Колыбельная для вампиров 4

— Я тоже люблю тебя, мой ангел, — отозвалась Рени и её лицо осветилось ответным чувством.

Заметив, что Ник не спускает глаз с её родителей, Мари на этот раз всё же попала ему туфлей по ноге.

— Реази, кончай завидовать чужому счастью, — сказала она и сложила ему на тарелку целую гору закусок. — Давай ешь! Ты же слышал, никаких серьёзных разговоров, пока тарелки не опустеют.

— Этого слишком много даже для Робина Бобина Барабека, — вздохнул Ник, но послушался и снова взялся за еду.

«Кажется, ты произвёл впечатление на отца. Поэтому не хами и постарайся показать себя с хорошей стороны», — мысленно добавила девушка. «Как-нибудь обойдусь без твоих ценных указаний!» — заявил Ник, и она бросила на него скептический взгляд. «Что-то не похоже. Такое чувство, что ты нарываешься на драку. Так я тебе не советую. Это тебе не со мной воевать. В общем, твоё дело. Если решил остаться отщепенцем, то можешь продолжать в том же духе». Немного помолчав, Мари снова покосилась на Ника: «Учти, Реази, твоё отшельничество ни к чему хорошему не приведёт. Такие как ты, рано или поздно оказываются в лапах сепаратистов…»

— Хватит! — рявкнул юноша и, спохватившись, виновато посмотрел на Рени.

— Извините, мадам Рената, но ваша дочь кого угодно выведет из себя.

— Что правда, то правда.

Рени бросила быстрый взгляд на мужа и бывшего коллегу. Заинтригованная их напускным безразличием, она окончательно утвердилась в мысли, что к ним пожаловал очень интересный гость.

— Вообще-то, у нас считается неприличным вести за общим столом закрытые мысленные разговоры, — заметил Палевский, ни к кому конкретно не обращаясь.

— У нас тоже, — буркнул Ник.

— Ну, конечно! Опять я кругом виновата! — рассердилась девушка. — Этот дурак никак не может переступить через свою гордость и попросить…

— Детка, сделай милость, помолчи! — перебил её Палевский. — Поверь, твой гость умеет постоять за себя.

— Ладно. Очень надо разговаривать, когда все на тебя орут, — проворчала Мари и Штейн насмешливо фыркнул.

— Да, здорово ты избаловала девчонку, — сказал он, повернувшись к Рени. — Но ничего, дай только срок, я из неё дурь-то повыбью.

— Что? — возмутилась девушка. — Это мы ещё посмотрим, кто из кого выбьет дурь.

Когда Штейн уставился на неё немигающим взглядом, она подалась к нему и сладко улыбнулась.

— И даже не пытайтесь, герр Штейн! — передразнила она немецкий акцент его секретарши. — Вот герр Реази подтвердит вам, что злобными взглядами меня не проймёшь.

— Мари, я очень тебя прошу, пожалуйста, помолчи, — негромко сказал Палевский и что-то такое было в его тоне, что заставило девушку послушаться.

— Хорошо, papa! Считай, что я уже заткнулась.

— Детка, я тебя не затыкаю, но веди себя прилично. Не заставляй нас с матерью краснеть за тебя.

— Уговорил, не буду. Пусть этот умник сам разбирается.

— Спасибо! — сказал Ник и бросил на Мари привычный ей сумрачный взгляд. — Адвокат в твоём лице мне совершенно точно не нужен.

Девушка пожала плечами.

— Ну, так я и не напрашиваюсь.

— Всё, Мари! Угомонись, наконец, и вспомни о хороших манерах! — воззвала к ней Рени.

— Maman, и ты туда же?.. Ладно, молчу! — с досадой воскликнула Мари и Ник склонил голову, пряча улыбку.

«Золотце, ты вообще знаешь, что такое хорошие манеры?», — мысленно поддел он девушку и она сердито дёрнула плечом. «Отстань, Реази! Уже тошнит от твоих подколов. Да, у меня нет манер, теперь ты доволен?» — «Было бы чему радоваться». — «Ты всегда найдёшь повод! Небось доволен, что выставил меня дурой перед остальными». — «Разве это я? По-моему, это полностью твоя заслуга… Ну, чего ты замолчала?» — «Вспомнила о хороших манерах. Так что, будь добр, отстань от меня».

— Ник, вы любите оперу? — пришла Рени на помощь девушке.

— Да, мадам.

— Вы были на премьере этого сезона в Ла Скала?

— Я предпочитаю Метрополитен-опера, но слышал, что в Ла Скала дебютирует очень талантливая певица.

— Великолепнейшее сопрано! Обязательно её послушайте, эта девочка войдёт в историю оперного искусства.

Во избежание дальнейшей конфронтации за столом Рени больше не давала заглохнуть общей беседе. От обсуждения оперы она перешла к театральным постановкам, а затем к художественным выставкам.

— По сравнению с Парижем здесь слишком мало места для размещения коллекции картин. У нас даже нет отдельной столовой, — посетовала она во время разговора.

— Давай переедем, наш новый дом уже готов, — предложил Палевский.

— Нет, мой ангел! Ты же знаешь, я социалистка по убеждениям. Когда дом большой, без прислуги не обойтись. К тому же Мари здесь нравится. Правда, Мари?

Девушка была совсем не против прислуги, но согласно кивнула.

— Да, maman, если что, то я обожаю гонять пыль по субботам и мыть посуду. Главное, не забывай пополнять запас тарелок.

— Поросёнок! — улыбнулась Рени. — Не велик труд, убраться по дому.

— Ну, так и я того же мнения, — поддакнула Мари. — Тружусь, как пчёлка. Честное слово! Загляни в мусорку, там полно битой посуды.

После этого заявления Ник и Штейн дружно посмотрели на неё и усмехнулись.

— И нечего ухмыляться, а то обоих вычеркну из списка женихов, — пригрозила девушка. — Ой-ой! Прям все скривились! Между прочим, я самая завидная невеста. Родичи у меня круче некуда, сама я красавица, причём неприхотливая и трудолюбивая. Вдобавок приличная профессия имеется. Короче, не жена, а чистое сокровище, — заявила она с самодовольной миной.

— Милая, это что было? — вздёрнул бровь Палевский.

— Набивание себе цены, — честно призналась Мари и кивнула в сторону Штейна. — Вы же сами сватали меня за него, — заложила она родителей и покосилась на Ника. — Этот тоже ни мычит ни телится. Знай себе лепит штрафные часы. Как хочешь, так и понимай, любовь это или ненависть. Короче, без пол-литра на разберёшься, как говорит Ладожский.

Мари насмешливо глянула на «женихов» и прикусила язычок, заметив, что оба как-то неадекватно отреагировали на её шутку. Хоть ни тот ни другой не показывали виду, тем не менее чувствовалось, что им неловко. «Так вам и надо! Не всё же вам измываться надо мной», — мстительно подумала она и как ни в чём не бывало протянула Нику свой бокал.