Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица
Шрифт:
– Но доподлинно это тебе неизвестно, Иван Иванович. А вот я думаю, что клад вполне существовать может.
– Я думаю, что он ищет нечто иное. Но за сие иное он также может получить много денег, – предположил Иванцов.
– И ты можешь предположить, что сие может быть, Иван Иванович? – спросил Цицианов. – Ну, что он такого искать в документах Салтыковой может?
– Я могу вам кое-что рассказать, господа. И ранее мог, да боялся.
Соколов и Цицианов заинтересовались словами Иванцова.
– Говори, Иван Иванович!
– Дело больно опасное, господа.
–
Иванцов сказал:
– Весьма возможно, что я нашел нечто такое, что ему надобно, господа.
– Сабурову? – спросил Цицианов.
– Ты нашел, Иван Иванович? Когда это? – спросил Соколов.
– Мною еще зимой был обнаружен в доме Салтыковой один документ. Я тогда не показал его вам, но сейчас думаю, что стоило показать.
– И с зимы ты молчал? – Цицианов был искренне удивлен.
– Что за документ? – спросил Соколов.
– Ты говорил, Степан Елисеевич, сообщать все что до дела Салтыковой касаемо. Но не думал я, что и сие для того дела важно.
– Что ты нашел?
– Вот, – Иванцов протянул Соколову письмо.
Степан схватил листок и развернул его.
– Читай в голос! – попросил князь Цицианов.
Степан прочитал:
«1761 год от Рождества Христова.
Февраль, 14 дня.
Почтенная сударыня, Дарья Николаевна.
Вчера мною Манифест был составлен. В нем ОН подтвердил все, что сказал Седьмого дня сего месяца. «Слова и дела» более нет. Хотя на местах сей указ сразу чиновниками нашими к исполнению принят не будет. Так всегда на Святой Руси делается. Покудова раскачаемся.
А о втором Манифесте я с Ним токмо говорил. Он согласен на то, ибо власти не желает. Рвется к себе обратно. Но боится тех кто противу нас стоит. Я ежели, правду молвить, и сам их боюсь. Ангальтинка не такова оказалась, как мы думали сперва. Умна и клевретов себе нашла под стать себе. Но и мы однако же не дремлем.
Глебов говорит, что вскорости можно от Ангальтинки ожидать решительных действий. А если она выступит первой?
Но бог милостив, и будем уповать на его милость.
Скоро все будет.
С почтением к вам, Дмитрий Васильевич Волков».
Прочитав, Соколов передал лист Цицианову.
– И что скажешь, князь, на сие? Салтыкова-то, Дарья Николаевна у нас политикой занималась. И сам тайный секретарь императора Петра Федоровича45 Дмитрий Васильевич Волков письма к ней слал. Ежели, конечно, сие такоже не подлог. Я ведь почерка Волкова не могу знать.
– Это пахнет заговором против императрицы! – произнес Цицианов.
– Письмо, судя по числу, писано когда Екатерина еще не была самодержавной императрицей, князь. Так что сие не государственный заговор. Сие обычное письмо человека занимающегося политикой к иному человеку, такоже политикой занимающемуся.
– Но из этого письма ясно, что Салтыкова была связана с теми, кто в Петербурге о Манифестах размышляет. А здесь нами уже выявлены связи с Хвощинским, Яровым, Молчановым и иными! Ты чуешь, куда ветер дует, Степан! Да ежели мы сие дело раскроем, то императрица за наградами не постоит. Это тебе не холопов убийство.
– Но политика дело опасное. Мало ли какие
люди стоят за этим? – сказал Иванцов. – Здесь думать надобно!– Кто с этим спорит, Иван Иванович? Думать надо. Да и нет у нас пока ничего в сущности. Но есть зацепка, господа! – сказал князь Цицианов.
– И снова Мишкино дело всплывает, князь. Он знал того кто холопам Салтыковой до Петербурга добраться помог!
Цицианов согласился с Соколовым:
– Может ты и прав был, Степан, когда Мишкино дело поднял. А я тебя зазря слушать не хотел. Но чего теперь старое ворошить?
– Но дьяк Гусев утверждает, что Мишка убит случайно, – произнес Иванцов. – Али и Гусеву уже не веришь, Степан Елисеевич?
– Гусев меня на мысль пойти к Тютчеву навел. И думаю, что сие могло быть не просто так.
– Про что ты, Степан Елисеевич?
– Гусев мне посоветовал Тютчева посетить и дело по нему раскручивать. Я отправился к капитану, а тот мне на стол выкраденный у Михайловского документ выложил. И на гвардейца, бывшего холопа салтыковского, он указал! И Гусев моим расследованием много интересовался. Не звенья ли это одной цепи?
– Надо думать так оно и есть, Степан Елисеевич! Гусев с теми, кто Салтыкову под суд подвести желает.
– Можно предположить, что он подкуплен! – сказал Цицианов.
– Гусев не беден, князь. И я его давно знаю. Подкупить такого просто так нельзя. Он хоть во мздоимстве замечен был в прежние годы, но человек порядочный и честный по-своему. Да и не беден он нынче. С чего ему сейчас продаваться? Здесь дело посложнее.
– Погодите! Стало быть, Сабуров искал именно сие письмо? – князь указал на лист бумаги, принесенный Иванцовым.
– А кто знает? Так сразу на такой вопрос и не ответишь. Иван Иванович, а не специально ли тебе сие Сабуров подсунул? – Соколов посмотрел на Иванцова. – Вспомни, как сие письмо попало к тебе?
– Да просто попало. Мне Сабуров велел документы сортировать в тот день, как и всегда. И я стал их раскладывать по стопкам. И тогда на сие письмо и наткнулся. Прочитал и спрятал его. Сенатор же сего не видел, ибо чтением иных документов увлечен был.
– Сабурову ничего про находку не говорил? – спросил Цицианов.
– Нет! – ответил Иванцов. – Сабуров ничего не знает.
– Но только в том случае, ежели не он сие нашему Ивану Ивановичу подсунул. Также как он подсунул ему книгу эконома помещицы Салтыковой. Сенатор, как оказалось, мастер на такие дела.
– Но такую работу по сортировке документов я делал и после того много дней, господа. Не думаю, чтобы он сделал такое намеренно.
– Проверим потом специально или нет. А сейчас давайте думать, что нам дает найденный документ? – спросил Соколоов.
– Судя по тексту здесь говориться об указе императора Петра Федоровича о ликвидации Тайной канцелярии, – сказал князь. – Затем последовал еще один указ о «Вольности дворянства» и затем еще один об отобрании вотчин у монастырей. Но здесь слова про второй манифест странно звучат. «Он согласен на то, ибо власти не желает». Что сие значит? Не то ли что император хотел отречься от власти верховной еще до своей коронации?