Ком 6

— Атаман, отец родной! Ты б сразу диспозицию обозначил! А мы уж будем соответствовать! — выразил общее мнение Фёдор. — Зачем нас так сразу ругать-то охульно? Сказано — будем! Тем более, что среди нас и лиса есть! — Он неожиданно широко улыбнулся: — Значит, япам вообще хана! Второго «Кайдзю»-то у них нет?

И дождавшись утвердительного кивка от Айко (откуда она тут взялась, кстати?), продолжил:

— Второго — нет! Значит, и войне — хана! Такое моё мнение!

Это заявление мгновенно вызвало бурную реакцию:

— Ну не-е! Ты же не думаешь, что у второго императора силёнок меньше?

— Не меньше, а всё ж послабее будет!

— Ой, не знаю!

— Вот ежели не знаешь, так и помолчи!

— Это ты кому сейчас рот затыкаешь? А?!

— Мо-о-олчать, сукины дети! Я для чего вас на совещание собрал? Чтоб собачились все?

— Никак нет, господин атаман!

Самое забавное, что пособачиться таки пришлось. Из-за графика. Казачки окончательно решили, что войне каюк, а боевые-то за выход платят, вот и хотели каждый урвать побольше. Некоторые вообще предлагали по двое суток воевать, а меж ними двенадцать часов отсыпаться. Слава богу, атаман запретил. А то с недосыпу они щас навоюют! Не хватало своих ещё пострелять!

Так что для «Пантеры» боевой выход был аж через два дня. Как раз успеем все тесты прогнать и мелкий ремонт досконально провести. Хаген вон на правую опору жаловался. Чего-то там ему не нравилось.

НЕОЖИДАННЫЕ ПОВОРОТЫ

Ситуация с лисой тем временем начала приобретать какие-то новые и неожиданные формы. Половина отряда с энтузиазмом таскала ей всякие сладости — пряники-конфеты, орешки сахарные и прочие шоколадки. У кого на что хватало фантазии при посещении ближайшей ярмарки. Это бы Бог с ним. Особенно когда гостинец приносил кто-то вроде нашего каптенармуса Ефимыча. Тот, по-моему, мысленно включил Айко в ряд своих дочек и племяшек. Или старший техник Семёныч, седой уже дядька, который Айко так и называл: «внучка». Айко не спорила. Видать, не шибко охота женщине в солидном возрасте признаваться, хоть она и лиса.

Ну вот, против гостинцев мы претензий не имели. К тому ж так их было много, что Айко на стол три больших плошки составила и всё туда складывала — ешьте, мол, кто хотите, потому что одна она осилить столько сладостей никак не могла. Это ладно.

Но вторая половина отряда волокла в виде подарочков всякие женские штучки — заколки там или ленты. Это ж дураком надо быть, чтоб не понять: в этом разе заход совсем другой.

Может быть, тут-то и объявить бы принародно, сколько нашей лисичке в самом деле лет, но… Как я уже говорил, Айко внезапно (подозреваю, что впервые за всю свою долгую жизнь) ощутила себя именно на положении всеобщей любимой сестрёнки (дочки или племянницы — тут уж всё едино), и признаваться в том, что она даже седому Семёнычу в прабабки годится, ей категорически не хотелось.

В отряде меж тем завелась гармонь, и по вечерам около столовой собирался кружок, приходили играть умельцы и даже иной раз устраивались разудалые казачьи пляски.

Приходили звать и Айко. От этих зазываний Айко терялась, а хвосты у неё становились ёршиком. Она аж прятаться от посетителей начала. Кое-кто пытался эти заходы через меня организовать, но подобные попытки за первый день закончились. Стоило пару раз синезубо улыбнуться со значением — и народ как-то сразу проникся.

А Айко к хорошему отношению непривычная, и все приглашения «в свет» вызывали у неё почему-то оторопь. Хотя, по моему скромному разумению, ну сходила бы, посмотрела. Может, и поплясала бы даже. Обидеть её так и так никто не сумеет, она по части обид сама кого хошь в бараний рог скрутит. Но я, единожды это мнение высказав, далее держал его при себе. Пусть сама решает: захочет — пойдёт, нет — так нет. Что за страх у неё такой, шут знает? Казалось бы, после трёх-то мужей… Рожавшая уже баба. Две дочки, говорит, у неё есть.

А потом внезапно мысль мне пришла — так, может, в них и дело? Как её замуж-то выдавали? Мож, силком? Трёх мужей сменила. Зачем? Что — микадо срочно понадобились лисы? Или бабушке — внучки? Почему-то версия с императором казалась более правдоподобной. И если опираться на Петин рассказ, нравы и в Японии в целом, и во дворце самого императора царили весьма жёсткие.

Выходит, Айко не знала нормальной любви. И на обычные знаки внимания, сигналящие о том, что парень не против бы начать ухаживания, не знала, как реагировать. Смущали они её — удивительно, но факт.

И чего теперь делать мне? Я ж с ней навроде посажённого папаши?

У механиков столько было работы, что наш весь экипаж включился в починку «Пантеры» — спасибо, условия есть и запчастей после боя осталось — хоть ковшом греби.

Айко как услышала, что мы уходим — поникла вся и такая сделалась несчастная… Пришлось с собой её тащить на рембазу. Но с условием, что ничего самовольно откручивать и нажимать не будет, а строго то, что ей Саня с Антоном скажут. А в перерывах — ключ какой-нибудь держать или отвёртку. Это Антон придумал, чтобы руки у Айко всё время заняты были. Тоже великий педагог.

Саня с Антоном, кстати, как оценили, что у Айко в руках силушка совсем не девичья, да при этом она может в воздухе свободно парить и зависать на любой высоте, пришли в страшную ажитацию. Это ж техник и манипулятор в одном лице! Знаний ей только не хватает, но это — дело наживное!

А ведь скоро обе её дочки прибудут. Каким образом явятся, интересно?

Вот у меня лисятник образуется, ядрёна колупайка! Будем думать, как бы их половчее к делу приставить…

ВОТ ЭТО НАХОДКА!

А на боевые пошли все вместе. Зато когда я начал петь и «Пантера» резко ускорилась — видели бы вы округлившиеся глаза Айко! Реально, почти как у русских стали.

— Ой, а что это? А как? А я так смогу?

И давай мне подпевать. Смешно так, но старательно. Только горловые звуки у неё никак не получаются. Хрипит и кашляет. Посидела, подумала:

— Илья, давай наверх вылезем? — и смотрит так просительно.

— Эт ещё зачем? — спрашиваю.

— Ну Илья-я! Ну давай, ну ненадолго! Ну давай!

Ну ладно, думаю, чего не вылезти? До нужного квадрата ещё минут двадцать чапать…

Вылезли.

Она люк закрыла и говорит мне:

— Илья, ты не пугайся, пожалуйста. Я хочу попробовать петь в боевой форме.

— Это как? А эта, ну-у, — я покачал пальцами, — лиса, когда мы с тобой дрались — это что, не боевая?

— Нет, конечно! — Айко рассмеялась, — это вообще-то повседневная! Просто удобная форма. Ну и драться в ней тоже можно. А боевая — это…

На месте Айко заклубился серый дым и соткался в огромную лису. Как бы не крупнее волка Багратионовского. Четыре огненно-рыжих хвоста. Белоснежные зубы. Огромные когти. Хорошо, что она меня предупредила. А то я с трудом подавил в себе желание сразу треснуть её когтями. Страшно красивая тварь!

— Ну как тебе? — и голос низкий-низкий, почти рык.

— Очень красиво и жутко! — не стал врать я.

Ногицуне наклонила башку. Вот именно башку, называть это головой, чего-то желания не было.

А мы всё равно больше!

Так-то да-а!

— Вот как тебе удаётся меня сбить с мыслей? И, главное же, не врёт! Ну не врёт! Сразу сказал — «красивая»! — Айко крутанулась на месте мазнув мне по лицу веером хвостов. — И только потом сказал — «жуткая»! Ты почему меня не боишься, а?