Кому светит Большая Медведица

Ассоль, уже давно выросшая, кинулась ей на грудь, и шершавый язык ласково прошёлся по щеке Стеши.

– Моя Ассоль, - девушка потрепала её по загривку и поцеловала в мокрый нос, - как погуляла, моя славная? – слёзы навернулись на глаза, первые слёзы после возвращения, и от старшего брата они не укрылись, как и фальшивая улыбка на её губах.

– Что с тобой происходит, Стешенька?
– он увёл её в библиотеку и усадил напротив себя в кресло. – Я давно хотел поговорить.

Стеша с трудом выдержала пристальный взгляд брата.

– Всё в порядке, Паша, - равнодушно произнесла она, - у меня всего лишь разболелась голова. Ты не знаешь, куда мама убрала аспирин?

– Нет, сестричка, - внимательно посмотрел на неё Пашка, - не обманывай меня – тебя сжигает что-то внутреннее, а не головная боль. Я заметил это ещё несколько дней назад, когда мы только переехали сюда. Доверься мне, может быть, я помогу? – он осторожно обнял девушку.

– Спасибо, Паша, - она прижалась к нему, собираясь было всё рассказать, но так и не смогла повернуть язык, - ты самый лучший брат на свете! Я очень ценю твоё отношение ко мне, но, прости, то, что я храню в себе.., это очень личное, понимаешь?

Пашка вздохнул и чуть отстранился.

– Я думал, что мы доверяем друг другу, - отпуская её руки, сурово произнёс он, - значит, я не достоин твоего доверия…

Стеша молчала, опустив глаза.

– Но пойми и ты, Стешенька, - вдруг с жаром добавил он, - я бы не стал допытываться о твоих сердечных тайнах, если бы не видел, как ты изводишь себя! Может быть, ты не хочешь поделиться со мной, потому что я мужчина и тебе неловко? Отбрось эти предрассудки, ведь прежде всего я твой брат, который тебя очень любит! – он снова взял её руки в свои. – Может быть, когда ты всё расскажешь, тебе станет легче?

Дверь распахнулась, в комнату влетела Маняша и ещё с порога закричала:

– Пашка, ты здесь? Наконец-то я тебя нашла! – она остановилась, увидев старшую сестру. – Вы вместе со Стешей? Что вы здесь делаете?

– Маняша, не ревнуй! – строго сказала Стеша.

– Зачем ты искала меня, Мария?
– недовольно спросил Пашка. Он называл её Марией только тогда, когда был сердит на неё.

– Гошка просит, чтобы я почитала ему книжку, и я подумала, что было бы неплохо, если бы ты составил нам компанию, - в растерянности произнесла Маняша, несколько обиженная его тоном.

– Он просил почитать тебя, Мария, - терпеливо сказал Пашка, выпроваживая сестрёнку из комнаты, - я занят, и потом, ты разве не знаешь, что невежливо врываться в комнату без стука?

Маняша насупилась, но покинула библиотеку. Вслед за тем они услышали громкий продолжительный стук. Пашка выскочил за дверь, но никого не увидел.

– Маняша, если будешь вредничать, я перестану разговаривать с тобой! – громко сказал он.

Предупреждение подействовало, потому что больше никто и ничто не отвлекало их от разговора.

Как только дверь за Пашкой закрылась, Маняша прижалась к ней ухом, стараясь уловить каждое слово.

– Вот как! Подслушиваем?
– раздался прямо над её головой голос Владислава. Девочка вздрогнула и посмотрела ему в глаза. Юноша усмехнулся. Маняша попыталась улизнуть, но Владислав загородил ей дорогу.
– Любопытно, однако…

– Молчи, Владька! – шикнула на него Маняша, чувствуя, как краска заливает её лицо, шею и уши.

– Я не стану напоминать тебе прописных истин о том, что подслушивать нехорошо, и что с твоей стороны по отношению к старшим это просто неуважительно.

– Много ты понимаешь!
– недовольно пробурчала девочка.

От продолжительной лекции на эту ему её спасла старшая сестра.

– Вас двоих только и можно найти в этом доме!
– позвала их Эмилия. – Обед уже давно готов, Беатрис сервирует стол, а у нас словно все исчезли!

– Как тени в полночь! – весело прокомментировала сестру Маняша, довольная тем, что так удачно избавилась от наставлений старшего брата.

Маняша не принадлежала к тому типу людей, которые, выслушав подобные замечания, старались так больше не поступать. Наоборот, намотав себе на ус, что подслушивать надо незаметно, Маняша подмигнула Владу и оставила его наедине с Эмилией, рассчитывая найти родителей раньше, чем они.

Наташа и Руслан были в самой крохотной комнатке, расположенной почти под крышей.

Тимур, их предпоследний ребёнок, спал. Наташа коснулась губами пылающего лба и негромко сказала мужу:

– Температура не спадает. Надо бы сказать Беатрис заварить того чаю, что ты привёз из Австралии.

Она окинула взглядом комнату сына. Сквозь неплотно прикрытые шторы просачивался свет, но большая её часть была погружена в полумрак. Здесь вечно царил беспорядок: на полу валялись огарки свечей, крашеные стены без обоев были забрызганы краской, на кресле небрежно лежал ворох одежды, дверцы стеклянного шкафа были распахнуты, выставляя на обозрение своё хаотическое содержимое. Посреди комнаты величественно возвышался мольберт с неоконченным рисунком; тут же, на стуле, валялись палитра и кисти. На столе в раскрытой папке были небрежно разбросаны эскизы и незаконченные карандашные наброски, а рядом, смирившись с этим беспорядком, стояли две скульптурки: мраморный голубь мира и бронзовая русалочка. Эти статуэтки Тимур получил за лучшие работы на двух детских выставках в Барселоне и Париже.

Наташа задержала взгляд на мольберте. В комнату вернулся Руслан. Заметив, что жена чем-то заинтересована, он проследил её взгляд и удивлённо спросил:

– Кто эта девушка?

– Не знаю, - тихо ответила Наташа, - я впервые вижу её. Тимуру только шестнадцать, а он рисует взрослых девушек. Насколько он опережает своих ровесников!

– Тебя это смущает?

– Нет.., наверное, нет. Я просто очарована ею. Как точно Тимур сумел передать ту особенность девушек этого возраста, те женственность и обаяние, которые присущи только восемнадцатилетним. И всё это в шестнадцать!

– Вспомни себя, - улыбнулся Руслан, обнимая жену за плечи, - в этом возрасте у нас появился Владик. Ты помнишь?

– У нас всё происходило по-другому, - задумчиво ответила Наташа, - Тимур меня тревожит. Он слишком какой-то неземной. Ты заметил, взгляд его постоянно рассеян и блуждает где-то в облаках.

– Ты говоришь не о нашем сыне, а о Маленьком принце, - не согласился Руслан, - в нём просыпается художник, а у них очень богатое воображение.

– Может быть, Тимур прекрасно рисует, у него очень тонкое восприятие красоты: красоты музыки, природы и человека. Наверное, он просто рождён для искусства. Но посмотри, - она взяла в руки голубя мира, - многие мечтают получить такую награду, а получив, берегли бы её как зеницу ока. Но наш сын…Ты посмотри, статуэтка вся избрызгана красками, а у русалочки подрисованы усы и кончик хвоста отломлен. Он совсем не дорожит ими.

– Что поделать, - вздохнул Руслан, возвращая голубя на место, – это его призы и он имеет право поступать с ними, как хочет.

– Он что-то скрывает от нас, - вдруг сказала Наташа. – У меня это чувство появилось с тех пор, как мы переехали в Петербург.

Тимур открыл глаза.

– Ма, отец, - удивлённо и устало пробормотал он, приподнявшись на локте. Сейчас он вовсе не был похож на Маленького принца с далёкой планеты. Его тёмные волосы были взлохмачены, лицо пылало жаром, а в синих глазах сквозили не печаль и мечты, а боль и усталость.