Конторщица
Шрифт:
— Это правильно, — согласилась Нора Георгиевна, — хотя вот многие верят, что дурная примета.
— Да кто ж его знает, — проговорила я, — может и есть в этом рациональное зерно. Но гигиена дороже.
— Да, жарковато нынче становится, даже по вечерам, — согласилась Нора Георгиевна, — мусор лучше выносить сразу…
— Угу, — подтвердила я.
Разговор иссяк. Помолчали.
— Надо бы вам, Лидия, как-нибудь ко мне в гости зайти, — вдруг заявила Нора Георгиевна, — попьем чаю, у меня замечательная библиотека поэтов серебряного века. Полное собрание сочинений!
— Спасибо, Нора Георгиевна, с радостью, — искренне поблагодарила я, — вот только в последнее время работы много навалилось, сейчас
— Да, давайте без чинов, будем дружить по-соседски, — поддержала меня Нора Георгиевна.
На том и расстались, чрезвычайно довольные друг другом.
На работу я прискакала к семи. С собой тащила большую сумку с вещами: смена балья на пару дней, экспроприированный у Горшкова спортивный костюм, пару свежих рубашек, полотенце, мыльно-рыльные вещички и прочее. Я даже комнатные тапочки прихватила, справедливо полагая, что даже в импортных кроссовках ноги за день отвалятся.
Первую часть дня мы продолжили гнать бумажный конвейер, с той лишь разницей, что теперь уже занимались восстановлением недостающих документов.
Ну что тут можно сказать: работа в этом плане в депо "Монорельс" (да простит меня товарищ Бабанин Д.Д.) была поставлена из рук вон плохо. А точнее — отвратительно. Руководство считало, что нужно дать результат (с перевыполнением плана) в виде трамваев и прочих машин, а вот всякая документация — это исключительно проявления бюрократизма. Ну, вот и досчиталось, так что теперь под Иваном Аркадьевичем закачалось кресло (думаю, что не только под ним).
Ну, ничего — вытянем.
Чтобы работалось более эффективно обязанности сегодня распределили так: я — фильтрую содержание документов и решаю, что и как надо восстановить, Алевтина Никитична, у которой неожиданно оказался красивый почерк, записывает под мою диктовку списки, с которыми Аллочка бегает к Ивану Аркадьевичу и уже тот звонит куда надо и решает, где и что достать. Внешним курьером у нас стал Альберт.
Некоторые бумаги мы восстанавливали сами, как те же протоколы и выписки из протоколов, для этого я выпросила у Ивана Аркадьевича печатную машинку и теперь у нас появилась абсолютно новая механическая прелесть, на которой печатать было сплошное удовольствие, а буква "э" выбивалась легко, одним мизинчиком. Кроме того, мне выдали калькулятор (!). Оказывается, здесь они у многих были. Это Лидочке Щука "забыла" выделить. А я, как только попала сюда, вообще ничего не понимала и не представляла, где это все можно взять.
И, кстати, о Щуке. Мое отсутствие в кабинете Лактюшкиной, само собой, не осталось незамеченным (думаю, незабвенная Феодосия Васильевна сразу и настучала на меня Щуке). И если первый день мои бабы не смогли понять, куда я делась и решили, что я прогуливаю, то уже на следующий день народная молва разнесла, что мы с Аллочкой закрылись и что-то делаем в отдельном кабинете, который, как оказалось, ранее принадлежал одному из заместителей самого Бабанина Д.Д. (!).
В связи с этим обстоятельством к нам в кабинет попытались ломиться любопытные и страждущие в разной степени заинтересованности, но были жестко обломаны Алевтиной Никитичной в буквальном смысле этого слова (особенно мне понравилась, как она с веником наперевес "дружелюбно" встретила Базелюк, которая заглянула якобы с целью узнать, не видела ли я ключ с синим брелком на столе). И чем больше все ломились, тем больше их гоняла наша строгая Алевтина Никитична. Что, соответственно, только подогревало степень интереса у трудового народа. И так по кругу.
Здесь следует отметить, что я, еще по старой корпоративной привычке руководствовалась следующим принципом: каждый час-полтора — пятиминутный перекур. Нет, среди нашей группы не курил никто, но людям нужно
давать небольшую передышку, возможность "разогнуть спину": попить воды, сходить в туалет, посидеть на стуле, перекинуться шуткой и т. д. Это сплачивает коллектив и помогает относиться к подобным авралам чуть легче.И вот, в один из таких "пятиминутных перекуров", когда я вышла из туалета и возвращалась обратно в кабинет, я была перехвачена Щукой:
— Горшкова! — заорала добрейшая Капитолина Сидоровна, потрясая кулаками так, что стеклянные чешские бусы весело запрыгали на ее груди.
Пришлось остановиться. Обойти ее не представлялось возможности, сзади был женский туалет, по бокам — стены, впереди — Щука. Я оказалась в западне.
— Горшкова! — повторила Щука (видимо решила, что за один раз я не пойму).
— Здравствуйте, Капитолина Сидоровна, — вежливо поздоровалась я, как и положено каждому сотруднику.
— Ты мне тут зубы не заговаривай! — сверкнула оскалом Щука. — Ты почему штатное не сделала? А?! Я тебе что сказала?! Сделать штатное! А ты?!
Ответить я не успела (да и не особо необходим был мой ответ. Человеку просто нужно выговориться).
— И где ты шляешься? Почему тебя второй день на рабочем месте нет? — продолжала надрываться Щука, — раз меня никто в известность не поставил, то я составила акт в присутствии свидетелей! Мы передали дальше и уже готовится приказ о твоем отчислении по статье, с занесением!
Я молчала.
— Так что ты допрыгалась, Горшкова! Поздравляю! — радостно выдохнула Щука и развернулась уходить.
— Капитолина Сидоровна, — окликнула я ее, — с какого числа меня увольняют?
— С послезавтрашнего, — буркнула Щука, — Бабанин уехал, вернется, подпишет и всё — свободна, Горшкова!
— Спасибо, Капитолина Сидоровна, — от души поблагодарила я и, так как "пятиминутный перекур" истек, то пошла работать.
Штатное я сделала и даже передала Гиржевой на проверку (само собой под подпись и при свидетелях). А вот объяснять что-то Щуке не сочла нужным (она мне напрямую задание по штатке не давала, подсунула через Гиржеву, вот и я также). Не моей категории она соперница. И вообще — врагов я всегда выбираю сама. Я считаю, что враг — это качественный признак личности. Если враг мелкий, незначительный, как та же Базелюк или Щука — то грош тебе цена. Если же враг — мощная персона, которым восхищаются, которому завидуют и которому подражают — это признак того, что ты из себя что-то представляешь. Раз такой человек решил с тобой пободаться.
Поэтому Щука — в пролете. Да, для уровня Лидочки она — очень даже значимая фигура, но я-то не Лидочка. Да и тратить время на ее дрязги мне лень.
Кроме того (не буду лукавить), мне хотелось посмотреть реакцию Ивана Аркадьевича на то, как после того, как я сделаю ему всю документацию правильно (считай прикрою его) — меня в тот же день уволят. Вот интересно мне, что он делать будет? Станет защищать или сделает вид, что все правильно? Если второе — то здесь мне ловить нечего. А если станет защищать — то уже на моих условиях (я хочу отдельный кабинет и хотя бы место Щуки). Кроме того, Иван Аркадьевич должен знать, что я для него готова не то, что сутками работать, но и потерять место работы. Таких соратников больше ценят.
И, кстати, мне интересно, почему Гиржева ни слова не сказала Щуке, что штатку я уже сделала и сдала ей, а Лактюшкина даже не заикнулась, что я не гуляю, а сижу в новом кабинете за закрытыми дверями с Аллочкой и сам Альберт таскает туда кипы бумаг.
Неужто тоже на ее место метят? Что — обе?
На следующий "пятиминутный перекур" я выпросила у коллектива дополнительно "плюс десять минут за счет обеда" и была благосклонно отпущена смеющимися Алевтиной Никитичной и Аллочкой (вот такими они мне больше нравятся).