Конкуренты

— Ты права: не мне выбирать, кому ты отдашься. — Он накрутил прядь моих волос на палец и сильно потянул. — Но ты, на самом деле, не хочешь никого, кроме меня.

Я была готова поспорить, но мы оба знали, чем это закончится. Я распрямила плечи и решила извлечь из этого диалога максимальную выгоду.

— Почему ты избегал меня последние дни?

Уэстон отвернулся. Казалось, он задумался над моим вопросом.

— Потому что ты заслуживаешь кого-то получше, чем плейбой-алкоголик.

— Ты не алкоголик. Ты не пьешь уже четырнадцать месяцев.

Он покачал головой.

— Это не так работает: если ты алкоголик, то будешь им всегда.

— Это формальность, всего лишь слово. Важно, что ты больше не пьешь, разве нет? — Несмотря на сексуальное напряжение между нами, Уэстон слушал, и я хотела сказать больше: — А что касается плейбоя… Ты сейчас спишь с другими женщинами?

Уэстон покачал головой.

— Тогда ладно. Значит, в настоящее время ты не плейбой и не пьяница. Теперь, когда мы это выяснили, есть ли еще причины, по которым ты меня избегал?

— Ты заслуживаешь лучшего. — Уэстон смотрел мне в глаза.

— А что если я не хочу лучшего? Я, знаешь ли, тоже эгоистка: как-никак единственный ребенок у матери. И, если ты, будучи эгоистом, не любишь, чтобы твои вещи трогали другие, то я, будучи эгоисткой, точно знаю, чего хочу.

Уэстон задержал взгляд на моих губах, затем провел пальцем от подбородка к ключице, очерчивая линию пульса.

— Отлично. Но не трахайся с другими мужчинами, пока твоя эгоистичная попка получает то, что она хочет от меня.

Я прищурилась.

— Договорились.

— Снимай трусики, Фифи.

Я моргнула.

Он повторил, но грубее, выделяя каждое слово:

— Снимай. Трусики.

Я покрылась мурашками.

Мне нужно проверить голову. Хороший, красивый мужчина сейчас ждал меня наверху в баре, но вместо того, чтобы вернуться к нему, я в темном подвале с мужчиной, который только что назвал меня вещью.

Дрожащими руками я залезла под юбку, подцепила трусики, стянула вниз и демонстративно через них перешагнула.

Глаза у Уэстона заблестели. Он подошел к ближайшей стиральной машине и включил.

— Подними юбку. — Он облизнул нижнюю губу и окинул меня взглядом

— Что?

— Подними юбку и оголи задницу.

Я засомневалась, но была так возбуждена, что сделала, как Уэстон сказал.

«Как же неловко стоять перед ним полуголой».

Уэстон приподнял меня за талию, отнес к включенной стиральной машине и осторожно усадил.

— Раздвинь ноги.

Я немного их приоткрыла.

Уэстон покачал головой.

— Шире. Оседлайте ее.

В этот момент пустая машина завибрировала и начала трястись, грозясь скинуть меня.

Уэстон понял, что я беспокоюсь и улыбнулся.

— Все нормально. Пустая стиральная машина во время отжима тебя не сбросит, так что раздвинь ноги.

Страннее этого я в жизни ничего не делала, и тем не менее, я оседлать машину, свесив ноги по бокам.

— А теперь наклонись вперед. — Уэстон улыбнулся.

Я ухватилась за передний край стиральной машины и перенесла свой вес с задницы на бедра. Разгоряченную чувствительную кожу между бедер охладил металл, а потом до меня дошло, почему Уэстон хотел, чтобы я наклонился вперед.

«О Боже… Ух ты!»

От удовольствия мне сносило голову. Казалось, я держу вибратор между ног, только лучше. Впервые в жизни я могла почувствовать, как срабатывают сразу все восемь тысяч нервных окончаний одновременно. У меня отвисла челюсть, на коже выступил пот.

Уэстон не сводил с меня глаз. Я чувствовала, как сильно он хочет меня даже на расстоянии.

Я была уверена, что вся эта затея лишь краткая прелюдия, но затем он отошел в дальнем конце прачечной и забрался на сломанную машинку.

— Что… ты делаешь? — Из-за вибрации между ног я с трудом могла связать несколько слов.

Уэстон потянулся к потолку и начал поправлять плитки, которые отодвинул сантехник.

— Чиню потолок.

— Сейчас? — взвизгнула я.

Уэстон усмехнулся.

— Поверьте, нам обоим нужно несколько минут. Тебе, чтобы завестись посильнее, а мне, чтобы остыть и не кончить, сразу же, как окажусь в тебе. К тому же мне очень надо стереть из твоей головы мысли о том придурке из бара.

Спорить я не могла, поэтому просто закрыла глаза и наслаждалась поездкой. Через несколько минут я почувствовала на шее горячее дыхание Уэстона.

— Мы все еще играем по твоим правилам?

Этот вопрос сбил меня с толку, потому что именно Уэстон устанавливал правила любой игры, в которую мы играли.

Он, должно быть, видел недоумение в моем взгляде.

— Никаких поцелуев. Только сзади, — пояснил он, заправляя выбившуюся прядь волос мне за ухо.

Мне очень хотелось, чтобы он меня поцеловал, но интуиция подсказывала, что это плохая идея.

Сглотнув, я кивнула.

Уэстон недовольно поджал губы и скрежетнул зубами, потом кивнул, снял меня со стиральной машины и поставил на ноги.

— Повернись и обопрись о машинку.

Моя юбка сползла вниз, поэтому Уэстон задрал ее до талии.

Звук расстегивающегося ремня, раскрывающейся молнии и шуршание обертки презерватива, отозвались сладкой ноющей болью внизу живота. Уэстон наклонился, прижимаясь грудью к моей спине, прикусил мочку моего уха и прорычал:

— Тупые гребаные правила. Тебе лучше держаться крепче.

_______________

Помните, как вы впервые пришли домой после вечеринки, и обнаружили, что ваши родители еще не спят и ждут в гостиной? Вы не знали, что лучше: сбежать в свою комнату или остаться и попытаться вести себя, как ни в чем не бывало, рискуя, что они учуют запах алкоголя?

Именно так я чувствовала себя, возвращаясь в бар, хотя мне двадцать девять, а не пятнадцать, а Скарлетт — моя лучшая подруга, а не родители.

«Меня не было больше часа, и, возможно, она уже ушла…»

Скарлетт была в баре и, к моей радости, одна. Она стояла спиной, поэтому у меня было время пригладить волосы и постараться вести себя нормально.

— Я так виновата. Это заняло больше времени, чем я ожидала.

Скарлетт отмахнулась от меня.

— Без проблем. Наши друзья ушли пять минут назад. Так что у меня была хорошая компания.