Контора Кука
Шрифт:
При этом он слушал МР3… опасно ездить в наушниках, да, но иначе ему было не в кайф … Хотя это пора было прекращать, крутить под музыку педали, он это понимал — он замечал за собой с некоторых пор ещё и такое… то есть мало того, что он из-за музыки не слышал сигнальных гудков, — он ещё и сам теперь иногда сигналил вхолостую, звонил, ну да, как бы тик такой у него появился, тик-так… если музыка в наушниках его «забирала», Паша, ожидая зелёного света, начинал «подыгрывать», отбивая такт с помощью звонка на руле, который как бы превращался в «чарлик» ударной установки, и Паша отбивал на тарелочках ритм, пока не замечал, что оборачиваются передние велосипедисты, прохожие, водители… И когда мужичок, сросшийся с попугаями во что-то единое… и крылатое, исчез в темноте тоннеля, Паша
Вот и мы с вами туда же — отвлеклись (кстати говоря, это у нас вообще самая необязательная глава, и не обязательно даже… не факт, то есть, что это — глава, во всяком случае, вполне можно сразу переходить к следующей), это всё было только лишь к тому, что сейчас у Паши мелькнул подобный соблазн: запечатлеть zwei Untote [50] , сидящих в подземном бункере… загнанные, как лошади, родители-ямщики… с их зомби-ящиком на колёсиках, и это их «розмари-беби» в кибиточке… всё это несложно было бы собрать в одном кадре, и Паша подумал, что пошлёт фотку Семёнову, обратная связь, так сказать, привет, привет… Но из тоннеля выскочила электричка и произошло быстрое разрушение композиции: «синяки», как по команде, оказались на ногах, и, может быть, разве что… небольшой неадекват был ещё немного заметен по тому, как они чересчур поспешно, рывками, как будто это была срочная эвакуация (впрочем, кто знает, что им там снилось в этом бомбоубежище), стали завозить-заталкивать коляску в вагон, и Паша, хотя он и стоял рядом с дверцей, предпочёл немного пройти по перрону и сесть в другой вагон — как будто он уже не имел права видеть этих людей.
50
Две нежити (нем.).
Шириных ещё не было, Комы и не предвиделось, а с другими гостями у Паши по-прежнему не было какого-то, скажем так… более чем «шапочного» уровня знакомства, хотя и это был теперь довольно высокий уровень для нашего социопата… Но в данный момент он вообще не был предрасположен к общению, он сам не знал, зачем сюда пришёл, и, немного покивав, поулыбавшись и «попожимав» руки, уже не помнил, кому он их пожал, как будто это была одна рука или даже кистевой эспандер… После чего он выскользнул из большой шумной комнаты в коридор, где увидел ещё одного такого же, как и он, неуверенного… как будто не только в том, что не пора уходить, но даже в том, что он вообще пришёл… и от этого, как бы застрявшего, гостя, который там топтался — в прихожей, в полутьме, в одиночестве, с бокалом, в котором у него там — на донышке, казалось, был сухой остаток … не только сухого вина, но и вообще всего на свете, ну да, всех этих кислых щей, профессор и писатель…
Да, Паша узнал в большом квадратном человеке писателя, с которым познакомился на другом таком «сборище»…
И Паша ещё перед тем, как познакомился, что-то читал, один его роман… ну, может, сколько-то там страниц он пропустил, то есть пролистал вполне без ущерба.
Ну потому, что проза г-на Нехоженого была, что называется, «аддитивной», как Паша и сам называл с некоторых пор подобные тексты — вслед за выступавшим на других подобных посиделках литературоведом Караевым.
Определение показалось Паше пустым, почти что тавтологическим — в смысле предиката, и во время выступления Караева Паша немного ерничал: «А что это значит? А что, лучше, когда там всё умножается? Сущности без надобности? И что, факториальная лучше аддитивной?»
Имея в виду, конечно, не «факты», а «факториалы» (n!=1x2x3x…xn), но Караев его сразу не так понял.
Короче говоря, они немного поспорили, в результате чего Паша примирился с нехитрым определением, ну аддитивная так аддитивная, что прибавить, что убавить — нет ущерба…
Но вот, возвращаясь к Нехоженому: что-то из романа у Паши всё-таки отложилось в памяти…
И личное его знакомство с писателем произошло примерно так…
Во время перерыва в лекции, которая происходила на дому у другого писателя и которую читал третий… писатель, ну да, конечно, раз он написал
книгу, пусть и факто-реальную… И основной его профессией была журналистика… И вообще, у него реально была такая фамилия, что фактически… Ширин, который там тоже, конечно, присутствовал, — он и зазвал, как обычно, туда Пашу, не преминул рассказать ему на ушко короткий анекдот: «Прибывает поезд в Одессу, скрипача Яшу Хейфеца встречает большая толпа, и когда он показывается в дверях вагона, кто-то из толпы кричит: „Слушай, я только одно не могу понять: если ты Хейфец, зачем тебе играть на скрипке?“»Впрочем, прочитавший им домашнюю лекцию о своей собственной книге был не единственным представителем знаменитой фамилии, продолжавшим это династийное занятие…
Да и не очень-то он писал к тому же, больше говорил с людьми, в том числе и с писателями…
Ну да, мегаизвестный журналист со сверхизвестной фамилией, написавший достаточно известную книгу, скажем так… о влиянии спецслужб на литературный процесс и о влиянии этого процесса на всю мировую историю… Мы не спешим называть всё своими именами только потому, что это бы увело сейчас наше и без того расхристанное, как та газета… на порывистом ветру… повествование… ещё дальше от его — какой-никакой — центральной всё-таки… линии… в том смысле, что белой пунктирной на асфальте, ну да… так вот: Паша подошёл в перерыве к Нехоженому и сказал, что читал его книгу.
Елей лить не стал, но дал понять интонацией, что не жалеет, что прочёл, а уже после этого сказал: «Вот… а можно вас спросить? Вот у вас там есть такой эпизод с Дожем… Вот вы на самом деле были с ним знакомы?» — «Вообще-то такие вопросы не правомочны, — сказал Нехоженый, — на то она и литература, а не… сами понимаете, — и он куда-то кивнул. — Но ладно уж, в домашней обстановке вам скажу… Да, мы встречались, было дело… Мы достаточно много времени провели в одном и том же доме, мы были соседями. Нет-нет, не в Питере, — как-то нараспев, растягивая слоги, проговорил Нехоженый и сделал глоток вина, — мы отдыхали несколько лет в одном, так сказать, доме отдыха… В общем, знаком был, да уж, имел такое счастье… А что?»
«Да так, ничего, просто интересно», — сказал Паша.
«Вы знаете, мы с Дожем были такими разными…»
Паша чуть было тоже не сказал «да уж…», но промолчал.
— Не хотите завтра со мной съездить прогуляться в горы, — неожиданно сказал Нехоженый. — Симбирские, у которых я остановился в Мюнхене, обещали мне и вдруг отказались, какие-то возникли срочные дела у них, а я уже было и «настроился» — я ведь фактически никогда не был в здешних Альпах.
— А теоретически? — машинально сказал Паша… не зная сразу, что и сказать.
Нехоженый не был — для Паши — тем типом писателя — по Сэлинджеру, — которому он «хотел бы позвонить по телефону».
Но, с другой стороны, у Паши не было и ощущения, что это тот тип «Непризнанного Гения», который… «Нехоженый, — подумал Паша, — это вроде бы не тот случай: во-первых, он пишет отнюдь не в стол, что приносит ему, надо полагать, какие-то копейки, но, во-вторых, он ведь ещё и преподаёт в старинном университете…»
Причём не только «креативное письмо», но и «русскую философию»…
Всё это Нехоженый тогда же ему и поведал — при первом знакомстве, а вот о Доже они больше не говорили, то есть рассказ о Доже продолжился уже в горах…
Ну так вот, когда во время второй их встречи в чужих сенях грузный и одетый в какой-то сюртук-не-по-погоде — профессор, одним словом, Нехоженый, да — он там топтался, как оказалось, потому что среди гостей был «один тип», который ужасно раздражал его в свою очередь, ещё в прошлый раз, раздражил… но и уйти он как-то сразу не мог… ну там друзья, у которых он остановился в Мюнхене, никуда пока что не собирались уходить…
«А тут так сразу даже и непонятно… — подумал Паша, — парня в горы с собой возьми, рискни… ну, разве что… почему бы и не… хотя тут… этот парень скорее — я…»
Надо сказать, что Паша, совершенно уже независимо от личности попутчика или от типа писателя, не хотел быть тем парнем… за которого и за себя то есть, он совершенно не жаждал идти ни в какие такие горы…
— Да и машины у меня нет, — сказал Паша, вспомнив, что Нехоженый ждёт ответа, — а на поезде можно, конечно, но как-то… не тот коленкор… и в те места, куда я бы посоветовал… туда без машины не заедешь.