Когда мы встретимся вновь

Удар был нанесен внезапно и мастерски, но Терри выдержал испытание, с истинно актерским мастерством скрыв свои чувства маской совершенного безразличия.

– Что Кенди? – с прекрасно разыгранным легким удивлением переспросил он, наблюдая за матерью сквозь полуопущенные ресницы.

– Ей ты сообщишь? – тихо спросила Элеонора.

Терри отвернулся и промолчал. Он смотрел в темное окно, за которым кружились снежные хлопья, и видел золотые кудри своей феи. Феи, которая скоро станет или, может быть, уже стала женой другого.

– Нет, – наконец ответил он, его голос прозвучал совершенно спокойно и твердо, почти безразлично. – Мы расстались. У нее теперь своя жизнь, у меня – своя.

– Но ты любишь ее, не так ли? – Элеонора внимательно наблюдала за сыном, ее не обмануло его показное равнодушие.

– Теперь это уже неважно, – внезапно с горечью прошептал Терри, старательно избегая ее взгляда. – Что сделано, то сделано. Прошлого не вернешь.

– Верно. Но мы можем изменить будущее.

– Ты права, – Терри усмехнулся и, резко обернувшись, посмотрел ей в глаза. – Может быть, именно поэтому я и принял такое решение. Чтобы изменить свое будущее.

– Так ты любишь ее? – снова спросила она.

– Давай не будем об этом, – вздохнул Терри и отвернулся.

– Хорошо, не будем, – Элеонора решила не настаивать. – Еще чаю? – деловито спросила она, меняя тему.

– Да, пожалуй.

– Когда ты уезжаешь?

– Пока не знаю. Я еще даже не записался.

– Сообщи мне, как только сделаешь это.

– Конечно, мама.

Они снова помолчали. Наконец Терри отодвинул чашку.

– Я пожалуй пойду, – прошептал он, вставая.

– Ты даже не допил чай.

– Ничего, мама. Мы еще не раз будем пить чай вместе, – Терри улыбнулся и направился к двери, но у порога обернулся. – Прости, что пришел так поздно.

– Не говори глупостей! – Элеонора нахмурилась, с искренним возмущением глядя на сына. – Я бы не простила тебе, если бы узнала об этом последней!

Она быстро подошла к нему и ласково обняла. Терри уткнулся носом в плечо матери. От нее пахло лавандой. И этот запах, словно эхо его далекого детства, внезапно отозвался резкой болью где-то в глубине сердца. Наконец он отстранился, накинул плащ и вышел. Элеонора медленно закрыла дверь, опершись на нее спиной, а затем подошла к окну, наблюдая, как он вышел из подъезда и направился вниз по улице. Терри шел очень прямо. Стройный, высокий, статный. И внезапно она поняла, что в нем изменилось. В нем больше не было импульсивности, задиристости, развязной наигранности. Они ушли вместе с его детством. А там, вдоль улицы, шел мужчина.

«Милый мой мальчик, – с грустной нежностью подумала Элеонора, глядя ему вслед. – Я надеюсь, ты принял правильное решение».

В ту ночь она так и не уснула. Лежа в постели, она смотрела на белую луну, которая светила в окно, и думала. Думала о своей жизни, о своей любви, о Терри, о Сюзанне… О том выборе, который делают люди каждую минуту своей жизни, и о последствиях этого выбора. Думала о том, о чем думают все матери, когда вдруг понимают, что их дети выросли.

«Он должен об этом знать!»

Элеонора решительно отбросила одеяло и, не надевая халат, направилась к стоявшему у стены секретеру.

– На войну?!! – глаза Стэнфорда округлились от изумления. – Терри, ты с ума сошел?!!

Терри обреченно вздохнул и снова поднял глаза, в глубине которых светилась его пресловутая граничащая с упрямством решимость Грандчестеров.

– Нет, я не сошел с ума. Таково мое решение! – надменно отрезал он тоном аристократа самых голубых кровей.

Однако на Эдварда Стэнфорда его апломб, казалось, не произвел ровным счетом никакого впечатления.

– Значит, я сошел с ума, – огрызнулся он, прижимая руку ко лбу в духе лучших шекспировских трагедий, – потому что мне послышалось, что ты только что сказал мне, что отправляешься на войну!!!

– Нет, вы не сошли с ума, сэр, и вам не показалось, – мрачно возразил Терри, исподлобья глядя на руководителя труппы и старого друга.

– Так, начнем сначала, – резко перебил его тот, поморщившись, как если бы ему внезапно нанесли болезненный удар.

– Хорошо, – Терри удрученно кивнул. – Сегодня я записался добровольцем в армию США, которая отправляется в Европу для ведения военных действий.

– Терри, ты хоть понимаешь, о чем говоришь?! – снова перебил его Стэнфорд. – Ты – актер, Терри! Актер, а не солдат! Война – это не игра!!! – начал было он тем назидательным тоном, которым обычно родители объясняют неразумным чадам прописные истины бытия.

– Я прекрасно понимаю, что делаю!!! – вскипев от возмущения, прервал его Терри. – Почему вы все считаете, что я не могу принять ответственное решение?! Это мой выбор, и вам придется с ним смириться!

– Ладно, не кричи, – обижено буркнул Стэнфорд.

– Прости, Эд, – виновато пробормотал молодой человек, успокаиваясь. – Я не хотел обидеть тебя.

– Послушай, Терри. Я очень привязался к тебе. Ты для меня, как сын. Не скрою, я сильно переживал за тебя в последние месяцы. Ты прекрасно играл. Много работал. Но во всем, что ты делал, отсутствовало самое главное – жизнь. Я понимаю, что тебе сейчас очень трудно, но война… Ты действительно думаешь, что должен сделать это?

Терри нервно прошелся по гримерной, а затем поднял голову и посмотрел на старого актера.

– Эд, я знаю, что ты очень переживаешь за меня. Знаю, что я странно вел себя в последнее время. Мне было очень плохо. Но так больше продолжаться не может. Я должен найти собственный путь в жизни.

– Если ты решил пойти на войну, чтобы убежать от проблем, то это неверное решение. Более того – трусливое.

– Эд, я вовсе не бегу от проблем. Это было нелегкое решение. Но я знаю, – Терри прижал руку к груди. – Я сердцем чувствую – это верное решение. Я иду на войну не для того, чтобы там погибнуть. Я обязательно вернусь. Верь в это и пожелай мне удачи.

Стэнфорд тяжело вздохнул.

– Ну, что ж. Я вижу, тебя не переубедить, – он крепко обнял Терри. – Желаю тебе удачи, мальчик мой.

– Спасибо, Эд, – Терри благодарно улыбнулся. – Спасибо, что понял.

– Ты уже сказал Сюзанне? – в ярких голубых глазах под густыми седыми бровями отразилось беспокойство.

– Пока нет, – Терри тяжело вздохнул. – Скажу сегодня вечером.

– А маме?

– Да. Вчера.

– И как она?

– Она поняла меня. И приняла мое решение.

– Твоя мать – мудрая женщина.