Когда падает небо 1
Шрифт:
Но всё вышеперечисленное меркло на фоне одного: магия. Не те потуги, которые она малоубедительно изображала на тренировочном поле, но то, что она делала для себя.
Сила. Скорость. Мощь. Глубина.
Свобода.
Если было на этом свете что-то, чему Кира была готова отдать своё сердце, то этим “чем-то” была магия.
Если бы Кире предложили вернуться, она бы сомневалась — только из-за магии. Однако…
“У меня нет сейчас сил на колдовство.”
Мы дадим тебе силы… Мы здесь, за тонкой чертой. Всё, что тебе нужно — выпустить нас;
Кира выдохнула сквозь зубы.
Если совсем уж честно, ей это всё не нравилось.
Ни в одном из известных ей сюжетов постановка вопроса вроде “Мы дадим тебе много всего и просто так” не заканчивалась хорошо. Никто ничего не даёт просто так, это истина, которой жизнь в мире кредитов учит накрепко. С другой стороны… Кира с некоторой циничностью подумала, что никого, кто ей бы был хоть немного дорог, рядом нет. Она сама… Ну, она не была уверена на сто процентов, но всё же готова была поставить, что её скорее оставят в живых. Этим существам ведь для чего-то нужен их проводник, верно? Так что можно надеяться, что они будут бережны.
Остаются, конечно, ещё мародёры. Вот их безопасность Кира не могла гарантировать никак. С другой стороны… После всего, что Кира уже сделала, отказываться от эксперимента над теми, кто обворовал её (предполагаемый) труп, она не собиралась.
Магия…
Маги, как бы они ни назывались в рамках конкретной традиции или школы, являются одновременно проводниками и источниками силы. То и другое варьируется в зависимости от типа магии. Так, жрецы, артефакторы, шаманы, пророки или демонологи являются в большей мере проводниками. Боевые маги, целители или универсалы-стихийники являлись в большей степени источниками.
Разумеется, это деление было вариативным, один маг мог сочетать в себе те и другие качества, использовать попеременно то особенности проводника, то техники источника. Но одно из основополагающих правил местной магии заключалось в том, что один практикующий не может быть одинаково хорош и развит как в роли проводника, так и в роли источника. В зависимости от природных способностей и избранного пути, ты всё равно будешь склоняться или в одну, или в другую сторону.
До сей поры Кира была источником.
Используй нас.
Это звучало вкрадчиво даже внутри её собственной головы.
Самое время для нас. Мы прямо здесь… Почувствуй нас. Возьми нашу силу. Не крохи, как раньше, а полноценно… Возьми… Мы за тонкой гранью. Просто сломай её — и сила будет твоей…
Стиснув кулаки, Кира подчинилась.
22
— Мне страшно, — сказала Лали, хныкая. — Страшно. Там монстры!
Лео на это только страдальчески вздохнул, переглянувшись с вкрай измождённой Беттой.
Пейзаж вокруг, если честно, в какой-то момент действительно стал по-настоящему стрёмным. Но этому были более чем закономерные объяснения: их маленький отряд подранков двигался всё глубже в лес и всё выше в гору. При этом, они избегали всех более-менее крупных дорог и даже тропинок, потому что те могли охраняться. И вообще старались держаться в самой чаще. Учитывая раненных и детей, а также необходимость уйти подальше от долины и двигаться без привалов… В общем, то ещё удовольствие.
Если
им (сказочно) повезёт, то они сумеют перейти через хребет, не наткнувшись на драконоборцев… Да в идеале ни на кого не наткнувшись. И в этом смысле, конечно, чаща, какие бы чудовища там ни жили — самый лучший выбор.Только вот объяснить это измученным детям не так-то просто. Лео пришлось честно признать себе: наверное, быть родителем, отвечающим за своего ребёнка на войне, в чём-то даже хуже, чем быть солдатом.
Намного хуже, как на его вкус.
Лали последний час или около того постоянно ревела, что видит жутких монстров — и, что самое плохое, успокоить её не получалось. Время от времени совместными уговорами удавалось кое-как убедить её сбавить звук, но эффект оказывался временным. Как назло, её сестра в очередной раз потеряла сознание, и это не добавляло ситуации адекватности.
— Эй, — прозвучал хриплый ломкий голос Маклана, — там и правда кто-то был!
Дерьмо.
Лео снова сплёл простейшее поисковое заклятье, благо этому добру их всё же научили. Результат не изменился: в радиусе километра не было ни одной разумной живой души.
— Тебе показалось, милый, — сказала пани Марша мягко, — там никого нет.
— Я, по-вашему, тупой? — заорал Маклан. — Там кто-то был! Там, за деревьями!
— Не кричи!
Лео почувствовал, что у него болит голова.
Честно говоря, он понимал, почему у малых срывало крышу. Не упоминая тот факт, что они в таком нежном возрасте стали свидетелями насилия и будущем почти наверняка огребут цветастый ПТСД, один из них, будучи нестабильным подростком, только-только потерял отца, а вторая, по всем признакам, вот-вот потеряет сестру, кроме которой у неё нет никого. И, даже не считая всего этого, обстановка способствовала возникновению психологической нестабильности более чем полность.
Нет, не поймите неверно, лес был безумно красивым. Толстенные стволы деревьев, которые можно обхватить разве что вдвоём или втроём, огромные папоротники, заставляющие вспомнить о Юрском периоде, лианы со светящимися цветами, мох, напоминающий роскошный ковёр… Если бы Лео спросили, что самое красивое он видел в своей жизни, список без сомнения включал бы в себя данный лес.
Одна проблема — этот мир. Тут всё красивое и одновременно до мокрых штанов пугающее.
Дело в том, что в лесу темно. Очень.
Это не должно удивлять, учитывая, как тесно переплелись вверху вековые кроны, забирая себе каждую крупицу света. И всё же… Лео казалось, что, как только они зашли, было светлее. И, по любой здоровой логике, должно было ещё посветлеть по мере того, как поднимается солнце… Но становилось темнее.
И эта темнота как-то уж очень сильно приседала на психику.
— Ты ничего не слышишь? — спросила Бетта тихо, когда Лали в очередной раз удалось хоть немного успокоить.
Лео бросил на неё чуть удивлённый взгляд.
— Например?
— Мне кажется, я слышу шёпот. Или шелест. Или звук шагов… Я на самом деле не могу описать это точно. Что-то чужеродное. Нет?
Лео послушно прислушался. Снова сотворил набившее оскомину заклинание.
Результат остался неизменен.
— Мы все многое пережили, — сказал он мягко. — Думаю, в таких обстоятельствах повышенная чувствительность к некоторым вещам — это нормально.