Когда наступает рассвет

Агафья, освобождая для мужика место, заметила негромко:

— Сказывали, Макар Ивана белые послали за грузом, а он, гляди, как миленький, по вечеринкам шатается…

Иван неторопливо выбил кресалом огонь и, раскурив чя трубку, отозвался:

— Макар Иван не поглупел еще окончательно. Лошадь у меня захромала, на водопой еле добирается… Возвращаюсь с водопоя, вижу — огонь у вас. Не хозяин ли, думаю, вернулся? Вот и решил наведаться…

— Только попадись им в руки, — вздохнула Катерина, — добром разве вырвешься! Ты, Иван, в волости был. Что там слышно?

— Ничего хорошего! Белые совсем озверели, лютуют, что ни попадет, тащат у мужика, подводы собирают. Бежать, что ли, ладятся? Куда ни глянь, везде солдаты с ружьями… А про Микула рассказывают: жив он, в амбаре томится.

Агафья перекрестилась, заговорила сокрушенно:

— Старики сказывали: светопреставление скоро будет. Может, уже началось? У нашего брата бедняка грехов много ли? В голоде да холоде живя, неужто не сквитались? На том свете хоть покрасуемся. Вот он, рай-то, какой славный! — Концом веретена она показала на лубочную картину, висевшую над головой Домны.

— Зачем нам тот свет да рай небесный! — возразила Катерина. — На этом свете по-человечески бы пожить немножко. Учитель наш Алексей Васильевич говорил: никакого рая нет. В этой жизни надо устраиваться по-настоящему. Оно, пожалуй, и верно! Как думаешь, Машенька?

— Нарисовать все можно, — вглядываясь в картину, отозвалась Домна. — Давеча я ее уже видала: красиво намалеван рай небесный, да поглядите, кто туда спешит?

Все, кто были поближе, потянулись к картине, а Наташа с Настей, оставив прялки, пододвинулись вплотную к Домне.

— Глядше, кто в рай идет? — показывала Домна. — Монахи, архиереи, купцы… Волосы у купчин намаслены, блестят, а у купчих пышные сарафаны! Не то что у нашего брата — пестрядь домотканая. Найдешь ли среди них бедняка? Вот они, ниже смотрите. Женщины с измученными, высохшими лицами, мужики в лаптях, фабричные в опорках — этих в ад. В раю для них места нет. Для бедного место в аду, среди бесов чумазых.

— О господи! — вздохнула Агафья.

— А ты что думала? — сплюнув под ноги, сказал Иван. — Купцов и монахов, нашты, в ад запихать? Толково говорит твоя гостья, Катерина!

— Я ничего не выдумала, а рассказала то, что нарисовано! — усаживаясь за прялку, ответила Домна. — А белые эти порядки и защищают.

— Белым скоро, того-этого, каюк! — сказал Иван.

— Как сказать! Если ждать рая небесного, можно и в дураках остаться! — усмехнулась Домна.

— А что мы можем сделать?

— Если есть желание, можно многое сделать, дядя Иван. Красные недалеко. Надо помогать. Иначе белые всех перебьют. Тетка Катерина давеча рассказывала, что они сделали с учителем. Разве можно такое терпеть? Всем миром надо на них навалиться.

— На учителя донес Рыжий Филя, все это знают, — негромко сказала Агафья. — Пес шелудивый, выродок несчастный!

— Теперь и он почуял, откуда ветер дует! — сказал Иван. Постучав корявым ногтем по трубке, добавил — Красные близко, так ходит тише воды, ниже травы. А то было, нашты, ого!

В сенях раздался резкий стук. В избу ввалились трое солдат.

Катерина взглянула на Домну. Девушка успокоила се взглядом. Она старалась держаться спокойно, но щеки ее запылали. Все замолчали, выжидающе глядя на вошедших.

Один из них выступил вперед. Его острые, колючие глаза цепко оглядели всех, остановились на Макар Иване, ощупали его, скользнули дальше, на печку, на полати. Солдат спросил:

— Что за сборище? Кто хозяин?

Катерина встала, отложила в сторону штопку:

— Хозяйка я. А это соседи, посумерничать собрались.

Бабушка выглянула с голбца между брусьями, прошамкала:

— Свои, родненький, все свои. Кто к нам чужой придет? Коли с дороги, отдыхайте, грейтесь. Вон какие у нас славные девушки прядут, поговорите с ними, позабавьте веселыми шутками. Они страсть как любят посмеяться!

Старший слегка смягчился, сказал миролюбиво:

— Патрули мы. Проверяем, нет ли чужих.

— Никто не появлялся. Наша деревушка на отшибе, редко кто бывает здесь из чужих. Вот вы заглянули, и за то спасибо. Раздевайтесь, будьте гостями. Или куда дальше спешите? — поинтересовалась Катерина.

— Это наше дело… Обошли деревушку — ни души, только у вас в окне свет. Зашли проверить… Перекурим, что ли, ребята? — обратился старший к спутникам. Те одобрительно переглянулись.

Невысокий, плотный, в мохнатой серой папахе солдат сверкнул темными цыганскими глазами.

— Можно перекурить! — Он весело подмигнул девушкам.

Другой, краснолицый, косолапый детина, помолчав, промямлил:

— Если хотите отдохнуть, мне что… Посидим, в тепле погреемся.

Все облегченно вздохнули. Макар Иван, сосредоточенно набивавший трубку новой порцией табака, разжег и энергично засосал ее. Волны вонючего дыма клубами обдали сидевшую рядом Наталью. Она затрясла головой, чихнула. Отмахиваясь рукой, громко запротестовала:

— Задымил опять! Дядя Иван, отвернулся бы хоть со своей дымокурней! Дышать печем.

Катерина обратилась к солдатам:

— Что, парни, стоите у порога? Присаживайтесь, дайте ногам отдых!

Солдаты сняли шапки, расстегнули полушубки и уселись на лавки, зажав винтовки в коленях.

К Домне подсел черноглазый парень. Он улыбнулся, сверкнув ослепительно белыми зубами, привалился к ней и пропел сладким голосом:

— Ах, девушки-красавицы, куколки-зазнобушки!..

Домна рассмеялась, хотя Катерина заметила в ее глазах плохо скрытую ненависть. Девушка оттолкнула весельчака:

— Ты что, парень, сидеть разучился, что валишься чурбаном?

— Меня к завлекательным тянет, удержаться не могу. Характер такой! Но ты не бойся, я не кусаюсь. — И солдат снова выразительно подмигнул.

Высокий уселся возле бедовой Натальи. Сверкая бойкими глазами, она молча поглядывала на него. Косолапый детина неуклюже топтался посреди избы, не зная, куда приткнуться. Агафья пододвинулась и, освободив место между собой и Иваном, пригласила:

— Садись сюда, паренек, с нами покалякай!