Колобки всегда против

– Братцы, Амон пропал, - объяснил он свою беду этим таинственным незнакомцам.
– После непродолжительной реакции он понял, что нужно повторять, как минимум, раз сорок. - Опиши тут его особенные приметы, - лениво сказал один загадочный тип, протягивая блокнот. - Хорошо. Только не показывайте ему НИКОГДА, пожалуйста, этот листок с ЭТИМ описанием...

Читающий вверх ногами отдал листок с писаниной другому эксперту. - А я нашёл этого, - сказал, помолчав, один из группы странных лиц. - Чё??
– сотрудник в форме не сходил с места. - Давай тыщу!!..
– Ошеломлённый товарищ пропавшего без вести буяна смешался, но отдал тыщу. Тот, взяв, повертел её, удивляясь сам себе, - как это у него так вырвалось?
– и скрутил из неё папироску. - Где?
– Витёк быстро в свою очередь задался логичным вопросом. - Да вон он, - сказал форменный сотрудник, - тыщу ещё давай!

– ОГО!..
– повернулся Витёк.

В их сторону, издавая неясный гул, медленно двигалась огромная масса народа; которую вёл, собственной персоной Амон. Амон, безо всяких талантов к руководству, которому удалось сотворить чудо, и толпа, впереди которой находился его друг, а все бесчисленные сонмища шли за ним.

Он не знал, как выглядят инопланетные пришельцы; (и никогда в жизни не видел пресловутых их баз), и у него не было ни одного знакомого олигарха. К тому же Амон не был учёным или начитанным, не мог рассказать ни про ядовитую зубную пасту, ни даже про фальшивый алкоголь; поэтому он попросту объявил толпе, что он гей.

Амон быстро осознал гениальную мысль; выдал идею, взял знамя и повёл за собой людей. На это ему понадобилось 5 или 6 минут.

Толпе, которой раньше дела не было до дрожжей, сделалось любопытно. Они, конечно, знали, что люди этим грешат, но чтобы колобки? Так складывается судьба. Если бы вдруг сейчас в это место приземлились пришельцы, мероприятие Амона потерпело бы фиаско; и многого из нижеизложенного в повести вообще бы не было.

Таковы Колобки: - не только способны выступить против всего, но и готовы отстаивать Что Угодно, как не существует в мире такого предмета, который не мог быть за всю историю опозорен, запрещён, предан гонению и т.д. и т.п.; как не существует такого предмета, который не поддерживали бы ни разу в голом виде и который представители шоу-бизнеса не напяливали себе на голову. По мере того, как плодилось просвещенное невежество, и во мгновение ока расширилось восприятие мира среди населения, Амон приковал к себе всеобщее внимание. Все любопытствовали, интересовались, заразно это, или нет; многие от души плевались, матерились, но всё равно продолжали идти. Кажется, Амон решил соответствовать некоторым предубеждениям, насчёт того, кем в самом деле являются предводители власти. (чтобы возвыситься, как бы ни было это противно окружающим)

Приходилось врать, что дрожжи выступают против гомосексуализма, и склонять народ к неприязни к дрожжам, по крайней мере, - подстёгивать хулой и осуждением, (чтобы они хотели разобраться в этой проблеме.) Толпа и её Нетрадиционный мнимый предводитель дошли до того места, где до тех пор развивали новые идеи, присуждали награды, выносили приговоры, и играли в лото.

Амон поступал так, будто минуту назад таинственный незнакомец в тёмном пальто и шляпе постучал в его убогое жилище, и с порога, не здороваясь, глядя в глаза, сказал: "Нам нужен новый лидер. И этот лидер - вы".

– ...Старое поколение не понимает голубых, потому что у них чёрно-белые телевизоры!..
– орал Амон, с верхушки непонятно чего, - противники дрожжей выступают за то, чтобы раздать всем пенсионерам бесплатно плазменные телевизоры, и они беспрепятственно начали понимать голубых!!..
– И тарелки!! ...и стали уважать цветных! - Что это он? Мы всегда уважали цветных, - удивилась искренне парочка пожилых добровольных слушателей.
– И понимали тарелки.
– Он хоть знает, каким местом геи размножаются?.. - Это что, - наш новый депутат?
– спрашивал некто, только что присоединившись к толпе. - Да они там все такие!

– ...А что, у нас разве власть валяется?..
– осведомился, проходя мимо, наш старый знакомый колобок Модест. - Может быть, немножечко отвалилось?
– Что ж теперь?.. А ты бы не взял?.. - Чтобы власти поотрывали потом?..
– заявил Модест, сочувственно кивая в сторону не на шутку распоясавшегося активиста.

– Мы расширим границы мировосприятия! Мы откроем всем людям глаза!! Расскажем им, что дрожжи вывели на трупах. Мы спросим у трупов!! Мы призовём к ответственности дрожжей! (Мы клонируем создателей безобразий, чтоб призвать их к ответственности!..) - Дай двести рублей!!..

– восхищённо орал из толпы Вениамин. - Приятель, - спрашивали у него из толпы, - ты лучше скажи, кто из Вас Двоих дома посуду моет?..

Так бесконечно распинался, продолжая поражать и давая поржать, Амон, т.к. его новая политическая линия не совсем (и не везде) увязывалась с дрожжами. К счастью, увлекая за собой волнующуюся массу, он успел где-то выпить, и легче складывал бессвязные слова в логические фразы. Заодно он сразу заклеймил оскорбительные нападки на геев, пока они не начались. Раз он возвысился и принял на себя подвиг юродства; то приходилось защищать то, что его не касалось, и обвинять то, в чём он толком не разбирался. Все следом идущие вознамерились смотреть из спортивного интереса: как тупая, необразованная, поддатая мышь рожает такую значительную огромную гору.

В общем, Амон просто выходил из положения. Он заимствовал у какой-то одной теории пятку, у другой - нос, (ковыряясь в памяти) и слагал политические вирши, заворачивая гайки эмоциями и матерщиной. На середине своей речи Амон отказался от русского языка и перешёл на чисто русский. (Толпа, опрокидывающая на своём пути только недостойные объекты архитектуры, то есть, пивные ларьки и биотуалеты, поджигавшая только дешёвые машины, в общем, вела себя в рамках восстания вполне прилично. Тем более, после пережитого стресса нужен был выход эмоций, а танцевать и петь почти никто не умел). Его Франкенштейн до некоторой степени веселил толпу; (иные такие же поддатые готовы были на руках понести это чудовище) все внимали и приносили ему в жертву пока, своё драгоценное внимание. (Амон в качестве оратора чудовищно шепелявил; с такой жуткой дикцией невыносимо было смотреть, как он корчит непередаваемые гримасы и орёт.) Так как общеизвестно, что по статистике гораздо эффективнее реклама, где временами в кадре мелькает чья-то улыбающаяся рожа, он улыбался.

Профессор (тоже бывший здесь) стоял, поджав губы, скривив рот, но ничего не говорил. Колобчинский был не прочь послушать, потому что Амон в пылу вдохновения приплёл его теории тоже. Он расходился, и выбрал себе, наконец, новый титул. - Теперь называйте меня - Электорат. - Современные идиоты в массе такие серые, То есть, идиот нынче пошёл какой-то серый, - вздохнул профессор Колобчинский.
– почти как художники, политики и режиссёры.
– Но что особенно удручает, так это то, что я не вижу рядом толпы отстойных уродов, а вижу нормальных и адекватных граждан.
– Он уже думал, не перетянуть ли ненароком внимание на себя.

– Знакомьтесь, - торжественно произнёс лидер.
– Это колобковские сиамские Близнецы - Что-то они мне напоминают, - пригляделся Витёк, - (почему то, сам не знаю) неожиданно я вдруг вспомнил ту стюардессу. - Большое спасибо, - тут же сказал ему один из близнецов.
– Обычно нас попросту все принимают за огромную говорящую задницу; а любезный друг Амон пообещал нам роль Спикера. - ...Прежде они боялись выходить на улицу, так как их всегда раньше принимали за геев; или за большущую выпеченную из теста Задницу; что неважно, но отныне в любом случае им гарантировано всеобщее уважение и признание! - Можете нам поклоняться, - скромно сказали сиамские Близнецы.
– А что? Почему бы и нет? - На родной земле мы должны безоговорочно принимать всех, ведь все кровные мы братья, кроме проклятых дрожжей! - Не собирается же он управлять на голом популизме?..
– серьёзно встревоженный, вопрошал Модест.

Завидев друга, Амон быстро залез на него и начал кричать: "Товарищи!.." Недолгой была его речь. Пьяный, он упал с опоры вниз; хоть товарищ держался твёрдо. Пусть даже кто-то поддерживал, но что бы ни стояло под ним: хоть броненосец, хоть дикобраз, он всё равно бы рухнул.

Итак, предводитель свалился лицом в грязь; но так как его самые последние слова были о земле и о родине, то он не посмел выплюнуть эту самую родную землю.

Профессор Колобчинский сурово молчал. Довольно того, что он присутствует у каждого придурка в паспорте! - Профессор!
– Вы бы хоть ему что сказали! - Ничего!
– Даже сам Лев Толстой говорил, что история России свершилась рядом безобразий.