Контракт / Контракт. Я заберу тебя

Смотрю за окно, там открытое пространство, горы вдалеке и чистое небо. Свобода… которой у меня нет, а если уж по-честному, никогда и не было. Я всё время кому-то принадлежу, и никогда – самой себе.

– Почему мы не на самолёте? – спрашиваю своего «хозяина».

– Не люблю летать.

Вот это новости. Удивлённо приподнимаю брови.

– Отец разбился, когда мне было около двадцати. На частном борте. И до сих пор не уверен, что это случайность, - вдруг откровенничает Белоусов.

– Мне жаль.

Сероглазый усмехается.

– Не верю, Алина.

Жму плечом, потом опускаю взгляд и начинаю перебирать приборы на салфетке.

– Никогда не говори дежурных фраз. Не притворяйся, не изображай, если на самом деле этого не чувствуешь. Это выглядит… пошло и фальшиво. Тем более, ты не умеешь играть.

Думаю о годах с Сашей и о родителях, когда я делала вид, что мне всё равно, что всё хорошо, и возражаю:

– Я умею. Просто рядом с тобой, хозяин, не получается. Почему-то…

Богдан усмехается на этот мой протест. Я зову его на «ты» и использую определение из нашего контракта уже чуть ли не сутки. Его забавляет.

Приносят меню, Белоусов выбирает и себе, и мне, лишь уточняет, хочу ли я чего-нибудь на десерт.

Отрицательно мотаю головой.

– Серьёзно? Возьми чего-нибудь.

– Возьми? – смешок. – Нет, спасибо. Сладкое я не особо люблю.

– За фигурой следишь?

– При чём тут это?

Знаю, что с моей фигурой всё в порядке. В основном из-за недоедания. Ха-ха…

– Просто не люблю и всё.

Ну не рассказывать же ему грустную историю из детства, как я испортила торт на мамин день рождения. Мало того, что я втихаря съела кусочек, так ещё и уронила все оставшиеся со стола, когда пыталась аккуратно нацепить крышку на коробку, перевязать лентой и убрать в холодильник. Нет, в итоге я собрала эту размазню и запихнула в коробку. Только гости, пришедшие на следующий день, были крайне удивлены тортом всмятку, ещё и с пылью, подобранной с пола.

Все мило посмеялись. Даже мама.

А после, когда гости разошлись, меня так отходили мокрым поясом от халата, что я ещё дня три вздрагивала от маминых шагов в коридоре.

Мать, если злилась, могла выйти из себя и забыть о контроле. Потом, конечно, извинялась, говорила, что у неё работа нервная и вообще это профессиональная деформация.

Что это странное слово могло сказать мне? Пятилетнему ребёнку?

Ни-че-го.

Не знаю, каким образом, но я всё это выбалтываю ГлавГаду.

Не жду жалости. Да её и нет. Он просто спокойно предлагает:

– Возьми не торт. Возьми мороженое. Или фрукты?

– Мороженое? Мороженое подойдёт, - бормочу под нос.

– Какое ты любишь?

Пожимаю плечами.

– Ванильное?

– Чисто женский ответ.

Кажется, кто-то пытается шутить.

Мы едим в молчании, а чуть позже Белоусов потягивается и смотрит за окно.

– Миллион раз ездил этой дорогой. Пейзаж не меняется. Меня это даже радует. Осталась половина пути. Скоро приедем. Но ты и сама, наверное, это видишь.

– Не вижу. Я ни разу не была на море. И дороги к нему не знаю.

– Не была? Ни разу? Серьёзно?

– Серьёзно.

– Мы с друзьями постоянно гоняли туда, когда были студентами.

Косо смотрю на ГлавГада. Ну и к чему мне эти весёлые истории из его студенческой жизни? После его рассказа мои семейные откровения выглядят ещё более трагично. Хотя ничего такого в них нет, так живёт большинство семей, полагаю.

Мне хочется сказать ему что-то колкое, но не решаюсь. Нарвусь ведь на что-то более резкое.

Родители меня на море не возили. А в студенчестве я вляпалась в Сашу и всё остальное. Этому вообще ничего не надо по жизни. Пиво, телек, жрачка, меня пошпынять. Вот такая у него основная программа.

Мороженое оказывается очень вкусным. Растягиваю, как могу, но шарики быстро тают, поэтому в конце в ложке просто сладкие сливки.

Обед закончен. Мы поднимаемся из-за стола. Думаю, когда там следующая остановка? Вероятно, не скоро.

– Я схожу в дамскую комнату?

Белоусов кивает коротко, я удаляюсь, а он идёт к администратору. Вероятно, хочет что-то уточнить.

Через несколько минут возвращаюсь, но его не вижу. Решаю, что могу и сама дойти до автомобиля. Распахиваю дверь, спускаюсь по ступенькам и делаю несколько шагов по направлению к стоянке.

Пока меня не останавливает грозное «эй».

Контракт. Глава 17

– Эй, Алина, ты куда пошла?

Столбенею. Оборачиваюсь. ГлавГад недоволен моей самодеятельностью.

– К машине, - говорю очевидные вещи.

– Разве я разрешал?

Взгляд Богдана темнеет, и я невольно сглатываю. Тёплый ветер уже не кажется мне таким ласковым. Внутри всё застывает.

– Возвращайся, - приказывает сухо.

Камешки и песок хрустят под моими подошвами, когда я разворачиваюсь и иду обратно. Поднимаюсь по ступенькам и смотрю на Белоусова вопросительно. Тот кивком приказывает мне зайти внутрь.

Администратор у стойки расплывается в улыбке, когда мы возвращаемся. Худой мужчина восточной наружности окидывает меня странным взглядом, а перед ГлавГадом крутится, как угорь на сковороде-вок, желая угодить.

– Я провожу, пойдёмте.

Куда? Короткий взгляд на Богдана, мать его, Сергеевича, ничего не проясняет. Он вообще на меня не смотрит, уверенный, что я не ослушаюсь.

По лестнице, которая расположена тут же, в зале, мы поднимаемся на второй этаж. Тёмное дерево перил ласкает пальцы. Весь интерьер ресторана выдержан в цвете венге, темнота которого подчёркнута белоснежными декоративными элементами и тканью занавесок.

Окна в основном распахнуты, по залам гуляет лёгкий свежий ветер, доносящий ароматы с частично открытой кухни.

Мы проходим мимо пустых столиков на внутреннем балконе, поворачиваем в коридор, а далее администратор открывает перед нами одну из дверей в тёмных нишах.

– Хорошего отдыха, - произносит он и удаляется.

– Давай, вперёд, - командует мой хозяин.

Мы заходим в номер… Это именно номер, тут есть кровать, две тумбы, столик у окна, телевизор, два кресла и дверь в санузел. Под высоким потолком перекрещиваются массивные балки. Этакий кантри стайл. Речь вроде шла о дне пути, учитывая, сколько мы уже проехали, есть ли смысл останавливаться здесь?