Когда наступает рассвет

Проня стал готовиться к побегу самостоятельно. Каждый день по совету Мартынова он оставлял из своего скудного пайка одну галету и прятал в укромное место: в дороге каждая крошка пригодится.

Однажды вечером Проня пошел к бочке с водой, чтобы напиться, обмануть свой пустой желудок. К нему неожиданно подошел высокий худой парень. Зачерпнув ржавой банкой воды, он шепнул:

— Завтра будь готов… Услышишь стрельбу — кидайся на стражу. Собираться на берегу…

Мысли о близком освобождении и напряженное ожидание сигнала так взволновали Проню, что в эту ночь он почти не смыкал глаз.

Наступило утро, хмурое и туманное, утро поздней осени. День начинался, как обычно: людей стали выводить на работу.

И вдруг прогремел выстрел. Затем еще. Весь лагерь забурлил. Заключенные бросились на своих истязателей, отняли ружья. Групаа заключенных направилась к караульному помещению. Стащили с дозорных вышек часовых. Схзатка была короткой. Но полностью овладеть лагерем восставшим не удалось. Растерявшаяся вначале, хорошо вооруженная охрана быстро пришла в себя и отбила атаку. Человек пятьдесят восставших, пользуясь неразберихой, вырвались из лагеря и успели добежать до берега. Там стояли карбасы, на которых крестьяне привезли сено для казенных лошадей.

В толпе отчаянных смельчаков был и Проня. Прибежав на берег, он огляделся: Мартынова не было.

«Неужели погиб?» — подумал он.

С ближнего карбаса его торопили:

— Хочешь жить — садись поскорее, пока охранники не нагрянули!

Вдруг он заметил, как со стороны лагеря, из низинки, выбрался человек и, прихрамывая, заковылял по песку к карбасам.

— Василий Артемьевич! — радостно крикнул Проня. — Сюда давай! Скорее!

Он бросился к Мартынову, подхватил его под Руку.

Мартынов тяжело дышал. Крупные капли пота сбегали со лба.

— Что случилось? Ранили? — спросил Проня, обняв друга за плечи и помогая идти к берегу.

— У главных ворот осталось человек десять убитых и раненых… Меня пуля задела в ногу… Кость, видно, цела. Перевязать бы…

— Скорее в лодку! Нас торопят, можем не успеть!

— Идем!.. — Но силы оставили Мартынова. Если бы Проня не поддержал его, он тут же свалился бы на песок.

Проня с трудом взвалил Мартынова на плечи и почти бегом донес до ближайшего карбаса, затем забрел в воду и стал выталкивать грузную посудину на глубокое место.

— Полный вперед! — крикнул он, вскарабкавшись на карбас.

Сидевшие на веслах неслаженно, но сильно налегли— карбас заскользил к берегу, смутно вырисовывавшемуся в серой утренней дымке.

Остров смерти остался за спиной.

Трудная осень

1

В это утро Домна проснулась у себя в деревушке в постели матери.

— Мамук! Уже утро? — спросила она.

— Спи, детка, спи. Полежи еще со мной рядом! — ласково отозвалась мать.

— На работу бы не опоздать, — забеспокоилась Домна и поверх спинки деревянной кровати взглянула в окно. Оно было черное, рассвета еще не чувствовалось. Слышно было, как посвистывал холодный осенний ветер.

— Ах, какая ты теплая, мамук! — прижимаясь к матери, прошептала Домна и подумала с горечью: «Кто знает, когда еще удастся снова изведать домашнего уюта, материнской ласки? Может случиться, что не скоро встретимся…»

Закрыв глаза, Домна притихла под негромкий говорок старушки матери:

— Ты, доченька, поспи еще. Разбужу, не бойся. Девичий утренний сон сладок. А мне что-то не спится и теперь не уснуть. Полежу еще с тобой чуточку и встану печку топить, завтрак тебе готовить.

Домна, не открывая глаз, улыбнулась, подумала с нежностью: «Хитришь, мамочка! Знаю — не засыпала, а говоришь — выспалась. Ох, сколько я тебе причиняю беспокойства!..» Она плотнее прижалась к матери, наслаждаясь счастливыми минутами, так редко выпадавшими на ее долю за последнее время.

Лежать в материнской постели было и сейчас так же приятно, как в детстве, словно вновь вернулось оно. «Ах, годы детства, где ты, майбыр — мое счастье?..»

Домна лежала, стараясь заставить себя ни о чем не думать. Но события последних дней не выходили из головы. Едва успели отпраздновать годовщину Октябрьской революции, как стало известно, что из лесов Удоры вышел отряд белогвардейцев. Отряд захватил город Яренск, занял село Айкино на Вычегде и движется на Усть-Сысольск. По слухам, возглавляли банду Латкин и жандармский капитан Орлов. Кровавый след тянулся за бандой. Каратели хватали сторонников Советской власти, пытали их, мучили, заживо закапывали в землю, расстреливали…

Усть-Сысольск переживал тревожные дни. Ревком, организованный, как только стало известно о движении белой банды, ввел в городе осадное положение. Всех коммунистов объявили мобилизованными. Оружия не хватало — оно было отправлено еще раньше на другие фронты. По приказу ревкома немедленно приступили к сбору охотничьих ружей, берданок. В помещении профтехшколы организовали отливку пуль из свинца. Навстречу банде был спешно отправлен отряд красноармейцев под командой помощника уездного военкома Прокушева, в прошлом штабс-капитана.

Лежа в постели, Домна вспоминала, как всем городом провожали этот отряд к речной пристани. Отряд погрузился на буксирный пароход «Иртыш» и отправился вниз по реке. Стояли первые морозы, по реке плыло густое сало, вот-вот мог ударить ледостав.

Отряду было приказано: пока есть малейшая возможность, пока колеса парохода не обледенеют окончательно — плыть!

Большие надежды возлагались на этот отряд. Он должен, обязан остановить врага, не допустить захвата Усть-Сысольска.

Проводив красноармейцев, ревком приступил к формированию отряда добровольцев-партизан, чтобы иметь под руками хотя бы какую-нибудь силу для охраны города. В отряд записалась и Домна. Ее отговаривали: не бабье, мол, это дело. Но Домна настояла на своем.

— Ну что ж, пусть будет по-твоему, — сказали ей в ревкоме.

Вчера вечером Домна пришла к матери и рассказала о своем решении.

— О господи! Зачем ты это сделала, доченька? — забеспокоилась мать: слезы побежали по ее сухим морщинистым щекам.

Домна утешала ее как могла:

— Мамук, не плачь. Не надо! Вот увидишь, все будет хорошо: прогоним беляков, снова вернусь к тебе, и будем жить да радоваться. Не сердись, родненькая.

Но материнское сердце словно предчувствовало беду.