Контракт / Контракт. Я заберу тебя

– Я её не оставлю, - сразу обозначаю, что это не обсуждается.

– Я и не предлагаю тебе этого делать. Возьмём с собой.

– И куда мы поедем?

– Подальше, Алина, возможно, за границу. Поживёте там, пока я здесь дела не закончу. Потом приеду к вам.

Как-то у него всё просто. А я что? Я опять буду зависима от мужчины? Ещё и не в знакомой стране? Без денег, без работы, без знакомых? Без знания языка? Ладно, английский, что-то на нём могу сказать, а если Сероглазый намерен увести куда-нибудь подальше? Например, в Латинскую Америку? Мне это не нравится, совсем не нравится.

– Зачем тебе это? Зачем тебе мы?

– Мне ты нужна. Хочу, чтобы рядом была.

– Хочу? Это очень странно звучит.

– Блин, а чего ты ждёшь? – взрывается ГлавГад. – Признаний в сладкой наивной любви? Их не будет. Я таких чувств не испытываю. И слов слащавых романтичных никому не говорил и не собираюсь.

Вжимаюсь в сиденье от силы его гнева. Губы Богдана кривятся. Он ещё и смеяться надо мной вздумал? Сама завожусь, чувствуя раздражение.

– Это я и сама знаю. Я не наивная провинциальная девочка.

– Тогда чего тебе надо?

– Уважения для начала, - взрываюсь следом. – Ты не можешь спустя два года заявиться весь такой из себя живой и невредимый. И говорить хочу то, хочу это… Я тебе не вещь.

– Между нами контракт.

Специально смеюсь погромче, чтобы его проняло, но, кажется, не работает.

– Ха-ха-ха… официально ты лежишь на кладбище. К чёрту твой грёбанный контракт. Но если так важно соблюсти условия, я заявляю о желании его расторгнуть. Это очевидно!

Кажется, я всё чётко сказала. Хочу выскочить из машины. Верх цинизма Белоусова меня окончательно выводит из себя.

– Алина, - хватает за запястье.

– Пусти, я не твоя собственность.

– Нет, - отрезает твёрдо. – Никогда и никуда не пущу.

– Не сейчас. Отпусти, говорю.

Мы боремся взглядами.

– Тебе нравится твоя работа? – внезапно спрашивает он.

– Это тут при чём?

– А премии, которые получаешь?

Вопросительно приподнимаю брови, постепенно догадываясь.

– А-а-а… так это твоих рук дело? Нам сообщили, что владелец сменился. И увольнение бухгалтерши тоже ты организовал?

– Она позволила себе лишнего по отношению к тебе. Мне такие люди не нужны.

– Надеюсь, она хоть жива?

– Алина, за кого ты меня принимаешь?

– За Богдана Белоусова, ГлавГада всея страны. Ничего не изменилось. Скупаешь фирмы, расширяешь влияние, делаешь что хочешь. Ты же не под своим именем действуешь?

– Конечно, нет.

– Но сути это не меняет, - тяжело выдыхаю. – Спокойной ночи, Богдан Сергеевич.

Вместо ответа он защёлкивает замки на дверях. Я остервенело дёргаю ручку.

– Выпусти меня!

– Нет!

– Выпусти!

Я готова наброситься на него с кулаками, потому что мне хочется излить всю злость и боль, что копились долгие два года. Его речи, его обещания, его фразы – всё выводит из себя. Я не хочу быть вещью, ведь именно так он меня воспринимает. Я не вещь, чёрт подбери!

– Нет.

Он хватает меня за шею, крепко держа ладонью за затылок, и тянет на себя, чтобы впиться в губы, но я брыкаюсь, бью его ладонями по плечам и груди, вынуждая отступить.

– Нет, я сказала нет! И повторяю…Ты не можешь, твою мать, вернуться, как ни в чём не бывало, и вести себя в том же духе. Я не твоя вещь, не твоя пленница, я никто тебе. А ты мне!

Всё это я чуть ли не кричу ему в лицо.

Хотя, конечно, в этих словах очень много неправды.

Он отец моей дочери. Так что «никто» тут не совсем подходит.

Богдан смотрит хмуро, прищурившись, в глазах-щёлочках много неприятия. Кажется, он готов свернуть мне шею.

Но руку убирает.

– Иди и успокойся. А когда придёшь в себя, поймёшь, что я прав.

– Ни черта! – выплёвываю, а потом, дождавшись, когда он откроет дверь, вываливаюсь на улицу.

На дрожащих ногах я шагаю к подъезду.

Вот и поговорили.

Очень мило и продуктивно.

Камень на сердце стал ещё более тяжёлым.

И где-то там вдалеке звучит противный голосок внутренней совести:

«Ты не призналась ему в главном. И он прав… так будет лучше. Для всех».

***

Наутро Слава донимает меня звонками. Я трубку не снимаю, пишу коротко, что мне лучше, но говорить не могу. Теперь с ним точно всё.

А вот ГлавГад молчит. Но уверена, он где-то поблизости. Наблюдает…

Когда иду из магазина с пакетом продуктов замечаю серый седан, он плетётся за мной. Думаю, что это осторожный Богдан сменил машину.

«Вот это тебя и ждёт рядом с ним, - раздаётся в голове. – Постоянные бега, подозрительность, ожидание, что вас могут прихлопнуть, как насекомых».

Но он ведь обещал решить все проблемы.

«Обещать – не значит решить».

Меня разрывает на мелкие кусочки. Я хочу быть с ним, даже не смотря на опасность, но… уж точно не на тех условиях, которые он выдвигает. Рано или поздно, он наиграется и ему надоест.

И для меня очень странно, что эти два года он думал обо мне и искал меня.

«Может, искал для того, чтобы шею свернуть, если окажется, что ты причастна к покушению? Это ведь по его словам, даже через двадцать лет свидетелей и виновных закатывают в бетон».

Мне очень не хочется думать, что это так. И быть закатанной в бетон вместе с ним тоже не хочется.

Но ГлавГад верно сказал, он не признаётся в любви и не льёт в уши мёд.

Он просто берёт своё. И если считает меня своей собственностью, что ж… я попала. Когда-нибудь ему надоест слушать мои нет, и неизвестно, как он поступит дальше.

Контракт. Я заберу тебя. Глава 8

На улице внезапная жара. Мы с Марусей в тенистом сквере. Дочь возится в песочнице с формочками, а я уже свой лимит на «выпекание» куличиков выполнила. Всех моих бабочек, грузовичков, ракушек и динозавриков Маруся разрушила лопаткой. Ей равно нравится как строить, так и ломать. Альбина Сергеевна говорит, что так ребёнок познаёт мир. Так что я сажусь на скамейку и не мешаю этому процессу. Пусть делает, что хочет, только песок не ест. Это я выдержать не могу, хотя я та ещё мать, много чего ей позволяю.