Когда в терновнике некому петь

"Привет. Подойди к телефону. Нам надо поговорить", "Не будь дурой! Судьба посылает тебе счастье и любовь, а ты отказываешься!", "Думаю о тебе постоянно. Не могу служить литургию - хочу тебя все время", "Давай встретимся и будем вместе", "У меня сегодня свободный вечер. Буду ждать твоего решения".

В отправленных же Глеб нашел лишь одну эсэмэску, написанную сорок минут назад: "Не могу без тебя жить. Подъезжай в десять". И именно в тот момент, когда он читал ее, на телефон снова пришел привет от батюшки: "Не могу без тебя жить - очень шаблонное признание. Но все равно спасибо. В десять буду у подъезда".

Значит, роман продолжается. Глеб разогрел в микроволновке суп и замер над тарелкой с ложкой в руке. Это хорошо или плохо? Представив себя патриархом, он сдвинул брови. Таких, как Никодим, следовало бы расстригать или, в крайнем случае, ссылать в отдаленные монастыри поближе к полярному кругу. Но поскольку эта история, скорее всего, не будет предана огласке, святоша останется в городе и будет строить из себя праведника. А раз так... А раз так! Глеб встал и прошелся по кухне. А раз так, то надо во что бы то ни стало отыскать в этом выгоду для себя. Да... Пусть они будут вместе. Пусть Никодим рассказывает ей о своей запретной любви. И если все это будет продолжаться, то батюшка, повинуясь инстинктам, продолжит свои заигрывания. Сначала четки, потом, глядишь, еще что-нибудь. Ведь он не последний человек в монастыре, а значит, к его мнению прислушиваются.

Глеб снова сел за стол и пододвинул к себе суп. А не сменить ли ему духовного отца? Да. Это неплохая идея. Отец Дамиан сделал свое дело - привел мальчика в алтарь. А теперь нужен некто, кто сделает из этого мальчика полноценного члена братии. Вот! Начинают сбываться мечты, и воплощаются надежды. Возможно, сам Господь Бог услышал его молитвы и таким странным образом решил помочь? Это удивительно, но, как говорится, пути Господни неисповедимы...

– Ты еще не пообедал?

Мама неожиданно появилась в дверном проеме.

– Как дела?

– Нормально.

– Знаешь, я, наверное, сегодня вечером уйду.

Она взяла со стола телефон и пролистала эсэмэску.

– Ты что, мои сообщения читал?
– ее голос звучал безразлично и вяло.

– Прости.

Она села возле двери и на несколько секунд закрыла глаза:

– Осуждаешь?

– Нет, - Глеб помотал головой.

– А почему?

– Не знаю. Наверное, мне не до этого.

Потом они поговорили о школе, обсудили учителей и, перескочив на монастырские дела, закончили разговор планами на выходные.

А дальше был остаток дня, какой-то немыслимо снежный вечер, игуменский "форд" под окнами и мама, красивая, но грустная. Она ушла, укутанная в свою непонятную печаль, а потом, когда часы пробили час ночи, вернулась и заглянула к Глебу в комнату.

– Ты спишь?

– Нет.

– Я завтра приду в монастырь. Невозможно, знаешь, невозможно так жить.

Она села на край дивана и принесла с собой терпкий запах мужского одеколона.

– Мы договорились. Он будет исповедовать, и потом... Потом мне надо будет причаститься. Кто служит в воскресенье литургию?

– Никодим.

– Ах да. Ведь он говорил мне. Ну, значит, так и будет. Сам нагрешил, сам грех отпустил.

Она поцеловала Глеба в макушку и ушла, осторожно прикрыв дверь.

Суббота преподнесла приятный сюрприз. После трапезы Глеба подозвал к себе епископ и сказал, что отныне благодаря трудолюбию и стараниям в исполнении послушаний ему разрешено ходить на службы в подряснике.

Это был триумф! Правда, триумф явно не случайный. Владыка, который раньше не особенно обращал внимание на Глеба, вряд ли бы самостоятельно додумался до такого поощрения. Здесь чувствовалось чье-то вмешательство. Но чье? Никодима? Ответ не заставил себя ждать.

– Глеб...

Никодим подошел, привычно кутаясь в мантию.

– Я сегодня с начальством поговорил... И хотя мне было не очень удобно поднимать этот вопрос, я намекнул, что тебя уже пора благословить на подрясник. Владыка ничего тебе не сказал?

– Да, сказал...

– Ну, тогда сейчас поедем и купим. У меня тут знакомый один их шьет хорошо, там и подберем тебе по размеру.

Они направились на стоянку, где под заснеженной липой притаился "форд". Машина для блудливых поездок. И не стыдно ему использовать автомобиль для греховных дел? Глеб скривился от презрения: "Эх, батюшка, батюшка, посадить бы тебя в пещеру, да заставить отмаливать грешки... Ну да ладно... Некоторые идут к власти по трупам, а я пойду по чужим грехам. Потом выберусь на самый верх и буду сокрушать и выжигать огнем таких как ты. А пока твоя похоть мне на руку".

– Отец Никодим, а я деньги не взял, - Глеб устроился на переднем сиденье и посмотрел на своего порочного благодетеля.

– И хорошо, что не взял, - ответил тот, выезжая с территории монастыря.
– Это будет мой подарок в честь твоего продвижения по службе.

Колеса прокрутились на гололеде, и автомобиль рванул с места. Как выяснилось, Никодим любил лихачить и хвастаться тем, как хорошо водит. Однако асом назвать его было нельзя - он швырял машину из стороны в сторону, едва успевал затормозить перед другими автомобилями, в общем, больше показушничал, нежели демонстрировал умелую езду. Глеба это развеселило, и он с любопытством рассматривал Никодима, разглагольствовавшего на тему несправедливости монастырского благочинного и глупости прихожан. Интересно, чем он нравится маме? Умением всех осмеять или внешностью растолстевшего херувима? Глеб всмотрелся в одутловатое лицо Никодима и улыбнулся. Прав, ох и прав дьякон Николай, когда говорит, что у женщин в голове неразбериха. Порядочные им не нравятся, а на падших их тянет.

– Вот и приехали.

Никодим резко вдавил тормоз.

– Выходи, сейчас я тебя познакомлю с отцом Агафоном.

В церковной лавке, наполненной утварью и тканями, было сыро и сумрачно. В нос ударил сильный аромат рассыпанного по полкам ладана.

Пока Никодим объяснял неприветливому старику, какой подрясник им требуется, Глеб осторожно снял с крючка посеребренное кадило и позвенел бубенцами. Мечта! Когда-нибудь наступит момент, и ему разрешат кадить и читать молитвы. Жаль, что пока еще это невозможно.

После нескольких примерок они выбрали подходящий подрясник и, попрощавшись, вернулись в машину.

– Доволен?

– Да. Спасибо большое!

Глеб прижал к себе заветный сверток.

– Ну и чудесно. А теперь в обратный путь. Ты сегодня исповедоваться будешь?

– Хотел.

– А у кого? Дамиан ведь болеет. К кому ты ходишь, когда его нет?

– К схимнику. Отцу Валериану.

Никодим откашлялся:

– А может, ты вообще моим духовным сыном станешь? Ничего не имею против отца Дамиана, но он у нас болящий.

Глеб едва удержался, чтобы не щелкнуть пальцами. Сработало! Теперь он будет духовный сын известного в церковной среде игумена. А это уже что-то!

– Как благословите, батюшка, - он улыбнулся.

– Значит, договорились. Будет минутка, я тебя исповедую. Завтра перед службой...

Утром Глеб пришел к выводу, что оказался в тупике. Исповедоваться Никодиму по правилам, не скрывая ни единого прегрешения, он никак не мог - это было абсурдом, о котором не хотелось даже думать. Идти к кому-то другому и выдавать тайну чужой личной жизни, а вместе с этим и свою собственную, тоже было невозможно. Как поступить? Он не знал ответа на этот вопрос. И после некоторых мучений стал молиться о том, чтобы ему был послан ответ.