Кольцо Анахиты

Обратный путь занял у нас часов семь. День был похуже предыдущего — не такой теплый, солнце то и дело пряталось за тучи. Но мы все равно часто останавливались, фотографировали всякие интересные места. Выпили кофе в маленькой придорожной гостинице, на ланч заехали в крохотный городок, похожий на декорации к историческому фильму — неправдоподобно чистенький и малолюдный.

Мы были уже недалеко от Стэмфорда, когда я спросила:

— Ты сказал вчера, что дедушка Питера над тобой посмеялся. Ты часто бывал в замке, когда он был жив?

— Да, очень часто, — кивнул Тони. — Особенно когда учились, потом-то уже реже. Он любил, когда собиралось много молодежи. Родители Питера и его кузена как раз редко приезжали, какие-то у них были семейные сложности. Лорд Колин вообще был немного странный. Его первая жена умерла, когда ему было всего восемнадцать.

— Да, я знаю, — кивнула я. — Во время родов.

— А вторую он пережил на двадцать с лишним лет. Ему было скучно. Выращивал в оранжерее какие-то редкие цветы и фрукты, клеил воздушных змеев, играл на флейте. Даже научился вязать крючком. У меня был шарф, который он связал к Рождеству. Представляешь, здесь иногда собиралось человек двадцать, а то и тридцать гостей, в основном наши ровесники. Мы занимались всякой ерундой, а он приходил, садился в уголок. Никому не мешал — на него и внимания не обращали. Ему нравилось.

— И что вы делали?

— А что обычно делает молодежь? Пили, танцевали, слушали музыку, просто сходили с ума. Летом — пикники, охота, теннис, прогулки верхом. Старшая дочь лорда Колина рано вышла замуж, ее четыре внучки были примерно нашего возраста. К тому же у Питера и Майка — это его двоюродный брат — было безумное количество всяких кузин и прочих дальних родственниц. Да еще они привозили с собой подруг. Так что здесь собирались одни девчонки. Правда, Питер и Майк тоже привозили друзей. Пол приезжал со своей шотландской подругой. Я со своей девушкой.

— С той, с которой жил вместе?

— Да, с Терри. Питер — со своей бывшей.

— Ты имеешь в виду, с бывшей женой? — удивилась я.

— Да, они учились вместе.

— То есть, выходит, когда мы с Люси познакомились с Питером, у него была девушка?

— На тот момент она уже была его невестой, — усмехнулся Тони. — Они были помолвлены.

— Интересно, а Люси знала об этом?

— Не имею представления.

Я смутно припоминала, что Питер написал Люське о своей свадьбе в одной из новогодних открыток. Было это, если не ошибаюсь, когда мы учились на втором курсе. А по кому тогда сходила с ума Люська? Вот уж точно не помню. Но кто-то определенно был, потому что новость о женитьбе Питера не произвела на нее абсолютно никакого впечатления. Ну, женился и женился, велика важность.

— А почему они развелись?

Известие о разводе тоже упоминалось в одной из открыток и произвело не большее впечатление. А потом Люська об этом вообще не упоминала.

Тони поморщился, мне показалось, что говорить о бывшей жене Питера ему не очень приятно, и вообще он жалеет, что вспомнил о ней.

— Света, там была не очень красивая история, Питер не любит об этом вспоминать. И вообще…

— Я поняла, об этом не говорят, так?

— Ну… Да. Пожалуй. Кстати, мы уже опоздали к чаю. Не хочешь зайти ко мне? У меня есть данди.

— Что есть, извини?

— Фруктовый кекс в коробке.

— Чай для англичанина — это святое? — засмеялась я.

— А ты как думала? Как футбол и королева.

Мы подъехали сразу к гаражу, где Бобан наводил блеск на свой мини. И как только он помещается в такой божьей коровке? Посмотрев на нас, он кивнул и отвернулся. Тони поставил машину в бокс, и мы поднялись к нему.

— Устала? — спросил он, наливая воду в чайник.

Я молча кивнула, скинула кроссовки и растянулась на диване. Странное дело, я провела в этой комнате всего одну ночь, а чувствовала себя здесь как дома. Тони поставил чайник на плиту, достал из шкафа чашки, коробку чайных пакетиков, сахар и кекс. Пока чайник закипал, он сидел рядом со мной и нежно массировал мои ступни. Я мурлыкала и потягивалась, как кошка.

Идиллия закончилась ровно в тот момент, когда я откусила первый кусочек кекса и отпила глоток чая. Зазвонил телефон. Диалог шел в основном с противоположной стороны, на долю Тони пришлось несколько «да» и несколько «хорошо». При этом он мрачно смотрел на меня и покусывал губу.

— Что-то случилось? — робко спросила я, когда он закончил разговор.

— Да нет, ничего особенного. Это Питер. Просто мне придется поехать в Лондон. Уладить кое-какие банковские дела. Хочешь со мной? Можем остановиться в квартире Питера, у меня есть ключи.

Я уже открыла рот, чтобы согласиться, но тут вспомнила о Маргарет. Вот ведь паскудство!

— А когда? — спросила я осторожно.

— По-хорошему надо бы сегодня. Не позже восьми, чтобы к ночи быть в Лондоне, а завтра прямо с утра в банк. Но я сегодня весь день за рулем. Не с Бобаном же ехать. Поэтому придется выезжать часа в четыре утра. Как ты? Сможешь проснуться?

Так… Маргарет сказала, что нам понадобится вся ночь. Не могу же я сказать ей: прости, давай отложим, я уезжаю с Тони. И Тони не могу сказать: прости, мне тут надо с призраком пообщаться. Хотя… может быть, он и понял бы. Но все равно — не могу я ему ничего такого сказать, без ее разрешения.

И тут живот поперек будто ножом вспороло. Я глубоко вздохнула и зажмурилась покрепче, чтобы перетерпеть боль. А ведь Маргарет предупреждала. А я не поверила. Вот и решение проблемы — вполне уважительная причина, чтобы остаться дома. На самом-то деле вот этот удар кинжалом в бок был просто сигналом: боевая готовность номер раз. В течение часа после этого организм вывешивал на башни революционные флаги, боль стихала, и я жила дальше как ни в чем не бывало — на зависть несчастным теткам, страдающим от болей и спазмов все пять дней подряд. Но Тони об этом знать было совершенно не обязательно.

— Что с тобой? — испугался он.

— Это самое, — прошипела я, складываясь вдвое, — сам-знаешь-что. На четыре дня раньше. Боюсь, никуда я не смогу поехать.

— А, месячные, — сказал он так просто и естественно, что я почувствовала себя жеманной викторианской барышней, которая драпирует ножки рояля, чтобы те не выглядели слишком голыми. — Жаль, что не сможешь. Так сильно болит?

— Дааа, очень сильно, — продолжала шипеть я. — И сейчас я поползу прямо в постель. Прости, мне тоже очень жаль.

— Ну что ты, не за что просить прощения. Бедная ты моя. Тебя проводить?

— Не надо, Тони, доползу потихоньку.

Мы поцеловались на пороге, он сказал, что вернется в среду, и пообещал звонить при любой возможности. Я подхватила рюкзак и поплелась к дому. Джонсону, который попался навстречу в холле, сказала, что ужасно себя чувствую и обедать не буду, отвергла предложения вызвать врача или принести аптечку и из последних сил вскарабкалась по лестнице на второй этаж.

В моих комнатах хоть и убрали, но проветрить забыли. Я открыла окно и рухнула на кровать. Через час, когда боль улеглась, я здорово пожалела о том, что отказалась от обеда, но было уже поздно. Оставалось только ждать, когда слуги сядут за стол, чтобы пробраться в Люськин рай для кусочников.