Колымское эхо

Газету Иванова тут же назвали тусклой серо­стью, сказали, что в нее нужно вливать жизнь, выпускать современно, по-новому ярко и с юмо­ром. Они за это берутся с радостью.

— Мы коммуникабельные, на курсе нас счи­тают лучшими журналистками. Мы сами попро­сились в глушь, где можно было бы показать и проявить себя. Конечно, на время практики организуйте нам жилье, устройте быт, чтобы мы смогли работать. А вечером мы в вашем распо­ряжении до самого утра. Уверены, что о том не пожалеете! — и вышли, сказав, что вернутся че­рез час.

Девчата вернулись ровно через час. Им вы­делили для жизни редакционный кабинет, не­большой, но светлый и теплый, где практикант­ки могли бы жить и работать, не мешая никому.

— Всего два месяца! Для такого времени это даже шикарные условия. Не хватает только ван­ной, все остальное имеется. Мы в свое время о таком помечтать не могли. Пусть живут и ра­дуются,— сказал Евменыч, еще раз придирчиво глянув в бумаги практиканток.

Обоим выдали раскладушки, постельное бе­лье и даже занавески на окна.

Девчонки, оглядев кабинет, в каком им пред­стояло жить, слегка сморщились, но вслух не сказали ничего. Они принесли с собой по не­большому чемоданчику и по сумке, стали рас­полагаться. Приступить к работе обещали с завт­рашнего дня. А вечером пригласили сотрудни­ков отметить их приезд.

— Девчонки! Это ж всего практика. На два месяца! — напомнил Евменович, но Марина и Рита ответили в один голос:

— Каждое начало пусть помнится.

Оглядев сотрудников, поскучнели и сказали:

— Плохо, что молодых нет. Одна стародежь. В других редакциях веселее. Вот этого мы не учли. Тут со скуки позеленеешь. С кем мы свой приезд отметим? С этими мухоморами? — скри­вились откровенно.

Сотрудники, услышав о себе такой отзыв, от­казались отметить приезд практикантов и быст­ро разошлись по домам.

Евменыч и Бондарев остались вдвоем. Надо было выходить из неловкого положения, и они позвали сына Иванова — Мишку. Тот охотно при­шел в редакцию, что-то прихватил из дома. Втро­ем они быстро сообразили столик, появилась музыка, нашлись общие темы.

Все трое смеялись над удачными шутками, по достоинству оценили Мишкин дар тамады. Посе­товали, что он не сотрудник редакции, посовето­вали ему попробовать свое перо. Тот пообещал.

Евменыч с Бондаревым сели в другом каби­нете, макетировали завтрашний номер. И совсем забыли о молодежи. Вспомнили, когда грохнула музыка.

Александр с Игорем переглянулись. Решили взглянуть, чем занята молодежь? И долго сто­яли, открыв рот от удивления. Мишка крутился на полу на одной руке, девки прыгали вокруг. Весь стол был заставлен бутылками. Все уже были под градусом.

— Эй, мужчины, давайте к нам, украсьте ком­панию. Вас очень мало, да еще за дверь прячетесь. Давайте вместе веселиться. Ведь мы к вам приехали. Если понравится, попросим, чтоб сюда распределили!

— Шеф! Покажи, на что способны. Веселить­ся надо всем вместе! — предложила Ритка.

Евменыч хорошо танцевал. Но тут никак не мог войти в такт и беспомощно перебирал но­гами.

— Шеф! Куда едешь, это не «барыня».

— Давай шустрее! — ущипнул кто-то за зад­ницу. Иванов от неожиданности подпрыгнул. Та­кого фривольного отношения не ожидал, не да­вал повода.

— Маринка, поставь что-нибудь поживее!

И поставили. Даже стекла в окнах дрогнули, заскрипели двери, такой веселухи в редакции не было никогда.

Прохожие с удивлением оглядывались.

Мишка красный, потный скакал вокруг девок, плохо соображая, кого за что хватал. Главное, что это было доступно.

Игорь Павлович, изредка заглядывая в каби­нет, выдернул оттуда Иванова. Этого никто и не заметил. Евменыч выпил корвалола и хотел сно­ва взяться за газету.

— Мужички, вы нас игнорируете? — вошла Маринка, у какой оторвалась бретелька и висе­ла веревкой на плече.

— Мы скоро вернемся. Вы пока развлекай­тесь сами,— попросил Бондарев, понимая, что Сашке надо отдохнуть, а ему нельзя свалиться.

— Ну, борзые бабы! Кажется, с них скоро тру­сы слетят,— хохотнул Бондарев.

— Молодые, что с них взять! — отмахнулся Иванов.

— Девки бойкие!

— Не-е! Мы в их годы были озорнее!

Прошло еще часа два. Музыка стала поти­ше, свет в кабинете потускнее. Голоса стихли. И в это время в редакцию неожиданно вошла Анна, та самая, на какой собирался жениться сын Иванова Мишка. Она глянула на Александ­ра Евменовича и спросила тихо:

— А где Мишка? Хочу с ним поговорить. В деревне недоразумение вышло. Надо сгла­дить его, помириться. Мелочи не должны отрав­лять жизнь.

Иванов согласно кивнул головой и указал на кабинет, где тусовалась молодежь. Анна откры­ла дверь. Следом за нею туда заглянул Бон­дарев.

Голый Мишка уже лежал с Мариной. Что-то бормотал той на ухо, девка торопила парня:

— Ну чего возишься, как дохлый суслик?

Анна тут же громко захлопнула дверь. Моло­дежь и не заметила ее прихода. Анна, убегая из редакции, бросила через плечо одно слово:

— Козел!

Мишка, узнав о том, ответил:

— Пап! А я вообще раздумал жениться!

Евменыч гулко рассмеялся, ответив:

— Нет худа без добра.

Мишка в этот день не пришел домой. Ноче­вать остался в редакции.

Через неделю Иванов потребовал от девчо­нок материалы. Те сказались больными. И лишь через десяток дней пришли в себя.

Они сдали несколько репортажей, пару зари­совок, один фельетон, несколько информаций. Вели себя тихо, по вечерам уже не пьянствовали, писали, о чем-то тихо говорили. Иногда к ним заходил Мишка. Но не задерживался. У всех нашлись свои дела, все успокоились и каждый остался доволен друг другом.