Кольцо Анахиты
Шрифт:
Он снял с меня платье, нежно касаясь груди, живота, бедер, и от каждого его прикосновения по телу разбегались жгучие волны. Колготки послушно последовали за его пальцами. Я села на кровать, сбросила туфли, стряхнула колготки. Тони, наклонившись, целовал мои колени и пальцы ног. Все так же медленно он избавил меня от остатков одежды, мимолетно лаская каждый уголок моего тела, которое, казалось, вопило от нетерпения.
— Ты садист? — прошептала я?
— Да, моя милая, — усмехнулся Тони и вдруг резким рывком выдернул из-под меня скользкое покрывало. Я упала на спину, и он накрыл меня прохладной тканью, которая на
Тони стоял передо мной и по-прежнему неторопливо снимал с себя одежду, позволяя мне видеть каждое его движение. Он смотрел мне прямо в глаза, не отрываясь, и мне казалось, что я тону. Эта пытка была такой сладкой, такой мучительной…
Наконец на нем не осталось ничего. Далеко не каждый мужчина в раздетом виде выглядит лучше, чем в одетом. На Тони я, наверно, смогла бы смотреть бесконечно, если бы… В конце концов, как долго может голодный рассматривать роскошный стол, роняя слюни на скатерть?
Я отодвинулась от края, дав Тони место рядом с собой. Он сидел передо мной на коленях, продолжая эту невероятную муку. Подняв мои руки на спинку кровати, он начинал долгое дразнящее движение — от кончиков пальцев, по тыльной стороне предплечий, легко касаясь подмышек и груди. Путешествие продолжалось по животу и внутренним сторонам разведенных бедер, с короткими, будто случайными ласками самых потайных мест, а заканчивалось на кончиках пальцев ног. Потом этот маршрут повторяли его губы и язык — и все начиналось сначала. Только с каждый разом прикосновения, такие легкие, невесомые в начале, становились все тяжелее, они давили, словно его пальцы и губы проникали вглубь моего тела через кожу.
Я тысячу раз поблагодарила его мысленно за включенный свет — мне хотелось видеть все, и я вдруг поняла тех, кто увешивает спальню зеркалами. Я кусала губы, с трудом сдерживая стон, и тянулась ему навстречу, не в силах больше терпеть. Когда Тони наконец резким внезапным толчком вошел в меня, вселенная вдруг оказалась не снаружи, а внутри меня. Она взорвалась ослепительной вспышкой, разрывая меня на молекулы и атомы…
К восторгу примешалась тонкая струйка досады: мне хотелось разделить этот ядерный взрыв с ним. Но Тони продолжал двигаться, все ускоряя темп, и я поняла, что это было только начало, первая ступень восторга, а впереди ждал новый неведомый уровень, куда я еще никогда не поднималась.
Когда мы одновременно достигли последней вершины, наслаждение было настолько острым, что молнией промелькнула странная мысль: прекраснее может быть только смерть…
Все, что было дальше, я помнила какими-то обрывочными кадрами. Кое-как отдышавшись, мы долго исследовали друг друга, проверяя, что кому нравится, а что нет. Ленивые, пресыщенные ласки сменялись жадными и разнузданными. Потом мы ели холодное карри, в постели, прямо из кастрюли, руками — потому что Тони забыл взять вилки, а я его не отпустила. Мы выковыривали из риса кусочки курицы и кормили друг друга. Потом пили вино, по очереди отхлебывая из горлышка.
Кажется, я сказала, что устала и хочу спать. Тони на руках понес меня в душ. Он намыливал мою кожу лимонным гелем, я снимала пену с себя и намыливала его, и это было таким возбуждающим, что, разумеется, все
закончилось еще одним сеансом опасного секса. Опасным он был, впрочем, только потому, что мы рисковали поскользнуться на мокром поддоне и что-нибудь себе сломать. Обо всем остальном Тони позаботился сам — к моему то ли облегчению, то ли разочарованию.Потом мы все-таки уснули, тесно прижавшись друг к другу. В пять часов он разбудил меня. Только-только рассвело, в окно заглядывало серенькое туманное утро.
— Пора, моя хорошая.
— Какого черта? — спросила я по-русски и пояснила по-английски: — Мы никому ничем не обязаны. Мы взрослые люди. Зачем нам прятаться? Почему я не могу остаться здесь?
— Потому что нам придется соблюдать элементарные приличия. То есть притворяться, что в стенах этого дома между нами сугубо платонические отношения. Что у нас и мест-то таких нет, которыми можно сделать что-то неприличное.
Я рассмеялась и начала одеваться.
— Позвони мне днем, — шепнул Тони, целуя меня на прощанье.
========================================
Пройдя через веранду, я почувствовала, что ночной фитнес разбудил во мне просто зверский аппетит и что до завтрака я просто не доживу. Пришлось зайти в жральню и — в полном соответствии с легендой — затовариться едой.
Никого не встретив, я поднялась в свою комнату, разделась и легла в постель — наконец-то свободную от собак. Роняя крошки на простыню, сжевала сэндвич, — привет здоровому образу жизни! — поставила будильник на 6.55 — еще полтора часа можно спать! — и только закрыла глаза, как почувствовала знакомое прикосновение, похоже на слабый разряд электрического тока.
— Маргарет! — прошептала я.
Она сидела на краю постели и улыбалась. Ее невероятные синие глаза сияли. Мне захотелось обнять ее, но я вовремя вспомнила, что она всего лишь призрак.
— Куда ты пропала? Почему молчала? Ты так была мне нужна! — тараторила я.
— Тише, тише! — продолжала улыбаться Маргарет. — Я тебе все расскажу. Но не сейчас. Нам нужно больше времени, чтобы ты узнала все. А сейчас тебе надо поспать.
— Но почему ты не приходила? Почему не отзывалась, когда я тебя звала? И твой портрет…
— Я не могла. Чтобы ты увидела или услышала меня, мне нужно было столько твоей силы, что это убило бы тебя.
— А сейчас? — испугалась я.
— Сейчас все в порядке, не волнуйся. Я приду к тебе ночью — не следующей, а на понедельник.
— Ночью? — переспросила я, не представляя, как смогу провести хотя бы одну ближайшую ночь без Тони.
— Да, — кивнула Маргарет. — Завтра вечером у тебя начнется женское, поэтому…
— Откуда ты знаешь? — перебила я. — К тому же еще рано.
— После того как мы были одним целым, для меня в твоем теле нет секретов. И это время мне будет легче снова соединиться с тобой. Все, а теперь спи.
Не успела я ответить, как Маргарет растворилась в воздухе. Мои глаза закрылись, и я провалилась в сон — чтобы через секунду проснуться от мерзкого писка будильника.
Все тело ломило, как будто накануне я отпахала несколько часов в тренажерном зале. Сильнее всего скулило то место, которое получило максимум удовольствия. Ну да, за все хорошее приходится платить. Нет худа без добра, но и добро, как водится, без худа — чудо.