Когда она искушает

Мы обмениваемся несколькими пулями и промахиваемся. Листва слишком густая. Я вижу, как он мелькает между ветвями впереди, и, не желая терять его, пробиваюсь вперед, пока он не появляется в поле зрения.

Он разворачивается, направляет на меня пистолет и стреляет.

Я отпрыгиваю в сторону, но пуля задевает мою руку, пронзая ее болью. Когда я открываю ответный огонь, я целюсь ему в колено, и он падает.

— Черт! — кричит он, его голос срывается от боли.

Я иду, возвышаясь над ним. Кровь стекает по моей руке, пачкая пистолет в моей руке. Я смотрю на его сморщенную фигуру и чувствую вспышку отвращения.

— Я не хотел, чтобы все зашло так далеко.

Он задыхается, его панические глаза прикованы к моему лицу.

Я наступаю на его руку, добиваясь от него крика. — Неприятно быть на стороне проигравшего, не так ли? Знаешь, до того, как ты меня предал, я подумывал замолвить за тебя словечко перед Дамиано. Я собирался попросить его взять тебя на службу.

От этого взгляда на будущее, которого он теперь никогда не получит, его лицо искажается от ненависти. — У тебя было все, что я когда-либо хотел. Если бы ты поделился всем добровольно, я бы не был вынужден пытаться отнять это у тебя.

Я приседаю и беру его за воротник. — У меня не было ничего, кроме ненависти и боли. Ничего до нее. А ты посмел попытаться причинить ей вред.

Он задыхается под моей хваткой. — Прости меня!

— Прости. Как, блядь, тебе было жаль, когда ты перерезал горло Томмазо и Аллегре? Два года они жили с тобой. Два года они относились к тебе, как к родному. А ты убил их за иллюзию. — Его глаза выпучиваются, а я с каждым словом все крепче прижимаюсь к нему. — Я не думаю, что ты сожалеешь о том, что сделал. Ты сожалеешь только о том, что тебе не удалось сделать то, что ты пытался сделать.

Поло дергает рукой, и резкая боль пронзает мою ногу. Я отпускаю его и смотрю вниз: из бедра торчит нож.

Он кашляет, хватаясь руками за горло и пытаясь подняться, несмотря на больное колено.

Я поднимаю пистолет и направляю ему в голову.

Его глаза встречаются с моими.

— Джио…

Выстрел эхом разносится по воздуху.

ГЛАВА 38

МАРТИНА

Мы сидим в гостиной.

Я закутался в плед на диване, а Валентина сидит на стуле с прямой спиной, приковав взгляд к темному экрану телефона, лежащего на журнальном столике.

— Скоро должны быть новости, — говорит она, словно успокаивая себя.

— Дамиано позвонит тебе, когда все будет готово.

Она втягивает губы и качает головой. — Я должна была поехать с ним.

— Ты же знаешь, он бы тебе не позволил.

— Я просто так напряжена. Мне кажется, что с момента их отъезда прошло не несколько часов, а несколько дней.

Я прекрасно понимаю, что она чувствует. Беспокойство пробирает меня до костей, когда я волнуюсь за Джорджио. Когда Валентина сказала мне, что они уехали, часть моего гнева улетучилась.

Временно, помнишь?

Да, именно так я себе и говорила. Он снова окажется на крючке, если вернется целым и невредимым, но пока в моем сердце не осталось места для гнева. Оно заполнено тревожной болью, которая не утихнет, пока они не вернутся.

Я похлопала по месту на диване рядом с собой. — Иди сюда.

Валентина смотрит на меня. — Я не могу. У меня слишком много нервной энергии. Я пойду прогуляюсь.

Она берет с собой телефон и выходит на улицу.

У меня возникает соблазн последовать за ней, но я решаю не делать этого, вдруг ей захочется побыть одной. Оглядев комнату, я тяжело выдохнула. Затем я тянусь за подушкой и достаю оставшиеся два письма.

Мои мысли устремляются туда, куда я старалась не допустить.

Что, если Джорджио пострадает? Что, если он умрет?

Невообразимая тоска пронизывает мою грудь. В памяти проносятся воспоминания о нашей последней встрече на террасе, на этот раз окрашенные в еще более жесткий свет.

В тот вечер мы не были добры друг к другу.

Это похоже на ужасный конец того, что когда-то было прекрасным.

Он был моим первым поцелуем, моей первой любовью.

Была или нет?

Даже несмотря на то, что произошло, я не могу лгать себе.

Я хочу увидеть его снова.

Я беру один из конвертов и разрываю его.

Дорогая Мартина,

Сегодня я думал о том, как впервые поцеловал тебя на кухне в замке. Когда я опомнился и понял, что натворил, я был в ужасе, но не по той причине. Я боялся, что причиню тебе боль, да, но я также боялся, что ты расскажешь о том, что случилось с твоим братом, и испортишь мои отношения с ним.

Я во многом ошибался, в том числе и в отношении Дамиано. В последние дни у нас была возможность больше разговаривать, и он ясно дал понять, что никогда не поставит свои политические цели выше Тебя. Это заставило меня уважать его еще больше. Это также показало мне, что я проецировал на Тебя свои собственные сомнения. Я придумывал все эти внешние причины, по которым мы никогда не могли существовать, но настоящая причина всегда жила внутри меня.

Я не думал, что достаточно хорош для тебя. Я думал, что когда ты узнаешь мою историю и то, кем я был на самом деле, ты больше не захочешь меня. И когда ты сказала, что все еще хочешь… я не поверил. Я был уверен, что это случайность, и что однажды ты проснешься и одумаешься.

Прости меня.

Вот почему я оттолкнул тебя.

Я позволил своему страху руководить мной.

Я обещаю тебе, что больше никогда не позволю страху руководить мной.

Джорджио

Я натягиваю нижнюю губу на зубы. Валентина была права, когда анализировала его. Он начинает понимать. Он видит свои ошибки.

Но достаточно ли этого? Понимает ли он по-настоящему все, что сделал не так?

Что ж, нет смысла оставлять последнее письмо непрочитанным.

Дорогая Мартина,

Прошедшие дни принесли мне ясность. Я был так зол, когда твой брат объявил, что ты приняла предложение Грасси. Я был в ярости на Дамиано, на этого ублюдка Маттео, на тебя, на себя. Я был настолько потерян в этом отчаянном гневе, что не подумал о том, что у тебя могли быть свои причины согласиться на этот брак. Инстинкт подсказывал мне, что ты делаешь это из злости. Я мстительный человек, и я забыл, что Ты совсем не похожа на меня в этом отношении.