Комедианты
Шрифт:
– Простите. Об этом я не подумал, – сказал Джонс с кротостью, которая, по-моему, удивила капитана не меньше, чем меня, и поэтому капитан заговорил снова, почти извиняющимся тоном:
– Не знаю, есть ли у вас семья, мистер Джонс. Но у меня она есть.
– Нет, у меня никого нет, – признался Джонс. – Ни души. Если не считать кое-каких бабенок. Вы правы, капитан, обо мне слез никто проливать не будет. Придется выкарабкиваться как-нибудь иначе. – Он задумался, и мы молча смотрели на него. Потом он вдруг предложил: – Я мог бы проехать зайцем, если вы посмотрели бы на это сквозь пальцы.
– Тогда мне пришлось бы передать вас полиции в Филадельфии.
– Чепуха. У меня там не заплачен маленький должок, вот и все.
– Ваш личный долг?
– Но по зрелом размышлении, пожалуй, скажу, что меня это не очень устроит.
Я восхищался самообладанием Джонса: он вел себя, как судья, который совещается с двумя экспертами по поводу запутанного дела.
– По-видимому, выбор у меня небольшой, – подытожил он.
– В таком случае советую вам все-таки обратиться в британское посольство, – холодно сказал капитан тоном человека, который заранее знает на все ответ и не потерпит возражений.
– Наверно, вы правы. Но, говоря честно, я не поладил с консулом в Леопольдвиле. Все они одного поля ягода – эти карьеристы из дипломатической лавочки. Боюсь, что и сюда поступил на меня какой-нибудь донос. Вот незадача, правда? Неужели вам так уж нужно передавать меня в Филадельфии фараонам?
– Необходимо.
– Куда ни кинь, все клин, а? – Он обратился ко мне. – А как насчет какого-нибудь другого посольства, где на меня еще нет доноса?..
– У посольств свои правила, – сказал я. – Иностранец не может претендовать на право убежища в чужом посольстве. Вы потом сидели бы у них на шее, пока будет держаться это правительство.
Вверх по трапу загремели шаги. В дверь постучали. Я увидел, что Джонс затаил дух. Он был далеко не так спокоен, как хотел казаться.
– Войдите.
Вошел старший помощник. Он взглянул на нас без всякого удивления, словно ожидал увидеть здесь посторонних, и обратился к капитану по-голландски, на что тот задал какой-то вопрос. Старший помощник в ответ указал глазами на Джонса. Капитан повернулся к нам. Он отложил книгу, словно отчаявшись встретиться сегодня с Мегрэ, и сказал:
– У сходен стоит полицейский офицер с тремя людьми. Они хотят подняться на борт.
Джонс тяжко вздохнул. Может быть, он увидел, как навеки исчезают Дом Сагиба, восемнадцатая лунка и Бар Необитаемого Острова.
Капитан отдал старшему помощнику по-голландски приказ, и тот вышел.
– Мне надо одеться, – сказал капитан.
Он застенчиво, как немецкая Hausfrau [91] , поерзал на краю койки, потом грузно спустился на пол.
– Вы позволите им войти на борт! – воскликнул Джонс. – Где ваша гордость? Эти же голландская территория!
91
мать семейства (нем.)
– Мистер Джонс, пройдите, пожалуйста, в уборную и сидите там тихо, этим вы облегчите дело нам всем.
Я открыл дверь в глубине каюты и втолкнул туда Джонса. Он нехотя повиновался.
– Я попал в ловушку, как крыса, – сказал он и быстро поправился: – Я хотел сказать, как кролик, – и улыбнулся дрожащей улыбкой.
Я решительно посадил его, как ребенка, на стульчак.
Капитан натянул брюки и заправил ночную сорочку. Потом он снял с крючка форменный китель и надел,
спрятав под ним вышитый воротник сорочки.– Неужели вы разрешите им делать обыск? – возмутился я.
Он не успел ни ответить, ни обуться, в дверь постучали.
Я знал полицейского офицера, который вошел. Это был настоящий подонок, не лучше любого тонтон-макута; ростом он был с доктора Мажио и умел наносить страшные удары; о его силе свидетельствовало немало разбитых челюстей в Порт-о-Пренсе. Рот у него был полон золотых зубов, скорее всего, трофейных; он носил их напоказ, как индейские воины раньше носили скальпы. Он нагло оглядел нас обоих, пока старший помощник – прыщавый юнец – нервно вертелся у него за спиной. Полицейский бросил мне оскорбительным тоном:
– Вас-то я знаю.
Маленький тучный капитан – босиком он казался совсем беззащитным – храбро дал ему отпор:
– А вот вас я не знаю.
– Что вы делаете на борту так поздно? – спросил меня полицейский.
Капитан сказал старшему помощнику по-французски, чтобы все его поняли:
– Я же вам сказал, чтобы он не брал револьвер на борт?
– Он отказался, сэр. Он меня толкнул.
– Отказался? Толкнул? – Капитан выпрямился и дотянулся почти до плеча полицейского. – Я пригласил вас на борт, но только на определенных условиях. Кроме меня, на этом судне никому не разрешается носить оружие. Вы сейчас не в Гаити.
Эта фраза, произнесенная решительным тоном, привела офицера в замешательство. Она подействовала как магическое заклинание, он почувствовал себя неуверенно. Он обвел взглядом нас, оглядел каюту.
– Pas a Haiti? [92] – переспросил он и тут, наверно, заметил много незнакомых вещей: грамоту в рамке на стене за спасение жизни на водах, фотографию суровой белой женщины с волнистыми волосами стального цвета, керамическую бутыль с непонятной наклейкой «болс», снимок амстердамских каналов зимой, скованных льдом. Он растерянно повторил: – Pas a Haiti?
92
Не в Гаити? (фр.)
– Vous etes en Hollande [93] , – сказал капитан, по-хозяйски посмеиваясь и протягивая руку. – Дайте-ка мне ваш револьвер.
– У меня есть приказ, – жалобно сказал этот хам. – Я выполняю свой долг.
– Мой помощник вернет вам его, когда вы покинете судно.
– Но я ищу преступника.
– Только не на моем пароходе.
– Но он забрался на ваш пароход.
– Я за это не отвечаю. А теперь отдайте револьвер.
– Я должен произвести обыск.
93
вы в Голландии (фр.)
– Вы можете производить какие угодно обыски на суше, а здесь нет. Здесь за порядок и закон отвечаю я. Если вы не отдадите мне револьвер, я прикажу команде разоружить вас и бросить в воду.
Полицейский признал свое поражение. Не сводя глаз с сурового лица жены капитана, он отстегнул кобуру. Капитан положил револьвер на стол, словно вручая его жене на хранение.
– Теперь, – сказал он, – я готов отвечать на любые разумные вопросы. – Что вам угодно выяснить?
– Мы хотим выяснить, есть ли у вас на борту один преступник. Вы его знаете. Это некий Джонс.