Конкурент мой

Его не было уже больше получаса, когда Сигнальные чары, оставленные мною на тайнике с зельем, забили тревогу.

Что там могло произойти, ведь последний этап ритуала был проведён безукоризненно? Гася дурные предчувствия, я натянул защитную мантию и бросился к тайнику. Одного взгляда на НЕЧТО, бурлившее и плескавшееся в котле, было достаточно, чтобы понять: ничего подобного я в своей жизни не видел и, если не придумаю, как ЭТО остановить, не увижу никогда, потому что вряд ли мой бренный организм сможет пережить собиравшийся развернуться на полную катушку мини-армагеддон.

Защитные и Стабилизирующие чары сменялись одни другими, но ни одна из комбинаций не могла остановить неуправляемую реакцию, начавшуюся в котле. Мне с трудом удавалось локализовать бушующий в тайнике вихрь магии, но это отнимало уйму сил, так что появление на пороге лаборатории моего крестника в сопровождении бывшей четы Уизли оказалось как никогда кстати. Вчетвером мы с трудом смогли загнать уже разросшийся до пределов лаборатории и лестничной площадки адский смерч, но уберечь зелье от взрыва не смогли, а вместе с ним были уничтожены все мои запасы ингредиентов, кроме тех, что я на всякий случай загодя поместил в защитную сферу. Слава Мерлину, там оказались как раз те вещества, что мне ещё могли понадобиться для восстановления субстанции. Человек я не избалованный судьбой, но в этот раз не смог сдержать гнева и досады. На последнем этапе! Меньше чем за сутки до завершения дела всей моей жизни! Да что же это за напасть такая?! Обещал себе никогда не задаваться этим вопросом, слишком уж бесполезное занятие – вопрошать о чём-то судьбу, но тут буквально наружу рвался крик души: «За что???!!!»

– Мастер, а где Гарри? – оторвавшаяся от устранения последствий стихийного бедствия в лаборатории мисс Грейнджер, оттряхивая от мелкого мусора порядком испорченную нарядную мантию, вынырнула из-за поваленного шкафа.

– Не знаю… – тревога навалилась с новой силой. А ведь верно! Взрыв мог быть как-то связан с действиями Джокера. – Он ушёл почти сразу после завершения последнего этапа. Я… беспокоюсь о нём.

Эти слова и на сотую долю процента не передавали того, что я чувствовал, но мне ещё с трудом давалось столь личностное общение с бывшими гриффиндорцами. Богатое же воображение рисовало перед внутренним взором картины одну страшнее другой. Слишком многое я повидал на своём веку, и ему было из чего выбирать.

Где-то на заднем плане сознания прошла странная мысль, заставившая меня на мгновение замереть: а ведь я волнуюсь больше об этом неуправляемом недоразумении, чем о неудачном эксперименте. О слишком свободолюбивом парне, бывшем почти-враге, даже не являвшемся, если уж говорить начистоту, моим… кем? Любовником… другом… наваждением… любимым… Последнее определение заставило привычно-презрительно дёрнуться что-то в очерствевшей с годами душе. Когда-то это слово было для меня предметом издевательства. Когда-то… Но не теперь. Даже моя вторая, тёмная сущность, не посмела вякнуть ничего стёбного, признавая за Джокером право на существование в моём сердце. Да к Мордреду эту философию!!! Только бы тот был цел и невредим…

Молодая ведьма говорила мне что-то успокоительное, а я только кивал головой, не вслушиваясь в слова. Где его искать? Куда он мог уйти в таком состоянии? Мерлин великий, оказывается, я ничего о нём не знал!

Не дождавшись вразумительных ответов, чародейка исчезла из лаборатории, оставив меня один на один с мрачными мыслями и предчувствиями, и только грохот закрывшейся за ней массивной двери несколько отрезвил сознание.

Ну, же, Северус, «чёртов ублюдок», как говаривал мой папаша, возьми себя в руки!

Я наколдовал струю ледяной воды и плеснул её в лицо, смывая копоть и липкую пелену отчаянья, быстро наложил Бодрящие чары и заставил себя в сотый раз заняться проверкой записей в призрачной надежде найти место преткновения, из-за которого отправился псу под хвост труд последних суток.

За этим занятием меня и застал ворвавшийся в лабораторию Гарри. Один вид его взъерошенной больше обычного шевелюры, кое-как накинутой на плечи мантии и прилипшей к мокрому телу рубашки, вызвал такое чувство облегчения, что я даже не смог подобрать слов, борясь с иррациональным желанием растечься в лужицу. В его встревоженном взгляде, словно в зеркале, на мгновение отразились подобные же чувства. С губ уже готово было сорваться приветствие, когда он склонился над моим плечом, и… в нос мне ударил запах сладко-навязчивого мужского одеколона… в который вплетались смутные нотки недавно пережитой страсти. Джокер никогда, насколько я знаю, не пользовался ничем подобным, предпочитая почти незаметные ароматы. Так что этот запах буквально кричал: «Я трахался с другим мужиком!»

В груди мгновенно огненным цветком расцвёла слепящая ярость:

– Хорошо развлёкся? Твои поигрушки стоили срыва эксперимента?!

Радость и тревога в его глазах мгновенно сменились непроницаемо-циничным выражением, и в мой адрес полетели пропитанные ядом слова.

Лицом к лицу, глаза в глаза, мы кружили по разрушенной комнате, словно два готовых вцепиться друг другу в глотку волка. С губ сами собой лились оскорбления, и никто не хотел уступать, с каждой минутой, с каждым словом загоняя нас в смертельную ловушку гнева. Где-то в глубине души я чувствовал, что очень скоро пожалею о том, что сказал, но остановиться уже не мог. Не знаю, чем бы кончилась наша свара… возможно, чьей-то смертью, но в момент, когда мы были уже готовы сцепиться друг с другом в серьёзном поединке, от дверей в меня ударил луч «Ступеффая», и последнее, что я успел заметить, прежде чем потерял сознание, было точно такое же ошарашенное выражение лица падающего Джокера.

А потом был допрос. Меня… Меня!!! Спелёнатого, словно младенца, привязали к стулу. И только одно не дало мне взорваться от злости: перекошенная от гнева физиономия связанного по рукам и ногам Поттера. Он, видите ли, не знал!!! Неуч Мордредов!!! Да как он вообще посмел! Даже одна попытка… Даже намёк на попытку представить его извивающимся и стонущим от страсти в чужих руках, заставляла меня вспомнить те проклятия, которые я упорно старался забыть последние десять лет:

– Щенок!!!

– Крёстный! – только после этого предостерегающего окрика Драко я начал хоть немного адекватно воспринимать окружающую обстановку. Крестник был прав: терять Джокера я не хотел ни при каких обстоятельствах. И тот, похоже, сам того не осознавая, чувствовал то же самое. Во всяком случае, наш протестующий крик на предложение Грейнджер продолжить вместо Гарри работу над проектом был весьма единодушен.

Всё то время, пока бывшее Золотое Трио вместе с молодым Малфоем выясняло хитросплетенья их «семейных» отношений, я исподтишка разглядывал своё наваждение, мысленно строя планы достойной мести. «К старым привычкам решил вернуться, а, Джокер?! Ничего, я позабочусь, чтобы подобные желания у тебя больше не возникали. Дай мне только выбраться из этих мордредовых верёвок и выпроводить всех из лаборатории!»

А они всё говорили и говорили… Интересно, гриффиндорщина заразна? Если это так, мне искренне жаль крестника. Но наконец-то наши «усмирители» убрались из моей вотчины, оставив один на один с парнем, которого мне с одинаковой силой хотелось то придушить, то… хмм… залюбить до смерти.

Что же ты молчишь, мститель наш… неуловимый? На тонком лице мне не удалось прочитать ни единой эмоции, даже обычно выразительные зелёные глаза сейчас напоминали тёмные омуты, в которых ой-ой-ой какие твари водятся. И только на смуглой гладкой коже скул играл едва заметный румянец.

– Мы будем дублировать последний этап или продолжим играть в молчанку?

Моргана великолепная! Да льдом этого голоса можно было заморозить Сахару. Ничего, мой острозубый зверёк, я знаю, как разбить твои ледяные доспехи.

– Будем. Только сначала ты, Джокер, пойдёшь и смоешь с себя чужой запах. Я не знаю, как отреагирует на него зелье. Придётся ещё выдержать несколько часов после твоих… поигрушек.

– Сколько?

В его голосе по-прежнему не ощущалось никаких эмоций, и это демонстративное безразличие на порядок взвинтило уровень моего бешенства:

– Зависит от того, чем вы там развлекались, – мне пришлось усилием воли отключить собственное воображение, иначе…

– Хорошо развлекались, но… не до конца, – видно было, что эти слова давались парню с трудом, но он, по крайней мере, не собирался выворачиваться и юлить, это обнадёживало… и выводило из себя, доводя мой гнев до состояния белого каленья.