Колымское эхо

— На, захлебнись!

Бондарев, начавший дремать, проснулся окон­чательно. Он понял, соседи не дадут заснуть, как ни старайся. Просить, уговаривать успоко­иться, дать отдохнуть вовсе бесполезно.

Такой шум поднимут со всех сторон, ниче­му не обрадуешься. Эти умеют устроить кон­церт среди ночи. Вот бы такое на Колыме, все волки сбежались бы посмотреть на человечий цирк.

— А что если и впрямь съездить в отпуск в Нальчик? К Варе и к Аслану! Нет, нельзя. Там

малышка. При ней курить нельзя. А главное, где деньги на билет взять? В долг попросить? Только не это. Лучше на Камчатке просижу, по­зориться не буду. Да и зачем мне тот чужой Нальчик с его красотами. Уж ехать, так в Рос­сию, в свою деревню, а где она своя? Уж и на­звание забыл. К кому приеду, кому нужен, кто ждет меня там? Такая как Варя, одна на свете. Второй уже нет. Были когда-то сестры, братья, да куда делись, ни одного письма нет. Я, поте­рявшийся из родни. Что в деревне стану де­лать? Сидеть с дедами на завалинке, пугать рассказами о Колыме. Они ж уссутся. Хотя... Какое там? Многие на своей шкуре ее познали, не испугаешь. Русского мужика Колымою не проймешь. Всякое видывал. Этого ничем не пуганешь. Вот порадовать мудро, а такими рас­сказами не удивить. Да и остались ли в деревне знакомые старики — бывшие одноклассники. Не­бось, все на погосте устроились. Им мой приезд до задницы. А и зачем ехать? В отпуск? Подарки купи, оплати дорогу, где возьму столько. Сколь­ко пенсий собрать надо. А самому есть на что?

— Вот если бы на Колыме, там подножного корма полно, рыба, грибы, ягоды, орехи, с голо­ду не пропадешь. Там и Федя подкинул бы оле­нины или медвежатины. Голодным не сидел бы,— улыбался Бондарев.

Почему-то так явно представил дом охотни­ка, его волков, скотину в сарае, запасы дров, все это по-хозяйски определено. Да и сам охот­ник— мужик путевый. На Камчатке таких нет. Вот бы к кому в отпуск махануть, и дорога недо­рого стоит. Только вот навязываться совестно. У него семья, дети, баба, хозяйство. Куда еще меня черти принесут на его шею. Оно и время несподручное. Можно было бы на перелетных сходить, но охотник из меня хреновый. А куда меня еще приспособить?

Игорь Павлович насторожился. В дверь по­слышался тихий стук. Обычно так стучат жен­щины на тайное свидание. Но у Бондарева не было ни одной, потому и не поспешил встать, будучи уверен, что баба обозналась дверью. Но стук повторился.

Игорь, шаркая и кашляя, пошел открывать и онемел от удивления. Перед ним в пижаме и тапочках стоял Евменыч.

В кармане пижамы бутылка «Кагора». Глаза человека красные, опухшие, явно не спал, и не­рвы были вскручены.

— Сашка, кто вздрючил?

— Мишка женится.

— Ну и хрен с ним. Он же в Москве. А ты тут чего бесишься? Пусть он сам с ней мучается,— пожалел Бондарев Иванова.

— Так ведь она и пьет, и курит. Я ж ее с дет­ства знаю, эту лярву,— сел к столу.

— Она работает?

— А хрен ее знает! Глаза б мои эту сучку не видели!

— Да что, сказать не можешь, кто такая?

— А толку, если они живут!

— Ну и что? Мало с кем кошка трется?

— Эта не кошка, целая бестия!

— Устрой облом!

— Она сама кому хошь наломает!

— Скажи Мишке по-мужски.

— Пытался. Слушать не хочет. Трандит про любовь. А у них тех любовей, как в арбузе зерен.

Я ему свое, а он другое, мол, неважно, что было до меня. Вот и поговори с ним! Давай выпь­ем!— откупорил бутылку.

— Она местная эта мадам?

— Не знаю. Наслышан о ней много гадостей.

— Пока сам не убедился, не верь.

— Да у нее морда сучья. Одного взгляда хватит.

— Проверь! — советовал Игорь.

— На хрен нужна. Пусть обожжется.

— Зря. Судьбу ломать жаль.

— А что делать?

— Давай его увезем.

— Куда?

— Да хоть на Колыму.

— Он без нее никуда.

— Тогда в деревню к твоим. Там быстро об­ломают.

— А что? Это идея. Медовый месяц им пред­ложу, если выдержат,— рассмеялся Иванов.

Евменыч ушел, пошатываясь, но улыбающий­ся и довольный. Он не хотел женить сына рано. Сам на этом погорел. Может потому в каждой девке видел врага.

— Ты не смотри на смазливые рожи. Не верь ни одной. Приди в дом к ней, да глянь, что уме­ет. А то будешь стирать и стряпать сам. Она ноги на шею и погонять станет,— говорил Ев­меныч.

— На мне далеко не уедешь.

— Из таких как раз дураков лепят.

Но идея загнать молодых в деревню при­шлась очень по душе и Александр Евменович успокоился. Он решил спихнуть молодых меся­ца на два, а сам отдохнуть в поселке.

Но не тут-то было. Молодые вернулись из деревни утром третьего дня, на разных автобу­сах. Невестка без пересадки враз в общежитие помчалась. О свадьбе даже речи не было.

Мишка только хохотал и все хвалил отцов­скую мудрость:

— Ты представляешь, она ни черта не умеет. Короче, лучше один век проживу, но ни с этой кретинкой.

— Скажи спасибо Бондареву. Он подсказал деревню.

— Молодец мужик. Жаль, что редко к нам его приводишь.

— Было бы желание. Хоть каждый день...

— Нет, это уж слишком.

— Тогда забывай баб.

— Ты человек крайностей. Нужна золотая се­редина. Жизнь не должна стоять на месте или бежать вприскочку. Во всем нужна мера.

В редакцию на следующий день прислали практиканток. Молодые девчонки с четвертого курса из Владивостока держались уверенно, даже вызывающе. Одетые по последнему писку моды они вздумали тряхнуть глухомань открыто­стью, смелостью не только взглядов, но и одеж­ды, внешности.

Когда они впервые появились в кабинете Ива­нова, тот дара речи лишился и сказал:

— Девочки! Вы не по адресу. Кто-то пошутил или вы что-то поднапутали.

— Ничего мы не напутали, шеф! А если хо­чешь поприкалываться, давай перенесем это на вечер. А пока надо побазарить по делу. Ни с тем сюда прислали,— ответили, не сморгнув глазом.

Обе оказались смелыми, опытными, остры­ми на язык, на вопросы Иванова отвечали быст­ро, не задумываясь и не теряясь.