Когда мы встретимся вновь

Где-то на дне естества, словно пробуждающийся зверь, подняла голову черная ярость. Стиснув хрупкую ножку хрустального бокала, он залпом осушил его и снова наполнил.

На следующий день.

Раннее утро, Нью-Йорк.

Арчи с трудом открыл глаза и медленно повел вокруг отсутствующим взглядом. Комнату наполнял зыбко дрожащий серый предрассветный сумрак.

“Рано, – сонно отметил он. – Очень рано. Какого черта?”

Постепенно туман, застилающий все вокруг, рассеялся, и его мутный ошарашенный взгляд уперся в стенку тумбочки, стоявшей рядом с постелью. С минуту он молча разглядывал прожилки на темном полированном дереве.

“Где это я? Должно быть, в гостинице”.

Спустя еще мгновение он начал сознавать, что лежит в постели, обхватив руками подушку и уткнувшись лицом в ее угол. Воздух неприятно холодил обнаженную кожу, отчего на ней выступили мурашки. Арчи зябко поежился и недовольно сморщился. Тупо ныла голова. Боль была несильной, но неприятной. Закрыв глаза, он снова зарылся лицом в тепло подушки и принялся вспоминать.

“Вчера я приехал в Нью-Йорк, чтобы лично удостовериться, как идут торги. Или это уже не вчера? Черт побери все на свете! Ладно, будем считать, что это было вчера. Приехав, я сразу же пошел в ресторан к Анни, поздравил ее с Днем рождения и сказал, что вернулась Кенди. Я спешил, и мы договорились встретиться вечером где-нибудь в уютном местечке, чтобы отметить эти события и спокойно обо всем поговорить. Потом я отправился на биржу. Да, это все я помню совершенно отчетливо. И приезд, и утреннюю встречу, и торги. А вот вечер. М-да… Что же произошло вечером?”

Арчи расслабился в надежде унять эту надсадную, мешающую думать боль и попытался сосредоточиться.

“Я был с Анни. В этом не может быть никаких сомнений! Мы отправились в небольшой уютный ресторанчик. Да, это я помню. Уилкинс посоветовал. И при этом многозначительно ухмыльнулся, мерзавец! И почему я не съездил ему по физиономии? А ведь хотелось. Так хотелось, что кулаки чесались! Глядишь, съездил бы ему – и Кенди посмотрела бы на меня иначе. Ей ведь нравятся хулиганы и дебоширы, вроде Терруза Грандчестера. Так чем я хуже? Кенди-Кенди… Стоп! КЕНДИ! Да! В ресторане мы говорили о ней. И еще много о чем. Анни хотела знать, что произошло дома за время, прошедшее с нашей последней встречи. Я ей рассказывал. А потом…. Потом мы пили. Да, кажется, так оно и было. Пили за возвращение Кенди, за ее, Анни, День рождения, за ее родителей, за… Много за что. А потом уже пили просто. Без повода. Просто болтали ни о чем и пили. М-да… Вот уж действительно на смех курам. Нашлись пьяницы! А я и не знал, что Анни может вот так… пить. Пить просто так. Без причин, без поводов, без тостов... И ведь даже не морщилась. Как будто всегда пила вино. Действительно, сюрприз. Впрочем, стоит ли удивляться. Анни очень изменилась с тех пор, как уехала из Чикаго. Очень. Теперь она совсем другой человек. Это раньше она была благовоспитанной тихоней, которая и взглянуть-то боялась лишний раз, а уж сделать хоть шаг без разрешения родителей – ни за что! А теперь она живет в этом городе совсем одна, работает и все решает сама. А ведь у нее-то и друзей нет. А, впрочем, с чего я взял, что у нее нет друзей? То, что она не говорит о них, вовсе не означает, что их нет. Быть может, она просто не хочет, чтобы я о них знал. Или не считает нужным. Да, Анни теперь совсем другой человек. И у нее другая жизнь. Своя. И мне в этой жизни больше нет места”.

Боль отпустила. Мысли сонно ползли одна за другой. Арчи совсем уже было задремал, когда неожиданно пришедшая идея буквально вытолкнула его в реальность.

“А что было потом?”

Этот короткий вопрос занозой засел в мозгу, будоража и не давая погрузиться в благодатное сновидение. Нет, он все помнил. До того момента, как они пришли с Анни в ресторан, и он рассказал ей все новости. Но вот что было после? В мозгу то и дело всплывали какие-то странные картины, обрывки воспоминаний… Словно древние, пожелтевшие и потрескавшиеся от времени фотографии. Но они казались неправдоподобными и чужими. Последнее четкое воспоминание было о том, как они шли по улице. Улица была темной и безлюдной. И лишь кое-где желтые солнца фонарей разгоняли тьму. Анни странно пошатывалась и почему-то смеялась. Странно смеялась. Не переставая, заливисто, отчаянно. Он не помнил, чтобы когда-нибудь прежде она так смеялась. Но почему-то казалось, что стоит ей хоть на секунду перестать смеяться – и она расплачется. Так же отчаянно. Навзрыд. До потери дыхания. Но Анни все смеялась, смеялась, смеялась. Ее глаза блестели, словно агаты, а в их темной глубине бесенята танцевали со звездами. Ветер растрепал ее волосы, и впервые на его памяти эти всегда тщательно расчесанные и уложенные черные пряди вились по плечам. Да, это последнее, что он помнил более-менее четко. Темные глаза с пляшущими в них звездами-чертиками и рассыпавшиеся по плечам, пахнущие ветром и ночью волосы… И смех. Странный плач-смех.

“И что потом? А, впрочем, что там могло быть потом? Скорее всего, я проводил ее домой. Ну, разумеется, раз мы вдвоем шли по улице, да еще и так поздно! Разумеется, я проводил ее до дома. Я просто не мог поступить иначе! Не мог же я оставить ее в одиночестве? Нет, конечно, нет. Значит, я проводил ее домой, а затем добрался до первого подвернувшегося отеля и сейчас нахожусь там. Судя по обстановке, отель не слишком дорогой. Впрочем, это к лучшему. А обстановка вполне ничего. Уютная. Хм-м… Да, скорее всего, так оно и есть. Так что все встало на свои места, все просто и понятно. Непонятно только одно: какого черта я проснулся в такую рань и какого черта лежу здесь и думаю всякие глупости вместо того, чтобы снова заснуть?!!”

Придя к этому логичному выводу, Арчи решительно перевернулся на другой бок и…

С минуту он тупо смотрел в дышащее покоем и негой лицо спящей Анни. Она была прекрасна. Так прекрасна, что дух захватывало. Темные волосы пушистым облаком окутывали точеные плечи и волнами струились по покрывалу. Левая рука, согнутая в локте, покоилась на подушке, а тонкие пальцы притулились у самой щеки. Полные, красиво очерченные губы чуть припухли ото сна и обрели какое-то провокационное невинно-капризное выражение. Длинные ресницы спали на щеках, а предрассветная мгла сделала их еще длиннее. Белоснежная кожа отливала перламутром и словно умоляла коснуться ее. Анни спала. Тихо, мирно. Тем глубоким, сладким и самым желанным сном, которым могут спать лишь люди с чистой совестью.

“Так вот с чего меня подбросило в такую рань”, – подводя итог своим раздумьям и созерцанию, обреченно подумал Арчи.

Теперь прошлый вечер всплыл в памяти во всех подробностях – от слова до взгляда и жеста.

“О, черт!.. – Арчи прикусил губу, чтобы не застонать вслух, и зарылся лицом в подушку. – Черт-черт-черт-черт-черт-ЧЕРТ!!! Господи, что мы натворили! Что я натворил!!! Боже мой, это ведь Анни. АННИ!!! Девушка, с которой я был помолвлен и которую вынудил расторгнуть помолвку. И не успела она это сделать, как я тут же затащил ее в постель! Ну что тут скажешь? БРАВО, Арчибальд О’Коннел! БРАВО!!! АППЛОДИРУЮ! Господи, Анни же лучшая подруга Кенди! Как я им теперь в глаза смотреть буду? Впрочем, то, что произошло этой ночью, было… э-э… по обоюдному согласию. Я ее не насиловал (и на том спасибо, Господи!). Анни не возражала. Нет, я бы даже сказал, она сама хотела этого. С другой стороны, она просто была пьяна. Мы оба были пьяны, а в итоге наделали глупостей! Кто знает, как она воспримет то, что произошло, когда проснется. На трезвую голову ей все может показаться несколько иначе. Да уж, ситуация! И ничего уже не исправишь. Оба хороши. Надрались, как пьяницы с горя, и… И что теперь делать?!! Господи, как я мог? Анни ладно. Она молода, она – девушка, она была влюблена в меня столько лет, у нее это в первый раз. Господи, да она просто не поняла, что происходит! А когда поняла, было уже поздно! Впрочем, скорее всего, она так ничего и не поняла, она ведь была пьяна. Но ты, Арчи! Как ТЫ мог?!! Как ты посмел воспользоваться ситуацией?!! И почему? Господи, почему?!!! ЗАЧЕМ?!! ЗАЧЕМ ТЕБЕ ПОНАДОБИЛАСЬ АННИ? ВЕДЬ ТЫ ЛЮБИШЬ КЕНДИ?”

“А любишь ли ты ее? – неожиданно с противной язвительностью отозвался внутренний голос. – Ведь вчера вечером и этой ночью ты даже ни разу не вспомнил о ней. Ни разу! И не вздумай лгать, Арчибальд! Этой ночью ты был с Анни. Обнимал, целовал, шептал разные глупости. И всё с Анни. Не с Кенди. Этой ночью ты делил свое ложе и свою страсть с Анни Брайтон”.

“Заткнись! – Арчи страстно хотелось взвыть. Выкрикнуть это слово так громко, чтобы услышала вся Вселенная до самых дальних ее уголков. – Это неправда! Я люблю Кенди, слышишь? Кенди! КЕНДИ!!! И только Кенди! Я люблю ее. ЛЮБЛЮ!”

“Угу, – язвительно усмехнулся голос. – А спал ночью с Анни”.

“Эта ночь была ошибкой! – исступленно возразил Арчи. – Одной большой непоправимой ошибкой! Надеюсь, Анни когда-нибудь простит меня за то, что я сделал, но я люблю Кенди. Кенди, а не ее. И я ее не насиловал. Она этого хотела. ХОТЕЛА. Вряд ли она осталась здесь со мной и спала так мирно и спокойно рядом, если бы было иначе. Но эта ночь ничего не меняет. НИЧЕГО!”

“Тебе лучше знать. Только что ты теперь будешь делать? И самое главное – что ты скажешь Анни, когда она проснется? Что все это было одной большой ошибкой?”

Внутренний голос умолк, но Арчи не мог не признать, что, по крайней мере, в одном этот язвительный палач-невидимка был прав: он совершенно не представлял, что он скажет Анни.

“Я… Я… Я не смогу сказать ей, что все, что произошло между нами, было ошибкой. Это… Это не так. Не совсем так! А как? Черт! Черт побери все на свете!!! И меня – в первую очередь! Это ж надо было такую глупость совершить! И как раз тогда, когда Кенди вернулась и она наконец-то свободна. Когда можно открыто признаться ей в своих чувствах, ухаживать за ней, добиваясь взаимности! А что теперь? Лгать? Лгать в надежде, что Анни скроет то, что произошло между нами этой ночью? Или лгать обоим? Что теперь, Арчи? Что? Что ты будешь делать теперь?”

Голова болела все сильнее и сильнее. Арчи казалось, что ему на голову надели раскаленный металлический терновый венец с шипами вовнутрь и теперь методично сжимают его, отчего шипы медленно впиваются в мозг, заставляя его корчиться в муках. Кровь тяжелым молотом стучала в ушах, а виски, казалось, сейчас лопнут. Почти не отдавая себе отчета в том, что он делает, Арчи бесшумно выбрался из постели и принялся одеваться, стараясь не разбудить свою нечаянную любовницу.

Натянув брюки, он нагнулся за рубашкой, но руки наткнулись на корсет из бордового шелка, щедро, но со вкусом украшенного пеной изящных черных кружев. Он прекрасно помнил, как расстегивал эту откровенную штучку, скорее ласкающую, нежели скрывающую теплую нежную плоть девичьего тела. Арчи невольно покосился на лежащую на постели Анни. Вот чего он уж точно не ожидал и даже предположить не мог, так это того, что скромница и тихоня Анни Брайтон носит ТАКОЕ нижнее белье. Он помнил свои ощущения в ту секунду, когда из-под сползшего с белоснежных точеных плеч строгого, темного, едва ли не пуританского платья появилось это искушение из шелка и кружев. Его словно окатило волной пламени. Это было… как удар ниже пояса. И он не устоял. Быть может, большая часть вины за то, что произошло между ними этой ночью, и была на нем, но Анни тоже была виновата. Хотя бы потому, что носила такое совершенно неподобающее юной и невинной леди белье куртизанки.