Колодезная пыль

– Бери, - шепнул он, протягивая гостю пухлый ком.

Ключик помотал головой, мол, спать не хочу.

– Как знаешь. А я завернусь, пожалуй, что-то познабливает.

Старик разулся, ботинки пристроил сушиться у огня, сам влез в спальник и, смешно извиваясь, уселся. Стал похож на толстую бородатую гусеницу. Пока он возился, покряхтывая и охая в нос, Валентин Юрьевич глянул и убедился - Александра спала. Устала, заснула мгновенно. "Я бы так сейчас не смог. В её возрасте - да. Она моложе лет на пятнадцать".

– Сколько ей лет?
– шёпотом спросил он.

– Двадцать пять, примерно как тебе. Чего ты так на меня смотришь? По ней не заметно? Будешь?

Последний вопрос Николай Андреевич задал, выпростав из мешка руку с флягой. Добавил в виде пояснения: "Новый Год всё-таки". Валентин Юрьевич кивнул, думая: "Примерно как мне. Он думает, мне двадцать пять... Всё-таки на десять лет старше. Вообще-то ему такая разница в возрасте должна чепухой казаться". Он принял колпачок, вымахнул одним духом, втянул сквозь зубы воздух. Показалось, деревенеет язык. Коньяк?

– С Новым Годом!
– шепнул старец Николай.
– Счастья тебе и всем нам...

Он налил себе, выпил, прикрутил до половины крышечку, и перехваченным голосом выдавил: "Особенно ей". Продышался, стал вполголоса многословно жаловаться. Что устал безмерно, но бросить всё и уйти не может, люди же пропадут. И внучка. За неё страшно, одна останется, если что, с чужими. Что делать с ней, прямо не знал Николай Андреевич. Чужих людей боится, ненавидит город...

– Поэтому вы и не остановились на ночь в метро?

– В метро? А, ты про южную платформу... Там закрыто всегда, но даже если бы открыто было, сам я туда ни ногой и её не пустил бы. Про метро всякое рассказывают. Может, сказки, может, и нет. А! Так ты оттуда выбрался? Ну, и как там внутри?

– Да никак. Пусто. Дверь нараспашку, внутри ни души.

– Пусто? Не знаю, не знаю... Значит, ты оттуда. Не из крыс случайно?

– Кто это?

– Лишенцы вроде нас, только бандиты. Говорят, у них в метро штаб. Слышал я, управляет ими некто Философ - странная у него кличка. Говорят, объявился недавно и сразу взял над крысами власть.

– Не знаю такого, - ответил Ключик и за удачный ответ награждён был ещё одним колпачком коньяка. Выпил. По животу разлилось приятное тепло, вставать не хотелось, но прогорели дрова, надо было добавить.

– Много не подбрасывай, до утра не хватит. Твоё здоровье, - сказал ему дед, выпил, хлюпнул носом и отёр слезу.

Навинчивая колпачок, спросил как бы невзначай:

– Ты ведь артмастер?

– Был, - признался Ключик.

– Я так и понял. Ей не говори пока.

Старик прилёг, не выпуская флягу. На огонь щурился, бормотал: "Что за жизнь? Менеджеры, дизайнеры, мерчендайзеры, артмастеры, маркетологи, промоутеры, рекрутеры..." Валентин Юрьевич Ключко, дипломированный архитектор, по специальности не проработавший ни дня, думал с горечью: "Прав он, прав. Какой из меня архитектор? Собачьей будки в жизни не построил, сортира не возвёл. Дед строил дворцы со шпилями и без, отец по всей стране натыкал заводских корпусов, а я... Ведь ничего не помню! Столько лет после института... Что там было с рубкой углов? В обло... В лапу... В иглу... В реж..." Он ясно припомнил - у отца была книга по деревянному зодчеству. Легко, будто наяву, отыскал на полке, мысленно потянул руку, даже название главы вспомнил, но дальше - всё. Провал в памяти. Ни чертежей, ни названий - ничего.

– Ну какой из меня архитектор? Самозванец, Лжедмитрий.

Дед проворчал невнятно, шевельнул головой. Заснул? Ключик убедился - оба спят: и дед, и внучка. "Лжец. Останешься с ними - придётся врать. Ей пока не говори, он сказал. Пока. А потом? Добавить к ненависти презрение? Мало того, что артмастер, так ещё и лжец. Ну нет, это не для меня. От себя отрекаться? К чёрту. Развезло деда. Нужно уходить, пока не проснулся". Ключик решительно поднялся, сделал шаг прочь от костра, однако ноги сами привели его к закукленной Александре. "Надо же глянуть напоследок. Снегурочка. Маленькая Разбойница, Джой Гастелл, Сашенька... Это не деда развезло, а меня. Прочь, прочь руки!"

– Пошёл вон от неё, ты... сволочь!..

– страшным шёпотом приказал себе бывший артмастер и нырнул во тьму зимнего леса.

На счастье тьма оказалась не слишком густой, взошёл рогатый молодой месяц в радужном ореоле. При его свете Валентин Юрьевич без приключений нашёл дорогу к южной платформе. Дверь была прикрыта, но не заперта. "Кажется, я оставил её нараспашку", - подумал Валентин Юрьевич, но решил не придавать значения таким пустякам. Схватившись за ручку, вскарабкался по наледи на порог. После промороженного лесного воздуха влажное дыхание подземелья показалось ему ядовитым.

Глава двадцать первая

В зале недостроенной пересадочной станции было тускло, затхло и пусто. Кому захочется в новогоднюю ночь шастать под строительными лесами, спотыкаясь о брошенные как попало доски? "Дверь прихлопнуло сквозняком, или я сам её прикрыл. Беспамятный же. Нет тут никаких крыс, мыши - да, встречаются. Что бандитам делать в тоннелях городского метро? Надо же такое придумать - штаб. Философ какой-то. Хорошую кличку заработать непросто. Сказки всё это - бандиты, разбойники. Современные бандиты и разбойники не сидят в лесу вокруг костра, песен не поют и штабов в сырых подземельях не устраивают. Зачем? Наверху в городе раздолье. Современные бандиты любят быть наверху. Взять хотя бы того, который в пентхаузе с мраморной балюстрадой. Метро ему ни к чему. Он не философ. Что ему делать во тьме? Свет..." Странное дело - в тоннеле мерцал свет, а шума поезда слышно не было. Удивительно - свет мерцал в правом от платформы тоннеле. "Я точно помню, поезда шли слева направо, - подумал Ключик.
– Реверсивное движение? Не похоже. Это не прожектора электрички, нет. Больше всего похоже на... да, кто-то идёт с фонарём. Путевой обходчик?" Ключик прислушался. Разговор. Смех. Путеец, если только он не безумен, не станет во весь голос говорить сам с собою и смеяться собственным шуткам. Ключик метнулся к стене, прыгая через перекладины лесов, нашумел (под ногами загрохотали доски), схоронился за распределительным шкафом.

– ...старого хрыча!
– вынесло из тоннеля молодой голос.
– Спит круглые сутки, спросонья морозится, несёт всякую хрень, а вы слушаете! Клошары-лошары.

– Дурак ты, Степлер, и шутки у тебя дурацкие. Философ зря слова не скажет.

– Так он мне и не сказал ни слова! Бестолковкой только своей патлатой мотнул. Я ему о деле, а он...

– Он с дураками не разговаривает. Слыхал, как он мне - на запад идите, там теперь встаёт солнце. На запад - это сюда. Вход смотрит на юг, нам, стало быть, на запад.

Ключик осторожно выглянул из-за шкафа. Судя по разговору, бандиты не собирались поворачивать в зал, если бы повернули - беда. Нашли бы сразу, спрятаться негде.

Они не повернули в зал. Головы и плечи, срезанные краем платформы, проследовали справа налево и утянулись в западный тоннель, туда, откуда выбрался на платформу пересадочной станции Ключик. Путь домой был отрезан, идти следом за крысами Валентин Юрьевич не посмел. Некоторое время он слышал обрывки фраз: "А что там?" "Развилка... пять углов" "А успеем?.." "Успеем. Дверь закроют только..." Потом возгласы превратились в невнятное бормотание, искажённое эхом, фонарные сполохи поглотила тьма.

Из подслушанной беседы и собственных наблюдений Ключик сделал сразу несколько ценных выводов. Крысы существуют. Философ - реальная личность. Дверь южной станции открыта была не зря - с чьего-то попустительства, вольного или невольного. Крысы так попадают в город. На запад по тоннелю - пятиугольная площадь, значит на восток - станция возле площади Архитекторов, куда и следовало идти. Это недалеко. Последний вывод Ключик сделал, припомнив, как визжал колёсами поезд, следуя с запада на восток. Тормозил, катясь под уклон, значит, поблизости станция.