрагивает и наклоняет голову, зажмурившись.
Я сейчас ударю его. Сейчас ударю и не могу остановиться.
Нет!
Сигнал из моего мозга наконец доходит до руки. Я замираю, кулак останавливается в паре сантиметров от его лица. Он стоит, ссутулившись, и тяжело дышит. Постепенно он открывает глаза. В них плоский, гладкий блеск, слово «диссоциация» проплывает в моем сознании.
— Элви? — шепотом произносит он.
Я пячусь и упираюсь в стену террариума. Мир в глазах размывается и кренится. Когда зрение приходит в норму, на лице у Стэнли шок, но этот странный стеклянный взгляд исчез. Я вдыхаю.
— Стэнли… ты в по…
— Я в порядке.
Я обвиваю себя руками, пальцы вжимаются в бицепсы, голова опускается.
— Прости.
Он отвечает не сразу. Я чувствую на себе его взгляд.
— Что произошло?
Я делаю глубокий вдох.
— Срыв, — бубню я.
В детстве,
когда я теряла самообладание — пинала парты, дралась с задирами или пряталась в комнате уборщицы, — так это называли учителя и врачи. Срыв[5]. Словно я была не просто рассерженной и испуганной девочкой, а атомной станцией, извергающей радиоактивные отходы. Может, метафора эта и не так далека от правды.— Но почему? — голос Стэнли звучит низко и спокойно, но я все равно вздрагиваю от вопроса.
Ненавижу говорить об этом. Но тут, кажется, это неизбежно.
— Я не люблю воду. — Мое лицо полыхает.
— Всю воду?
— Не всю. — Я не отрываю взгляда от ботинок. — Меня не смущает вода из-под крана, в туалетах и что-то подобное. Пруд с утками в парке тоже, потому что он неглубокий. Но мне не нравится погружаться в воду и не нравится быть рядом с ней. Я… я начинаю чувствовать, что могу утонуть.
— Почему ты не сказала?
Уши горят.
— Потому что бояться воды глупо.
— Нет, вовсе нет.
Я смотрю на него с недоверием.
Он пожимает плечами.
— Однажды я смотрел телепередачу, в которой парень боялся соленых огурцов, а женщина — пуговиц. Ну, пуговиц на одежде, понимаешь? В раннем детстве я до чертиков боялся каруселей.
— Каруселей?
— Сейчас уже не боюсь. Но когда мне было пять лет, папа взял меня с собой на карнавал и попытался усадить на карусель. Она была огромной и вращалась очень быстро, или, по крайней мере, мне так казалось, и что-то в сочетании движения, странной карнавальной музыки и лошадей, движущихся вверх-вниз, меня жутко испугало. Ему пришлось купить мне сладкой ваты, чтобы я успокоился. По сравнению с этим бояться воды не так уж и странно.
У меня комок в горле. Я пытаюсь его проглотить, но он застрял.
— Я почти ударила тебя.
— Но не ударила же. Ты сдержала себя.
— Едва ли.
А если бы не сдержала…
В воображении я представляю, как мой кулак врезается в его челюсть. Кости трещат и хрустят. Он на земле, сжимается от боли. Он снова попадает в больницу, где ему вставляют хирургические штифты, чтобы части челюсти держались вместе. Я бы месяцами сходила с ума, потому что не смогла вовремя остановиться.
Я вздрагиваю.
— Я могла причинить тебе боль.
— Впредь я буду более осторожным. Такого не повторится. Ладно?
Я смотрю в его глаза — голубые на голубом.
— Не понимаю, почему тебе не страшно со мной, — тихо говорю я.
— Я всю свою жизнь чего-то боялся, Элви. Я устал бояться. Я не стану тебя избегать из-за маленькой ошибки, — он улыбается и трет шею. — Хотя если тебе не нравится вода, мой план на сегодняшний вечер провалился.
— Какой план.
— Да ничего особенного. Хотел устроить тебе сюрприз.
— Но в нем есть вода.
— Ну типа того, замороженная вода.
Я раздумываю, пытаясь вспомнить, были ли у меня неприятные истории со льдом.
— С замороженной можно.
— Ну в таком случае… встретимся в парке?
Мне хочется спросить, что именно он запланировал, но он все же сказал, что это будет сюрприз. Я задумываюсь, не опрометчиво ли это с моей стороны. В последнее время я очень много рисковала. Но я понимаю Стэнли, когда он говорит, что устал бояться. Может быть, сюрпризы не всегда оказываются плохими.