Комплекс хорошей девочки

— Это много дерьма, упакованное в один взгляд, — шучу я, но теперь мое сердце бьется быстрее, потому что он в значительной степени подвел итог. Таково было мое душевное состояние с тех пор, как я поступила в колледж. Нет, даже дольше — осмелюсь сказать, всю мою жизнь.

— Я ошибаюсь? — грубо спрашивает он.

Наши взгляды встречаются. Желание довериться ему настолько сильно, что мне приходится прикусить кончик языка, чтобы сдержаться.

Внезапно, среди грохота волн и криков чаек, я слышу слабый визг.

— Ты это слышал? — Я оглядываюсь в поисках источника болезненного, отчаянного шума.

Купер хихикает.

— Перестань пытаться отвлечь меня. Серьезно, ты что, не слышишь?

— Что слышал? Я не…

— Тссс! — приказываю я.

Я прислушиваюсь, пытаясь услышать еще что-то. Становится темнее, огни променада догоняют сгущающиеся сумерки. Раздается еще один визг, на этот раз громче.

Я вскакиваю на ноги.

— Ничего там нет, — говорит Купер, но я игнорирую его и иду на звук к пирсу. Он бежит за мной трусцой, его голос дрожит, когда он уверяет меня, что я все выдумываю.

— Я не выдумываю, — настаиваю я.

И тогда я вижу это, источник визга. За пирсом, на причале, я различаю фигуру, выброшенную на скалы во время прилива.

Сердце колотится, я поворачиваюсь лицом к Куперу.

— Это собака!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Купер

Прежде чем я успеваю моргнуть, Маккензи срывает с себя платье.

Как бы эта цыпочка на самом деле раздевается.

Нет, она не голая, я понимаю, когда она не снимает нижнее белье.

Мое разочарование из-за преждевременного окончания стриптиза омрачается тем фактом, что она чертовски хорошо выглядит в нижнем белье.

Но когда она вбегает в прилив и быстро погружается по шею, рациональная часть моего мозга включается.

— Мак! — кричу я ей вслед. — Вернись сюда, черт возьми!

Она уже уплывает.

Потрясающе. Она утонет, пытаясь вытащить этого паршивого бродягу обратно на берег.

Бормоча проклятия себе под нос, я снимаю джинсы и ботинки и бегу за Маккензи, которая добралась до скал и теперь карабкается к собаке. Я изо всех сил плыву против течения, когда волны пытаются швырнуть меня на опоры пирса или камни. Наконец, я хватаюсь за один из валунов и вытаскиваю себя из воды.

— Ты сумасшедшая, ты знаешь это? — рычу я.

Дрожащая собака с тревогой сидит рядом с Мак, которая пытается ее утешить.

— Мы должны ей помочь, — говорит она мне.

Дерьмо. Это грязное, жалкое существо — всего лишь щенок, но Маккензи ни за что не поплывет с ним обратно к берегу. Мне самому было нелегко бороться с течением, а я, наверное, вешу в два раза больше чем Мак.

— Отдай ее мне, — говорю я со вздохом. Когда я тянусь к собаке, она прячется за Мак и чуть не падает в воду, пытаясь отодвинуться от меня. — Давай, черт возьми. Или я, или ничего.

— Все в порядке, малыш, он не такой страшный, каким кажется, — воркует Мак дворняжке. Тем временем я стою там и свирепо смотрю на них обоих.

Собака продолжает колебаться, поэтому, наконец, Мак поднимает ее и передает несчастный мокрый сверток в мои руки. Почти мгновенно испуганное животное начинает царапаться и брыкаться, чтобы убежать. Это будет чертов кошмар.

Маккензи гладит промокшую шерсть собаки в тщетной попытке успокоить ее.

— Ты уверен? — спрашивает она меня. — Я могу попробовать…

Без шансов. Волны бы выбили собаку прямо из ее рук, и чертова тварь утонула бы, пока я вытаскивал Мак на берег. Нет.

— Иди, — приказываю я. — Я прямо за тобой.

Кивнув, она ныряет и направляется к берегу.

Стоя на камнях, я немного ободряю щенка.

— Я пытаюсь тебе помочь, хорошо? Не откуси мне голову. Давай поладим в течение следующих нескольких минут. Договорились?

Животное скулит и тявкает, и это, я полагаю, лучшее, что я получу.

Так осторожно, как только могу, я спускаюсь в воду и держу собаку, как футбольный мяч, над волнами, пока гребу одной рукой. Все это время эта чертова штука бесится, думая, что я пытаюсь ее убить или что-то в этом роде. Она лает и царапается. Несколько раз пытается высвободиться. С каждым ее движением из моего тела вырывается все больше плоти. Как только мы достигаем песка, я отпускаю собаку, и она бежит прямо к Мак, чуть ли не ныряя ей в объятия. Не за что, предатель.

— Ты в порядке? — окликает Мак.

— Да, в норме.

Мы оба тяжело дышим после борьбы с волнами. Сейчас совсем темно, единственный источник света исходит от набережной. Маккензи — не более чем туманная фигура передо мной.

Моя злость берет надо мной верх, выплескиваясь наружу, когда я подкрадываюсь к ней.

— Что, черт возьми, это было?

Она кладет одну руку на свое голое бедро. Другой рукой она бережно держит собаку.

— Серьезно? — восклицает она. — Ты злишься, что я хотела спасти беспомощное животное? Она могла умереть!

— Ты могла умереть! Ты чувствуешь это течение, милая? Это дерьмо могло засосать тебя прямо в море. По крайней мере, раз в год здесь кто-то тонет, потому что он безрассудный тупица.

— Я не твоя милая, — ворчит она. — И ты действительно только что назвал меня тупицей?

— Веди себя как тупица, и тебя назовут тупицей. — Я сердито стряхиваю воду с волос. От меня не ускользает, что собака в настоящее время делает то же самое. Я полагаю, мы оба дикие животные.

Маккензи крепче прижимает к себе своего нового питомца.

— Я не буду извиняться за то, что у меня есть сердце. Я не могу поверить, что ты был готов позволить этому бедному щенку умереть. О мой Бог. Я дружу с убийцей щенков.

У меня отвисает челюсть.

Господи, эта цыпочка превращается в неуправляемую особу. Я никогда так усердно не старался, чтобы завоевать девушку. И все же, несмотря на то, что меня изуродовали до полусмерти из-за нее — и обвинили в попытке убийства собаки — мой гнев растворяется в волне смеха. Я сгибаюсь пополам, капая водой на песок, и смеюсь до упаду.

— Почему ты смеешься? — требует она.

— Ты назвала меня убийцей щенков, — мне удается прохрипеть между смехом. — Ты сумасшедшая.

Через секунду она разражается хихиканьем. Взгляд собаки неуверенно перемещается между нами, пока мы стоим и смеемся, как пара идиотов, промокшие насквозь и полуголые.

— Хорошо, — смягчается она, когда приступ хихиканья наконец утихает. — Возможно, я перешла все границы. Я знаю, ты просто беспокоился за мою безопасность. И спасибо за то, что приплыл туда, чтобы помочь. Я ценю это.