Колобки всегда против

Для того, чтобы как-нибудь заполнить зал, представители власти поступили следующим образом. Они навешали на стены неприличных картинок и расставили алкоголь. Когда любопытные с улицы зашли смотреть, как открывается кабак, алкоголь тут же убрали, а картинки позанавешивали; зал тут же заперли, и объявили начало заседания; обманутый народ негодовал. Такие процессы всегда надо проводить с участием общественности, но вот беда - колобки всегда против. Чтобы спасти здание от разрушения, им было пообещано в конце процесса вернуть алкоголь. - Это кто там покидает зал без спросу?
– Сейчас всех удалю. Итак, мы выслушали речь обвинения - слово предоставляется защите.

– Подсудимого нельзя судить, - пояснил суду Адвокат, - он не в состоянии. - Да он всегда в таком состоянии, - если не спит и не жрёт.
– Это его единственное состояние. Что ж нам, ждать, когда он помрёт?

– Подсудимый! Ты хоть понимаешь, что каждое сказанное тобою слово может быть использовано против тебя? - (тот слушал, глупо ухмыляясь) - А... если я скажу "креветка", как вы это ис... пользуете?

– Светлая мысль снова посетила его.
– А если я скажу "пиво"? - Не люблю судить идиотов. Но выбора-то нет, - вздохнул судья.
– Где вы родились? - Рубероид, - отозвался Амон. - Всё хорошо. Главное, не скажи ругательство, - потихоньку шепнул ему адвокат. - "...", - отозвался Амон. - Кто меня звал?..
– раздался голос из зала.
– ...И почему меня вечно зовут просто так?! - Ох, горе!
– сказал очень укоризненно судья - уж лучше бы ты на помойке валялся! - А я валялся!..
– отвечал Амон с видом святого - вон, он видел. - Ничего я не видел!
– категорически отозвался Витёк.
– Я когда мусор выбрасываю, ни на что не смотрю и ни с кем в разговоры не вступаю. Прокурор хотел его подловить: - Даже с друзьями? - С ними тем более. Помойка не место для дружеских встреч. - ...Не место?! А как же мы с тобой судейские покрышки в огонь бросали?..

– Придурок!
– пихнул обвиняемого его Адвокат, - говори всё, как я тебе сказал. - Хорошо, - отозвался послушно Амон.
– Гони деньги, а то сам себя будешь нахрен защищать!!.. - Защитник, - осведомился судья.
– вы же бесплатный, государственный. - Неправда! Как раз... с этого четверга я и перешёл на платную основу. Хотите, предоставлю справку?.. - Половину, - ответил судья, - справки. Сегодня, кстати, среда. Так о чём вы там говорили?

– К сведению уважаемого Суда повторно напоминаю - мой подзащитный, наш обвиняемый, был наркоман. То есть, он есть наркоман и, вероятно, будет наркоман. Иначе говоря, подсудимый находился под действием стандартных наркотических веществ, и его нельзя судить. - Все принимают наркотики. Но никто не пишет на заборах, - строго сказал Прокурор.
– Вон Степан Ильич тоже принимает, а гадостей не пишет. - Не пишу, - сказал судья.
– Я поэмы пишу.

– Вот именно; а использование творческих и иных способностей во вред природе и обществу карается строго! За это самое меньшее нужно присуждать Пособие по тупости. - Присудим, - уверил судья, - если здесь нет злого умысла. - Здесь я, - отозвался с заднего ряда Злой Умысел.
– Чего надо?.. - Ничего, - сказал судья, - ты был у подсудимого? - Откуда я помню?..
– у меня 300 друзей в Контакте!

У судьи и у прокурора были конторки, а у адвоката не было. Никакой несправедливости!
– элементарный дефицит. Тем более, традиционно, адвокат был самым подвижным участником процесса. А конторку у него забрали, чтобы он сам не подумал, что кто-то решил ограничивать его долбаную свободу.

– Защитнику - все карты в руки, - объявил председатель. Действительно, за конторами они резались в карты.

– Мой подсудимой с малой долей вероятности хотел в указанном тексте оскорбить национальный характер. Ведь он же ясно написал: "Все колобки - уроды"; следовательно, под объединяющим словом "все", счёл, вероятно, и себя. Напоминаю ко вниманию собравшихся, что Колобки не имеют свойства самокритики. Если же он приравнял нас к себе, значит, с его точки зрения мы не так уж плохи! - Вы лохи, - пролепетал полупьяный Амон. - Новое оскорбление, - заметил судья.
– Прошу секретаря занести в Протокол, - обращаясь к сидевшей в углу массивной жирной и неподвижной Колобчихе, что со скуки ковыряла ручкой в зубах. - Протестую!
– чуть не до потолка взвился Адвокат, - данное понятие не может являться оскорблением, так как употреблённое моим подзащитным понятие "Лох" - слово, вышедшее из лексикона норвежских рыбаков, употребляется оно по отношению к вялой рыбе и означает только лёгкую добычу. - Так он имел в виду, что мы - слабаки?
– ощерился из-за конторки Прокурор.
– Да это тяжелейшая форма оскорбления, изо всех мною на зоне слышанных! Если он это имел в виду. - Да ничего он не имел.
– оправдался Адвокат.
– где ж у него ума?.. может, он просто так хотел срифмовать: "Лохи...
– не так уж плохи..." - Или так: "...И у вас в затылке блохи!" Двойное оскорбление! - Протестую! Данное понятие не может применяться к Колобкам, особенно - в форме оскорбления, т.к. они не могут являться фактическими носителями блох или других паразитов, т.к. блохи населяют только животных, носителей волосяного покрова, т.е., покрытых шерстью, а у колобков нет волос.

На это нечего было возразить и, прокурор, прищурившись, умолк. - Да это не его почерк!
– настаивал на своём защитник.
– Ни одной ошибки; а он вообще писать не умеет. - О, ну это элементарно легко сличить. Принесите сюда забор, и пусть снова напишет. Так, как он не умеет. - Ну, нет - возразил на это предложение адвокат, - по вашему методу, вы припаяете ему второй срок.

– Это он с Египта насмотрелся, - крикнул с места Витёк.
– Там все на стенах пишут! - То в Египте, а мы - Великая Цивилизация, - возмутился прокурор.

– Нужны ли нам такие надписи, где нет ни слова о наших достижениях?.. - Повторяю: не запрещается писать на стенах. Не забывайте, что официальная Пресса бывает крайне вредна и нуждается в здоровой конкуренции. А мой подзащитный - я только сейчас догадался о его воистину благородных намерениях, о которых он стесняется сказать - ведь он просто не дописал. Так должно было быть: "Все Колобки уродыЛИСЬ на процветание Мира". - Как это? - На процветание Мира. - А, так эта сволочь новый проповедник? Ну, пусть споёт, и мы его отпустим.
– Похвальная надпись в общественном месте не запрещается, но нужно разрешение. - (На самом деле прокурор в душе благодарил Амона от всего сердца, и готов был его целовать, за то, что тот своим неожиданным героическим подвигом богохульства создал прекрасную почву для общественного процесса, и своей глупостью подогрел всё прохладное море чужого ума.) - Как я уже выразился, мой подзащитный наркоман гражданин исключительно порядочный и ответственный. Он никогда бы не стал хвалить нацию без уважительной причины.

– Ах, да? В таком случае я хочу спросить его разрешение на эту работу. - Да работайте на здоровье, он вам разрешает.
– невозмутимо отвечал Адвокат.

– Господин Судья, - вылез второй раз Витёк.
– Можно мне в туалет?.. - Ты вернулся разрешения спросить? - А зачем оно мне нужно? - Ещё как. Куда ты пойдёшь без него, без моего и Президента. Разбежался. Там ещё ничего и не построено. Сиди и принимай участие в важном общественном процессе. - Ну, тогда я выступлю. Витёк вышел в качестве свидетеля защиты и такую начал речь: - Подсудимого наркомана я знаю давно. С детства мы с ним лучшие друзья. Он честный и порядочный... гражданин; правда, малость туповат, но когда это мешало гражданину быть честным и порядочным?.. - Понятно, - у вас личный интерес. - Никакого интереса. Я его ненавижу. И видя, что Амон плачет, присовокупил: - Ну, так, слегка. И в шутку.

Подождав, пока подсудимый на весь зал высморкается, председатель Суда продолжал: - Подсудимому вменяется в кои-то веки серьёзное обвинение. Может, есть хоть смягчающие обстоятельства? - Сейчас, господин Судья. То, что он идиот, не идёт в счёт? - Нет.
– За этим Адвокат вычеркнул у себя два листа писанины. - Наркоман я уже говорил?.. - Вот же! Он добропорядочный и ответственный гражданин. До подзаборного инцидента доказано вёл безупречную жизнь. Подсудимый очень редко являет поведение, вполне простительное. В душевной сфере отклонений не имеет; - заявляю об этом устно, так как справку из принципа съел его психиатр. Никогда не скрывает от властей нарушений и добровольно помогает наведению порядка.

– Подсудимый сам добровольно явился под стражу? - Нет. Подсудимого задержал на месте наш доблестный начальник охраны. Обкуренного, его скрутила и доставила сюда СИСКА.
– В зале засмеялись. - Он оказывал сопротивление? - Нашей СИСКЕ? невозможно сопротивляться. Я сам натаскивал её.
– (Прокурор поправил форму и продолжал): - Благодаря сотрудникам СИСКи мы можем по ночам спать спокойно. - Ещё бы они и по ночам шумели!
– довольно убедительно сказал кто-то из зала. - И мы все вам за это очень благодарны, - тут же добавил судья. - Спасибо, - пробормотал Амон.
– Мы все в восторге от вашей тренированной сиски.

– Что?
– сказал Прокурор.
– По-твоему, я похож на идиота?.. - Анфас или профиль?.. издали сзади вы смотритесь умным, - это так неожиданно и громко припустился вдруг Витёк на защиту своего недалёкого приятеля - давеча мы вам кричали "Дурак!", а вы правильно не слышали. Да вы что, о каком идиоте тут может идти речь?., ей-богу, иду, вижу, говорю: "боже! Посмотри, какой он умный! просто воплощённый интеллект. Как ставит ноги!" - Какие ещё НОГИ?.. - Простите, никакие, товарищ Прокурор, свидетель только хотел уточнить, что его друг по характеру своему - невероятно чувствителен, зависим, мнителен, сильно переменчив, эмоционально нестабилен и поддаётся влиянию.

– Так может быть, наш подсудимый - Женщина?.. - ОН давно вызывал у меня подозрения.

Подсудимому неожиданно выдвинули новое обвинение. - Может, ты - баба? - О, это элементарно легко сличить. - Только имейте в виду, другого забора у нас нет. - Нет, господин судья, он не нужен. Секретарь, принесите НОЖНИЦЫ! - Зачем? Для чего?..
– встрепенулся Амон, натягивая свою верёвку. - Секретарь, унесите ножницы.
– Секретарша не двинулась с места.
– Испугался, значит? Испугался, значит - мужик. Секретарь, занесите в протокол, что подсудимый на самом деле вполне адекватный, и уходя от ответственности, просто притворяется. - ...А БАБЕ, что, - значит, терять нечего??!!!!.. - на весь зал громогласно возмутилась вдруг сидевшая до поры совершенно неподвижно массивная жирная секретарша. Соседних сидевших как волной отнесло назад.- Вот тебе и солидарность! Вот благодарность!!
– то тебе порты чини!.. то по головке - гладь!, то колыбельную пой. То протокол пиши!! Сил нет! Она порывисто поднялась с места и как тяжёлый снаряд, покатилась к выходу; из зала она вышла, не раскрывая двери. Здание суда немного пошатнулось.