Колония "Дельфин"

Знай, я помню наш разговор. Конечно, ты могла быть «под витаминами», но я выполню обещанное. Надеюсь, когда люди узнают об этом месте, Герману наступит полный кирдык. Так и будет, я уверен. А ты должна держаться. Просто обязана. И ты справишься. Я сразу понял, что ты особенная. Соня, ты очень сильная и сможешь многое. Забудь про страхи, вытащи это из себя, стань собой.

Когда я увидел тебя впервые, мне показалось, что нашёл родную душу. Такую, как и я. Я ошибался. Ты, конечно, мне родная, но координально отличаешься от меня. Ты добрая и бесстрашная. Мы ещё увидимся. Обещаю. А пока остаётся только скучать. Уверен, у меня будет ломка без тебя.

Ты - мой личный сорт героина.

А вот это точно фраза из Сумерек.

Вот черт, я стал как моя бабуля.

Счастливо. Савва.

Колония «Дельфин» - это как жуткий, глубокий сон, который затягивает тебя и постепенно уничтожает шанс на пробуждение. Представляя собой место, где злоба и беззаконие порождают что-то особенно страшное, оно душит тебя и со временем, ты прибываешь в состоянии кислородного опьянения. Только ты не умираешь. Тебе дают немного отдышаться, а потом все по новой.

Я держала в руках мятый клочок бумаги и не могла поверить, что больше не увижу Савву. В моем и так наполовину пустом сердце, появилось ещё одно свободное место. И если в этом мире, помимо мамы и нескольких моих друзей, остались люди, которым не безразлична моя судьба, то присаживайтесь. Всем хватит мест. Я не стала с головой впадать в депрессию, так как благодаря Савве, у нас появился крошечный шанс. Шанс, чтобы выбраться из этого Адского плена.

Год назад, месяц декабрь, означал преддверие чего-то волшебного, сказочного и чудесного. Перед новогодними праздниками, мы с мамой, нарочно озадачивали себя приятными хлопотами, чтобы не оставалось времени на скуку. Пока мама ставила искусственную елку, я распутывала фонарики и обязательно где-нибудь рвала проводки. Когда из соседних окон, елки переливались разноцветными огоньками, наша красавица, добродушно была завалена одной мишурой. Мама готовила различные салаты и учила меня делать цветы из овощей. Помню, как пускала слюни, на маленькую баночку красной икры, которая зачем-то покупалась за месяц до праздника. И ещё множество вкусных продуктов, на которые мама клеила этикетку с надписью: «На Новый год». Это было чудесное время, и мысль о том, что на этот Новый год я не увижу маму, не посмотрю телевизор, не поем консервированных ананасов, очень угнетала.

Колония «Дельфин», готовилась к этому немного иначе. Снег не переставал ложиться хлопьями на землю, и мы бесконечно чистили от него территорию, натирая ладони об черенки от лопат. Даже через перчатки. В меню столовой, не появилось салата «оливье», а о мешках с конфетами, мы могли только мечтать. Одним словом, не поменялось ничего. Ни май, ни август, ни декабрь, не спешил нас чем-нибудь порадовать.

И вот сейчас, с самым бездушным выражением лица, я втыкаю лопату в снег и надеюсь, что причиняю боль белоснежному предателю. Мои руки колит от холода, а спина потеет от тяжелых и трудных движений. Я проклинаю всех и вся. Тело греют только воспоминания о матери. И о Савве. Тот человек, который вызывал у меня положительные эмоции, сейчас скорее всего… Хотя трудно представить, чем сейчас занимается Савва. Я не удивлюсь, если он читает пособие для новичков «Схемы плетения макраме». Вот серьёзно, не удивлюсь.

– Приветствую вас, Соня, - серьезный голос за моей спиной, заставил отвлечься от снега. – Чудесная погода, не так ли?

Повернувшись, я увидела Германа, в толстой дубленке с воротником из чернобурки. Он явно не постеснялся своего образа, учитывая в какой одежде, были сейчас мы.

– Здравствуйте, - неохотно поздоровалась я, нутром чувствуя неладное. Любое внимание с его стороны, это жирный намёк на опасность. Любой диалог с Германом, не мог закончиться любезностью и объятьями. Просто не мог.

– Я заметил, что последнее время, вы прибываете не в самом лучшем расположении духа, - сказал он, проедая меня глазами. – Может быть, это апатия?

Я решила общаться с ним, не отвлекаясь от работы. Так было проще, чем смотреть на него.

– Вы ошибаетесь, - ответила я. – Я всегда в таком настроении. Радоваться особо нечему.

– Неправда, - воспротивился Герман. – Сейчас, вы особенно печальны. Могу я предположить, что это связанно с уездом вашего друга Савелия?

Я заметила, как дельфинята стали коситься в нашу сторону. Им было интересно, что я такого натворила и что меня ждёт.

– Да, я расстроилась, - я ногой вогнала лопату в сугроб. – Изначально. Но сейчас я рада за него. Надеюсь, у него все сложиться.

Герман задумчиво потёр подбородок.

– Значит, дело не в этом, - медленно проговорил он. – А может, вас терзает другое? Может, вы нагрешили и не в состоянии простить саму себя?

Я замерла. О чем, он говорит?

– Исключено, - сказала я, ощущая, как немею пальцы. – Я не чувствую себя виноватой.

Герман помахал своим морщинистым пальцем в воздухе.

– Но вы не отрицаете того, что могли совершить проступок, - давил он. – Одно дело - согрешить, другое дело - не чувствовать своей вины.

– Я ничего не сделала, - стояла я на своём, даже боясь предположить, что он имеет ввиду. Неужели, спустя такое количество времени, он догадался, что я копалась в его вещах?

– Я очень надеюсь, что хотя бы перед Богом, вы соизволите покаяться, - сказал он, и в промежутках между его слов просвечивалась неподдельная угроза. – Всего доброго.

Я смотрела ему в след, находясь в лёгком недоумении. Это все? Он поверил мне на слово? Или это затишье перед бурей? Что именно он имел ввиду? О каком грехе говорил?

Провожая директора глазами, я поняла, как сильно оцепенели мои пальцы. Работы ещё валом, а значит, мне нужно было немного погреться, чтобы продолжить уборку снега.

Забежав в лазарет, я аккуратно сняла мокрые перчатки. В медпункте не находилось ни одного больного, потому что Лилия хорошо над эти потрудилась. Она отлично приноровилась вычисляться симулянтов, поэтому, одного кашля для госпитализации стало недостаточно.

Дыша на свои ладони, я вспомнила про свои улики. Эти клочки бумаги из дневника Германа, я припрятала слишком хорошо. И пусть мне достанется за это, но они их никогда не найдут, а я никогда не признаюсь в краже. Хотя, кто знает? Герман промолчал, он сомневается, а значит, это может сойти мне с рук. До боли замерших рук.