Контрафакт

Потом ему отсчитали сто тысяч рублей, все – пятисотками, потом резко заявили, что это – акция УБЭП, закуп контрольный, деньги отобрали, естественно, принялись писать акты – что дали деньги, что отобрали деньги, что купюры были переписаны – перечисление номеров и т. д. и т. п.

Так.

Как рояль в кустах, нарисовалось телевидение: крупным планом пачки, крупным планом россыпь, крупным планом Леонид Петрович.

– Вы знаете, что такое контрафактная литература, как она ущемляет авторские права и вообще конфликтует с законом?

– Я только знаю, – ответил Леонид Петрович, – что издательство «Просвещение» все время поднимает цены на свои учебники. И что, несмотря на это, их все равно не хватает. Время от времени возникают дефициты. Мне больно смотреть на несчастных бабушек, которые мечутся из последних сил в поисках того или иного учебника, – да-да, именно бабушки, потому что родителям некогда, а дедушки меньше живут, к сожалению.

Он потом видел себя на экране и жутко себе не понравился: некрасивый, с воспаленными глазами, нервный и неулыбчивый.

– А как же авторские права?

– Какие права? «Физика» Перышкина – по ней не только я учился, но и мой отец.

Впрочем, насчет авторских прав в эфир не попало, вырезали. Да, шок, шок.

Но, как говорится, на любой шок имеется жизненный опыт. И жизненный опыт подсказал, слава богу, Леониду Петровичу, что делать, как реагировать, как вообще себя вести. И подсказал вот что: не нужно мусолить сам факт катастрофы. Нужно просто, учитывая этот факт, жить дальше.

И – желательно отвлечься от него не связанными с ним действиями и мыслями. В действиях Леонид Петрович был стеснен, так как его задержали. Мыслями же – да! Мыслями он был с великолепным и скромным Эрастом Фандориным – спасибо Борису Акунину и издательскому дому «Захаров».

Но переместиться из реального мира в вымышленный получалось лишь частично, ибо реальный-то мир дергал за руку, теребил за ухо – приставал.

– Можно вас попросить отойти с нами в сторону? – сказали два обитателя реального мира, одетые, разумеется, в штатское платье, причем один был почему-то в кожаном жилете, несмотря на жару. Леонид Петрович отошел с ними на поперечную дорожку, и все трое укрылись от жаркого солнца в тени чьего-то гаража. Именно этот, в кожаном жилете, и был пружиной теневого разговора.

Оба назвали себя, но имена и отчества были простые, памяти не за что зацепиться, и Леонид Петрович тут же их и позабыл. Но они-то его имя твердо запомнили, сразу же к нему по имени-отчеству и обратились:

– Леонид Петрович! – это тот, в кожаном жилете. Он ловкий был, весь подобранный, от избытка энергии не стоял на месте, а пританцовывал, как спортсмен перед стартом. И лицо без жиринки, щеки впалые, взгляд наглый, глаза холодные. Такой взгляд, наглый и холодный, Леониду Петровичу довелось встречать в своей жизни дважды. Первый раз – у эстонского уголовника, промышлявшего разбоем, Леви Липпу, который покончил с неправедной жизнью, стал русским писателем Ахто Леви. Он прославился автобиографической повестью «Записки Серого волка». Леонид Петрович был с ним в дружеских отношениях, но этот холодный и наглый взгляд как бы останавливал, препятствовал сближению.

Второй раз ему послал такой взгляд с киноэкрана Василий Макарович Шукшин, но не сам Шукшин, а герой, которого он играл. «Откинувшийся с зоны уголовник расположился, не снимая обуви, на диванчике, на чистом покрывале в квартире зависимого официанта.

Леонид Петрович поразился еще тогда актерскому перевоплощению. И вот теперь натолкнулся на такой, внушающий неприятные чувства взгляд в третий раз.

Причем все трое, заметил наблюдательный, когда не надо, Леонид Петрович, были людьми одинаковой комплекции и одинаковой повадки и, оказавшись рядом, легко бы сошли за братьев…

– Леонид Петрович, – спрашивал между тем человек в жилетке, – а скажите, нет ли у вас знакомых среди нашего начальства или среди начальства в прокуратуре?

– Да нет, – пожал плечами Леонид Петрович, – я сам по себе.

Второй собеседник Леонида Петровича был мужчиной рыхлым, одет был в футболку синего цвета с каким-то замысловатым символом на животе.

Первый достал из жилетки сигареты, предложил Леониду Петровичу, тот не отказался. Ловко выдернул сигаретку из пачки губами, утвердил ее в углу рта с помощью одного только языка. Как, прямо, фокусник. Щелкнул зажигалкой. А рыхлый человек отвинтил крышечку полиэтиленовой бутылки и отхлебнул минералочки.

– Ну ладно, – выпустив дым колечками, – сказал первый, – может быть, у вас будут какие-либо предложения? Мы рассмотрим.

Второй собеседник отхлебнул водички и подтвердил:

– Да-да, рассмотрим. Вернее так: передадим ваши инициативы тем, кто принимает решение.

Соблазн. Соблазн, соблазн.

Утраченная в одночасье квартира для Марининых родителей стала вновь дразняще проявляться едва уловимыми контурами.

Дать?!

Сколько?!!

И Леонид Петрович сказал, не выдавая волнения:

– Думаю, немножко.

Собеседники кивнули.

Деньги кое-какие, конечно, крутились в обороте. Изъять? Но только после возврата всей «левоты»? И вот она, однокомнатная. Ну вычтем из нее санузел, черт с ним, заработаем еще на ванну с унитазом!

Стоп.

Ну – простой, ну – доверчивый, ну – наивный Леонид Петрович. Но не дурачок же! И ему ведь ничего конкретно не обещают. И взгляд этот, холодный и наглый. И здравая мысль наконец-то прорезалась: обманут!

Он спросил:

– А что вы можете пообещать?

Ответ был уклончив:

– Там видно будет!

Вот.

Акция-то планировалась давно, стало быть, работала система. Телевидение не запихнешь в задний карман брюк. Сегодня же будет в эфире. Как это все прикрыть в таком варианте? Возможно ли? Да нет, вряд ли.

И хитрый Леонид Петрович, чтобы не сердить фискальные органы, произнес озабоченно:

– Я смогу располагать двумя тысячами долларов…

Хотя возможности его на самом деле были пошире.

Собеседники закивали головами:

– Вас поняли, вас поняли.

И когда все трое вышли из теневого укрытия, тот, что был в жилетке, почему-то сказал:

– Не волнуйтесь, ничего страшного.

Но Леонид Петрович уже и не волновался.

На клуб Манька теперь не ходила. Она была девушкой неробкой, тут нечего и сомневаться. Но как появиться в знакомой стае, сменив хозяина? Да и зачем? Работы хватало и на огромном складе Вовы Блинова. Потому что Инна покинула дом своего мужа и отбыла в неизвестном направлении.

С утра к складу начинали подъезжать машины. Манька звонила Толику, Толик собирал свою компашку – таких же, как он, ребятишек, оставшихся коротать жаркое лето в Москве. Ребятки работали бравенько, бегом, таскали по две, три, а кто постарше – и по четыре пачки. В короткие перерывы Манька кормила их бутербродами и поила колой, а к концу дня каждый получал зарплату: младшие по тридцать, старшие – по полтиннику. Так что Манька была занята целый день, и времени на размышления об изломе жизни у нее не было. Да и не любила копаться в себе, никогда и не копалась – действовала по зову авантюрного характера, не оглядываясь.