Колыбель в клюве аиста

– Не узнал, что ли? Земляк. А меня признал? Раим я. Приозерчанин, - выпалил Корноухий, радуясь и удивляясь.

Самосвал между тем, развернувшись, прогрохотал неподалеку. Корноухий, продолжая работу, безуспешно пытался окликнуть детину - машина, сделав петлю, выехала на асфальт и исчезла за поворотом.

А Корноухий продолжал:

– Мы с ним отбухали детдом. Ну, Кот он - вспомнил? Нет?

Как не напрягал память, вспомнить не удалось.

– Приозерчанин, говоришь?

– Ну да.

– Из Карповки?

– Не совсем. Говорю, детдомовский. А в Карповку наезжал к родичам, к тете, - вспомнил?

Возвращаясь с пивом, я пытался припомнить детину - все тщетно.

Но стоп!

Крутится на серпантинах за Сары-Ташем, рядом с дачными местами - так ведь это как раз над дачей Азимова?!

Почему крутится?

Возит гравий на самосвале!

Не тот ли самосвал, что привидением выполз в тумане перед Жунковским?

Стоп!

Сходства: и тот и этот водители самосвала. Оба трудятся на серпантинах, за Сары-Ташем, оба в возрасте. Не всё! Оба с фиксами. Жунковский успел-таки разглядеть фиксы. А вот залежавшиеся кудри детины расплылись в тумане. Да и как их мог разглядеть Жунковский, если тот был в берете. Коричневым клином вперед. Выходит тот и этот - одно и то же лицо?

Стоп!

– Нельзя на подножки! Располагайся на камушке - с минуты на минуту распогодится...
– это вообразил я голос детины в тумане.

– Что-то в нем неприятно поразило, казалось, я определенно знал его, - это голос Жунковского.

Я не заметил, как, размышляя о неожиданной встрече у пивного закутка, включил проигрыватель - грохнула джазовая музыка. Я перевел звук на среднюю громкость и отправился к себе в комнату.

"Попробую выделить ключевое, - думал я.
– Итак, детина-пивоглотатель и детина-водитель - одно лицо. Дальше. Жунковского "что-то неприятно поразило" в водителе - вот так-то, с первой секунды встречи?! Что в нем отталкивающего? Слежавшиеся шерстеподобные кудри, суженное книзу лицо, крупный нос. Улыбка довольно открытая и искренняя, крупные зубы в золоте - нет ничего такого, что могло оттолкнуть с первого взгляда, значит, "неприятно поразило" другое, - поразило - стоп!
– нечто

СВЯЗАННОЕ НЕКОГДА С ЧЕЛОВЕКОМ С ТАКИМ ЖЕ ЛИЦОМ! НЕ ИСКЛЮЧЕНО, ЧТО "ЧЕЛОВЕКОМ С ТАКИМ ЖЕ ЛИЦОМ" БЫЛ... ДЕТИНА! ВИДЕТЬ ЕГО ЖУНКОВСКИЙ МОГ В ПРИОЗЕРЬЕ - ТАМ, В ПРИОЗЕРЬЕ, ЕГО ВИДЕЛ, ВЕРОЯТНО, И Я...

У детины прозвище - "Кот". Кот приезжал в Карповку к тете из детдома.

Корноухий - детдомовец.

Но детдомовец и... Ромка - вот куда потянулась ниточка! Ромка, Корноухий, Кот - из одного детского дома!

Догадка преобразовалась в уверенность, экстрополировав нынешнего детину в Кота... И тогда я увидел карповский базар в воскресный день, рослого пацана с кудрявым чубом, уже тогда фиксатого, улыбчивого, розовощекого. Пацан -- теперь-то ясно, что это был Кот - и Рябая, продравшись сквозь людскую массу, задержались в конце ряда. Рябая взяла в руки коричневый ватник, передала Коту - тот примерил, Рябая оценивающе оглядела, поинтересовалась:

– Ну, как?

– Что как?

– Нравится, спрашиваю?

– Да как сказать... произнес Кот неуверенно.

Снимай!
– скомандовала женщина.
– Пошли.

Они перешли к другому, расположившемуся на земле, ряду. Рябая извлекла из груды барахла полупальто с широким поясом.
– Держи, - она протянула полупальто племяннику, - как это?

– Другое дело, - оценил мгновенно Кот, не скрывая удовлетворения.

– Вижу, - согласилась серьезно женщина.
– Не тонка ли? Не замерзнешь? Зимы вон какие здесь.

– Да как сказать...
– снова замялся Кот.

– Говори ясно.

– С шарфом не замерзну.

– Вот и я думаю: подкладка ничего.
– Рябая крутнула племянника, придирчиво осмотрела товар и сказала не то хозяйке, не то разом всем: - Ношеная.

– Где взяться новому?
– парировала с неудовольствием владелица товара - женщина с короткими усиками, конечно же из эвакуированных.
– Своей фабрики, как видите, у меня нет.

– Что фабрика! Не о том речь. Сколько носили вещь?

– Год, ну, два...
– мялась женщина.

– Ношеная-переношенная.

– Побойтесь Бога, - обиделась женщина, - торгую своим, лгать не умею.

– Да бросьте, - обрезала Рябая, - вот потертости... вот... вот...

И ни слова о цене. Рябая старалась сначала внушить неопытной торговке мысль о невысоких достоинствах товара, она плела паутину искусно, потому что минуту-другую спустя у торговки от былой уверенности не осталось и зернышка, она в самом деле напоминала жертву, правда, жертву, не ведающую, в какую сеть угодила.

– Но я не навязываю, - выдавила торговка, и это защитительно-беспомощное "но" послужило Рябой сигналом к штурму.

– Сколько за него просите?
– спросила она снисходительно-иронично, показывая всем видом, что поинтересовалась стоимостью скорее из обычного любопытства.

Торговка поспешно назвала цену - Рябая, усмехнувшись, продемонстрировала намерение немедленно ретироваться.

– Сколько бы вы дали?

Рябая, сделавшая шаг в сторону, передумала, потрогала товар, произнесла:

– Сколько? Потертость... С поясом... для города, может, и хорошо - тут не город...

Торговка трепыхалась в сетях - Рябая, поразмыслив, уверенно назвала цену.

– Да что вы!
– вырвалось и тут же затухло у торговки.

– Да то!
– произнесла еще более уверенно и решительно Рябая.
– Курам на смех. Назовите окончательную цену.

Женщина с усиками назвала, вызвав у Рябой еще больший приступ ярости. А еще минуту-другую спустя она, бросив в руки племянника покупку, отсчитывая деньги, зыркнула на меня:

– Чего крутишься?

– Камеру ищу.

– Какую еще камеру?

– Велосипедную.., с ниппелем.

– Шпионишь, наверно, что высмотрел, Додик? Рябая наполовину была неправа, потому что я действительно искал велосипедную камеру, но, увидев ее с незнакомым пацаном, мигом перестроился, мысль о покупке велосипедной камеры испарилась, и я, роясь в груде железа, запчастей к велосипеду, стал наблюдать за действиями пацана, а заодно и Рябой, наблюдать цепко, так, как наблюдают обычно за человеком новым, к тому же сверстником...

Я перенес сегодняшнего детину в далекое прошлое и увидел перед собой пацана с кудрявым чубом, нисподавшим до бровей, с лицом, клинившимся книзу, с фиксой, тогда всего одним зубом, окованным в металл. Я увидел крупного пацана, облаченного в серое городское полупальто, с широким поясом, накладными карманами и цигейковым желтовато-коричневым воротником, увидел его рядом с Рябой - Рябую будто нарочно, чтобы надежнее запечатлелась в памяти, со словами "Высматриваешь все - гляди, не наживи бельмо", - обращенными ко мне. А потом сквозь просвет в пальцах Жунковского - это тогда, когда он прикрыл сзади мне глаза ладонью - я увидел панораму базара, увидел снова у шатра шапито новенького, но теперь рядом... с Ромкой. В день неудавшегося налета на избушку Рябой! Ромка и в самом деле беседовал с фиксатым пацаном - детдомовцем перед тем, как двинуться с Жунковским в избушку Рябой! И двинули. Но еще раньше рванули к себе Рябая и ее сожитель - мужчина с плоскими бесцветными губами - Горшечник!