Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»

См. комм., ч. 1, предисловие, с. 21; и ч. 1, гл. 2, с. 42 и вставной фельетон ч. 1, гл. 15, с. 194.

В том же духе писал и «Прагер Тагблатт», где статья заканчивалась такими словами: «Калеку-добровольца провожала толпа немцев, своим телом охранявших его от самосуда чешских агентов Антанты».

«Прагер Тагблатт» («Prager Tagblatt») – умеренная буржуазная пронемецкая газета.

В оригинале начало газетной цитаты содержит русизм – ze mrz'aka dobrovolce vyprov'azel z'astup Nemcu, доброволец по-чешски не dobrovolce, а dobrovoln'ik. Что в контексте чешсконемецкого языкового противостояния невероятно смешно. Причем это не первый и не последний случай использования русизмов именно в «как бы переводной с немецкого» речи. См. комм., ч. 1, гл. 8, с. 93.

«Богемия», тоже напечатавшая это сообщение, потребовала, чтобы калека-патриот был награжден.

«Богемия» («Bohemie») – печатный орган крайне националистической Немецкой прогрессивной партии (Nemeck'e strany pokrokov'e). Следствие этой публикации явится в следующей главе и не принесет Швейку счастья. Не принесет счастья бравому солдату встреча с той же печатной продукцией и позже. В ч. 2, гл. 1, с. 257.

Итак, эти три газеты считали, что чешская страна не могла дать более благородного гражданина.

То есть все, от умеренного до крайнего, включая официальный, выразители немецкой общественной мысли в Чехии.

С. 86

Однако господа в призывной комиссии не разделяли их взгляда. Особенно старший военный врач Баутце. Это был неумолимый человек, видевший во всем жульнические попытки уклониться от военной службы – от фронта, от пули и шрапнелей. Известно его выражение: «Das ganze tschechische Volk ist eine Simulantenbande» /Весь чешский народ – банда симулянтов (нем.)/. За десять недель своей деятельности он из 11 000 граждан выловил 10 999 симулянтов и поймал бы на удочку одиннадцатитысячного, если бы этого счастливца не хватил удар в тот самый момент, когда доктор на него заорал: «Kehrt euch!» /Кругом! (нем.)/.

Надо отметить, что, судя по газетным сообщениям (JS 2011), реальность была не столь ужасающее безнадежной, как изображена в романе. В частности, как сообщала в своем номере от 2.10.1914 «Bohemia»: Bei der Landsturmmusterung, die Gestern auf der Sch"utzeninsel begonnen hat, wurden von 260 Wehrpflichtigen 150 assentiert – Bo время осмотра ополченцев, начавшегося вчера на Стршелецком острове, из 250 призывников 150 были признаны годными к службе.

В общем, не такой уж зверь был не выдуманный, а настоящий старший военврач Баутце. Вполне себе даже душка.

— Осмелюсь доложить, у меня ревматизм. Но служить буду государю императору до последней капли крови,

ale slouzit budu c'isari p'anu do roztrh'an'i tela – см. комм., ч. 1, гл. 1, c. 34.

Кроме всего прочего, фраза замечательна еще и тем, что впервые в романе Швейк произносит свое излюбленное и по мере развития действия буквально прирастающее к его образу выражение: осмелюсь доложить («Poslusne hl'as'im», чешский эквивалент «Ich melde gehorsam». В мультиязычной Австро-Венгрии языком армии был исключительно и только немецкий. Опять же, это не относится к венграм, имевшим право в своих частях самообороны использовать родной венгерский.

Годик (HL 1998) сообщает, что согласно статье 94 австрийского служебного устава (Sluzebn'y r'ad pro cis. а kr'al vojsko, 1909 года, он же Dienstreglement), любое устное обращение военнослужащего должно сопровождаться непременным «осмелюсь».

В романе фраза неизменна, как шаблон. В повести встречается еще один вариант: Poslusne pros'im. Осмелюсь обратиться.

«Апо, svanda, poslusne pros'im, svanda to byla».

Да, шутка, осмелюсь обратиться, это была шутка.

И, что любопытно, в сугубо гражданской обстановке, во время следствия и суда.

Два солдата с примкнутыми штыками повели Швейка в гарнизонную тюрьму.

Конвоиры ведут бравого солдата Швейка на Градчани. См. комм., ч. 1, гл. 6, с. 71.

А бравый солдат Швейк скромно шел в сопровождении вооруженных защитников государства. Штыки сверкали на солнце, и на Малой Стране, перед памятником Радецкому, Швейк крикнул провожавшей его толпе:

— На Белград!

Мала Страна (Mal'a Strana) – четвертый исторический район Праги, расположен на левом западном берегу Влтавы под холмом, на котором стоят Градчани. Если Старе и Нове Место – районы по своему духу преимущественно буржуазно-чешские, то Мала Страна место скорее немецкое со значительной долей домов и садов чешского дворянства.

Маршал Радецкий (Radeck'y Jan Josef V'aclav hrabe z Radce, 1766–1858) – выдающийся австрийский полководец чешского происхождения. Герой наполеоновских, а позднее итальянских компаний. Памятник ему, знаменосцу, взорлившему над головами верных воинов, отлитый из трофейных итальянских пушек, стоял с 1858 года (BH 2012) на нынешней Малостранской площади (Malostransk'e n'amest'i), тогда площади Радецкого (Radeck'eho n'amest'i). Памятник защитнику монархии и ее герою был снесен чешскими патриотами в бурный период установления первой республики, в 1918-м. Ныне на этом месте ничем не примечательная платная стоянка.

Надо заметить, что от Стршелецкого острова, где Швейк был признан симулянтом, до Градчан есть более короткий и прямой путь, нежели через Малостранскую площадь. Предположительно тюремная больница находилась там же, где и гарнизонный суд с тюрьмой – Капуцинская ул, 2 (Kapuc'insk'a ulice, c. 2): ч. 1, гл. 8. Хотя не исключено и то, что тюрьма и больница были в соседнем здании на Лоретанской площади (Loret'ansk'e n'am. cp. 181). В любом случае, если

Швейка поместили в больничный барак при гарнизонной тюрьме

можно было сразу с Кармелитской (Karmelitsk'a) свернуть на Бржетиславову (Bretislavova), не доходя до площади доброй сотни метров. Но, чтобы Швейк мог облегчить и потешить душу воинственным призывом, Гашек подкинул ему этот щедрый крюк туда, а потом обратно по Нерудовой (Nerudova).

ГЛАВА 8. ШВЕЙК – СИМУЛЯНТ

С. 87

В эту великую эпоху врачи из кожи вон лезли, чтобы изгнать из симулянтов беса саботажа и вернуть их в лоно армии.

Собственная госпитальная судьба вольноопределяющегося Ярослава Гашека этого не подтверждает. В Ческих Будейовицах добрейший госпитальный главврач Петерка (Peterka) готов был лечить писателя, да и не только его одного, буквально до бесконечности, но, увы, во время очередного многодневного исчезновения «выпил – проснулся в Путиме» возникло дело о предполагаемом «дезертирстве», и вернувшегося Гашека пришлось волей-неволей признать здоровым. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 327.

Вообще же, в первый раз в больницу Гашек попал еще в Праге, сразу после мобилизации, не успев даже тронуться к месту службы в Ческие Будейовици (31.01-9.02.1915). Сохранилась история болезни (RP 1998).