Когда она искушает

Что бы он сделал, если бы проснулся прямо сейчас? Оторвет ли он мою руку от себя? Или он схватил бы меня за запястье, как делал это много раз в классе, и поднес бы мою ладонь к этой выпуклости?

При виде этого изображения мои щеки заливает жар. Я сглатываю, обхватываю ладонью теплый металлический предмет и быстро достаю его. Мое сердце колотится в груди, когда я стою.

Так осторожно, как только могу, я переворачиваю его на спину, осторожно защищая его голову ладонью, чтобы он не упал на бок из сидячего положения и не поранился. Когда он издает низкий горловой звук, я замираю, но это ничего. Он все еще крепко спит.

Бросив последний взгляд на Джорджио, я выхожу из кухни и спешу наверх.

ГЛАВА 15

МАРТИНА

Ключ плавно входит в замок, и дверь с тихим щелчком открывается.

Меня встречает тусклое, жуткое голубое свечение, исходящее от рядов экранов, висящих на стене. Окна закрыты ставнями, а свет выключен, что усиливает тревожную атмосферу. Мгновение колеблюсь, а затем закрываю за собой дверь, упираясь ладонями в прохладную поверхность, пытаясь осознать все происходящее.

Это не офис.

Это комната наблюдения.

У нас был один такой в нашем доме на Ибице, но он был вдвое меньше и не такой зловещий.

Стол с клавиатурой, трекпадом и ноутбуком стоит перед стеной из экранов, а на спинку офисного стула небрежно накинут пиджак. На другом конце комнаты высокий металлический стеллаж содержит стопки полупрозрачных пластиковых ящиков для хранения.

Тревога течет по моим венам. Если мне придется обыскать все это, я задержусь здесь на какое-то время.

Почему окна заколочены? Я пересекаю комнату и прижимаю кончики пальцев к панелям. Кто хочет провести весь день в комнате без солнечного света? Он вампир? Это так странно.

Мой взгляд снова падает на стол. Я должна изучить его тщательно, прежде чем я начну искать в другом месте.

Я смотрю за монитор компьютера и вокруг клавиатуры, но ничего не нахожу. На мгновение я подумываю заглянуть внутрь блокнота, но отказываюсь от этого. Я здесь не для того, чтобы шпионить за ним, я здесь только для своего телефона.

Внезапно моя нога обо что-то натыкается.

Это один из тех передвижных картотечных шкафов.

Я вытаскиваю его из-под стола и открываю верхний ящик.

Там, среди бумаг и папок, лежит мой телефон и смотрит на меня.

— Да!

Взволнованная улыбка тронула мои губы. Я выиграла глупую маленькую игру Джорджио, и сделала это так, как он никак не мог ожидать. Он будет впечатлен, я это чувствую. Мысль о его удивленном взгляде, когда он понимает, что произошло, наполняет мою грудь головокружением. Он ни за что не рассердится на меня из-за чая. Ведь именно этого он и хотел. Он бросил мне вызов, и я просто раздавила его.

Когда я собираюсь закрыть ящик, что-то привлекает мое внимание. Угол книги выглядывает из-под нескольких отдельных листов бумаги.

Мои брови хмурятся. В том, что…

Я отодвигаю бумаги в сторону, чтобы лучше рассмотреть. Мое сердце учащается, когда я замечаю длинную царапину и потрепанные края. Когда я открываю его и вижу первую страницу, я не сомневаюсь, кому она принадлежит.

Там, в верхнем углу, маленькое солнце, которое я нарисовала много месяцев назад.

Это моя копия Джейн Эйр.

Почему она у Джорджио?

Может быть, оно выпало из моего рюкзака в машине, он его нашел и просто забыл о нем. Нет, это невозможно, потому что я точно помню, где оставила книгу после того, как закончила ее. Это было в нашей гостиной на Ибице. Я собиралась вернуть ее в библиотеку, но Вэл сказала мне, что хочет её прочитать, поэтому я оставила книгу для нее на журнальном столике.

Джорджио, должно быть, увидел её, когда приехал забрать меня.

И он решил взять её.

Но почему?

Диковинная фантазия захватывает меня. Это безумие, но мое тело, тем не менее, реагирует на это, волна электричества прокатывается от макушки до кончиков пальцев ног. Мой живот разрывается от бабочек.

Что, если Джорджио… я ему все это время нравилась?

Просто сформулировав эту мысль, я ощущаю, как парю над краем острого утеса. Опасно питать такую надежду.

Но что, если это правда? Что, если моя безответная любовь не так уж и безответна?

Что, если все эти долгие взгляды, долгие прикосновения, неожиданно приятные слова, которые он сказал мне, были не только из-за его заботы о моем благополучии или из-за его долга перед моим братом? Что, если они были из-за чего-то большего?

Что-то оживает внутри меня. Оно пульсирует в моей груди, как орган, который бездействовал, но наконец-то включился.

Я задвигаю книгу обратно в ящик, закрываю ее и выскальзываю в холл.

На кухне Джорджио лежит в той же позе, в которой я его оставила.

Я приближаюсь к нему, мои шаги замедляются по мере приближения, в то время как мой пульс делает противоположное. Адреналин от победы над ним исчез, и нервная неуверенность рябит под моей кожей.

Я зашла слишком далеко?

Я ему действительно нравлюсь?

Что он скажет, когда проснется? Вспомнит ли он, что чуть было не сделал прямо перед тем, как чай подействовал?

Бегу в гостиную, беру для него подушку и одеяло, и следующие несколько минут делаю все, что в моих силах, чтобы ему было удобнее. Тот факт, что он даже не пошевелился во время всего испытания, посеяло семена беспокойства в моей голове. Что, если он слишком много выпил?

Я смотрю на банку с оставшейся кавой, стоящую на прилавке, и прижимаю кончики пальцев к толстой вене на его шее. Его пульс ровный, но кожа кажется липкой и слишком теплой несмотря на то, что он лежит на холодном полу.

Я расстегиваю две верхние пуговицы на его рубашке и дергаю ее, пытаясь охладить его. Мои глаза скользят по его мускулистой груди, и я считаю его медленные, ровные вдохи.

Один.

Ему не нужно было связываться со мной, когда он привел меня сюда.

Два.

Он мог бы оставить меня дуться одну в своей комнате, но не сделал этого. Он видел меня. Пока я так старалась избегать себя, он столкнулся со мной лицом к лицу.

Три.

Это было намеренно. Телефон. Уроки. То, как он обратил на меня внимание. Все это предназначено, чтобы исправить меня.

Четыре.

Задняя часть моих глаз жжет. Я просовываю ладонь под его рубашку и прижимаю к его сердцу, впитывая его тепло и желая найти какие-то ответы в ритме.

Внезапно его миролюбивое выражение лица превращается в гримасу. — Нет, — бормочет он.