Когда растает снег (сборник)
Шрифт:
Софья Андреевна (внимательно смотрит на него).
Знаешь, ты сейчас на отца похож. Одно лицо. В глазах та же решимость и благородство. (Отвернувшись, тихонько плачет.)
Герман.
Ну, что ты, мамуль! Не надо плакать, всё хорошо будет.
Софья Андреевна (быстро утирая слёзы).
Да, да, сыночек. (Идёт к плите.) Чайник закипел, сейчас на стол соберу.
Комната Германа. Через час.
Герман, одетый по-дорожному, в шинели, с рюкзаком за плечами,
Прихожая.
Герман у выходной двери, рядом мать с большой старинной иконой в руках.
Софья Андреевна.
Прощай, сыночек! (Благословляет Германа иконой Христа.) С Богом! Я за тебя молиться буду. Не забывай и ты нас, пиши почаще. «Живый в помощи» хорошо помнишь? Я тебя учила.
Герман.
Всё помню, мамуль.
Софья Андреевна (надевая ему на шею маленький красный мешочек на шнурке).
На вот тебе ладанку, я её ещё отцу твоему шила, там этот псалом и ладан от гроба Господня.
Герман (прячет мешочек под гимнастёрку).
Не волнуйся, живым вернусь. (Трижды целуя её.) Ну, мама, прощай!
Софья Андреевна.
Прощай, сыночек!
Герман уходит. Софья Андреевна запирает за ним дверь, прислоняется к дверному косяку, сползает вниз и плачет, причитая.
Софья Андреевна.
Сыночек мой родненький! Куда ж ты от меня? На кого ты нас оставил! (Тяжело поднимается, идёт на кухню.)
Комната Германа.
Катя просыпается, открывает глаза, осматривается. Не обнаружив около себя Германа, она встаёт с постели и в одной сорочке выходит в коридор.
Коридор и прихожая.
Катя заглядывает в соседнюю комнату – никого, заходит на кухню, останавливается в дверях.
Кухня.
У окна стоит Софья Андреевна и смотрит вдаль. За окном панорама оживлённой Арбатской площади, проезжая часть города.
Катя.
Софья Андреевна, а где Герман?
Софья Андреевна вздрагивает, оборачивается, стремительно подходит к Кате.
Софья Андреевна (горячо обнимает её, всхлипывая).
Он ушёл, доченька, ушёл!
Катя (отстраняется от неё, тревожно).
Куда ушёл?
Софья Андреевна.
На фронт… призвали. Ещё вчера телеграмму получили, первый день мобилизации…
Катя медленно садится, непонимающе смотрит на неё.
Катя.
На фронт? А почему он мне ничего не сказал?
Софья Андреевна.
Не захотел будить, не хотел, чтоб ты плакала.
Катя (встаёт, твёрдо).
Где он? Я должна его видеть, проститься с ним!
Софья Андреевна.
Он уехал на вокзал. В половине седьмого отходит
поезд в Смоленск.Катя.
А что же Вы-то до сих пор дома?! Поехали скорее! (Хочет идти.)
Софья Андреевна.
Езжай, доченька, одна. Мне сын запретил. Да я и сама не могу. Боюсь не выдержать прощания. Дома-то легче. Дома, как говорится, и стены помогают.
Катя.
Я побегу, Софья Андреевна, одеваться! Я быстро! (Взглянув на стенные часы.) Господи, уже шесть! Полчаса осталось! Хоть бы успеть! (Убегает.)
Комната Германа.
Катя бросается к узелку с вещами, развязывает его, достаёт своё простое голубое платье в белый цветочек, одевается и выбегает из дома.
Панорама Арбатской площади.
Катя по дороге бежит к уже отъезжающему трамваю под номером 3, машет шофёру рукой, чтоб подождал. Забегает в переполненный салон.
Салон трамвая.
Кате не хватает воздуха, кружится голова. Пошатнувшись, она опирается рукой на сидящую рядом женщину с полными сумками, та поддерживает её.
Женщина (уступая ей место).
Вам плохо, может, присядете?
Катя.
Нет… ничего, спасибо… А до вокзала ещё далеко?
Женщина.
Так медленно как мы едем, полчаса точно будет.
Катя.
Полчаса?! А пешком?
Женщина.
Минут пятнадцать, я думаю.
Катя (проталкивается к выходу).
Пустите! Пустите меня! (Кричит.) Откройте, пожалуйста, двери! Откройте двери!
Шофёр.
Передайте деньги за проезд.
Катя (поспешно).
Сейчас… (Спохватившись, что забыла деньги.) Откройте скорее, мне плохо!
Шофёр.
Я сказал, передайте за проезд!
Голоса из салона.
Открыть просят!
Человек сейчас в обморок упадёт, а он деньги!
Безобразие! Откройте немедленно!
Мы жаловаться будем!
Выругавшись, шофёр останавливает трамвай, выпускает Катю. Она бежит по направлению к вокзалу.
Вокзал. Перрон. Поезд.
На вокзале полно людей – здесь и уезжающие и провожающие – женщины, старики, малые дети. Поезд гудит, поторапливает. Мужчины залезают в вагоны. Неясный шум множества голосов. Люди обнимаются, целуются на прощание. Какая-то старушка всё не хочет отпускать сына, голосит по нему, как по покойнику: «Сыночек! Сыночек!». Солдат пытается разжать руки матери, тогда она падает на колени и обнимает его ноги. В толпе Катя, она высматривает среди уезжающих Германа. Он стоит у самого поезда, и, куря, беседует с тремя военными. Увидев его, Катя бежит к нему. Герман узнаёт в бегущей девушке Катю, роняет папиросу, разговор прерывается. Трое его друзей почтительно расступаются, пропуская Катю вперёд. Она бросается на шею Герману и плачет.