Контрудар (Роман, повести, рассказы)

— Эх, — вздохнул Чмель, — в Дебальцево весною, помню, этот наш кавказский товарищ Бодристый, наш начальник по снабжению…

— Не Бодристый, а Бадридзе, — поправил бородача Твердохлеб.

— Нехай по-ихнему так, а по-нашему Бодристый, и все…

— Так ты про что начал брехать? — спросил Селиверста Пузырь, не сводя широко раскрытых глаз с аккуратно увязанных пачек обмундирования.

— Я и говорю, — продолжал Чмель прерванный разговор. — Раздобыл это тогда наш Бодристый полный грузовик солдатских полушубков, рыжих, новеньких. И не то што одеть такое лестно, а, скажем, прямо съел бы ево — такой от них увлекательный дух. И только начал это Бодристый раздачу, — мы с Хролом, как знаете, служили тогда в пехоте, — откуда ни возьмись, казак… наша пешка в кусты, а полушубки кадюку достались… и было это, ребяты, аккурат под самый страстной четверг…

— В том-то и дело, што под страстной четверг, — сочувственно вздохнув, заметил Твердохлеб, — случись это под великий пост, и шиш достался бы кадюкам…

Шутка арсенальца вызвала дружный смех красноармейцев.

— Эх, — покачал головой Гайцев, — добраться бы нам только до деникинских каптерок… Какие там шинеля! Чисто драповые, а меховые жилетки, крытые желтой кожей!

Пузырь, презрительно взглянув на бывшего сослуживца по Чертовому полку, процедил сквозь зубы:

— Тебя, Чикулашка, там только и ждут.

Гайцев приложил руку к правому уху:

— А? Что?

— Говорю, тебя только, Чикулашка, глухая тетеря, там ждут, — повысив голос, рявкнул Пузырь.

— А я и нежданный туда заявлюсь. Пошуровали мы в кайзеровских каптерках, пошуруем и в деникинских. Нонче же как мы уже не дивизион, а полк, тем более…

Пузырь протиснулся вперед и пощупывал рукой новые, неудержимо влекшие его к себе шинели. Твердохлеб, помогавший завхозу распаковывать обмундирование, отстранил его руку:

— Не лапай, не купишь!

— Он не из тех, которые купляют, — поддел Пузыря Слива.

— Мне любопытственно, чи они настоящие драповые, — ответил Василий, пропустив мимо ушей едкие слова бывшего шахтера. — Спрос не бьет в нос…

— Видать, и ты располагаешь на шинелку? — спросил Епифан.

— А я что? У бога теля съел?

— У бога теля ты не съел, — ответил Слива, — а у графини сорочку слямзил!

— Далась вам та треклятая сорочка, — нахмурился Пузырь. — Пора об ней позабыть. Я располагаю так: каждому на спину по его чину. Я бы порешил так: кто побоевистей, тому получать в первый черед, катеарически!

— А когда ты завхозничал, как ты делил барашков? — спросил его Гайцев. — Нам ребра и мослы, а себе и Каракуте — курдючок и задние ножки…

— Бадридзе раздобыл для нас настоящие драповые шинеля, — вмешался в разговор Кашкин, — а дивизионный комиссар заявил «тпру»…

— Через почему? — удивился Пузырь.

— Потому, что через те драповые шинеля, — с ехидцей ответил Фрол, — наш брат только и будет драпать…

— Ишь ты какой шустрый… — Под общий хохот бойцов Твердохлеб похвалил Кашкина.

Пока вокруг повозок с обмундированием происходила эта незлобивая перестрелка, резко изменилась внешность кавалеристов.

Надеясь разжалобить товарищей, бойцы незаметно постаскивали с себя старую одежду. Кто носил худую шинелишку, остался в одной гимнастерке. Кто был в гимнастерке, ходил сейчас, ежась от свежего утренника, в одной нижней рубахе.

Наконец, расталкивая нетерпеливых и затихших кавалеристов, вошли в круг судьи.

Даже этим наиболее уважаемым товарищам не так-то просто пришлось справиться с поручением. Трудность дележки заключалась не только в том, что привезенного начснабом обмундирования не хватало на всех. Впервые за всю войну с Деникиным бойцы увидели настоящие суконные брюки и гимнастерки. Получить такую форму кое-что значило. Много хлопот вызвало и распределение шинелей. В то время когда в одних пачках находились настоящие драгунские шинели, длинные, до пят, позади с разрезом до пояса, с шикарными высокими обшлагами до локтя — настоящая мечта кавалериста, в других привезли коротенькие пехотинские шинелишки, изготовленные из бумажного молескина.

При всей старательной беспристрастности любой из судей прежде всего думал о людях своего подразделения, и в то же время никому не хотелось оставить обиженных ни в бывшем дивизионе Ромашки, ни в эскадронах Ракиты-Ракитянского, ни в отряде Онопки.

Особая сложность задачи состояла в том, что у самих судей были обыкновенные спины, нуждавшиеся, как и всякая солдатская спина, в надежном прикрытии. Раздатчикам, этим простым смертным, не были чужды обычные человеческие слабости. Если что-либо и выпало на их долю, то каждый из них хотел получить то, что было получше. Поэтому, несмотря на утреннюю свежесть, они предстали перед людьми нового полка с раскрасневшимися лицами и потными лбами.

Раздача брюк и гимнастерок обошлась почти без всякого шума. Мало было таких счастливцев, кому достался полный комплект. Тот, кому дали брюки, не получал гимнастерки, и наоборот. Председатель полкового суда называл фамилию, и кавалерист, с замиранием сердца вступая в круг, получал то, что ему полагалось. Тот, кого обошли, успокаивал себя тем, что осенью под верхней одеждой можно обойтись и своим стареньким обмундированием. Но вот — шинель! Тем более за настоящую драгунскую надо побороться!

Масса отнеслась весьма благосклонно к добровольцам из Казачка. Как-никак они вступили в строй в самые тяжелые дни отступления. И они, не прибегая к ложной маскировке, в самом деле ходили в самых что ни на есть обносках. И когда люди Онопки, с трудом пробившиеся к Красной Армии через деникинские тылы, брали обновы, кавалеристы, одобряя судей, благосклонно покачивали головами.

Онопко, получив новую драгунскую шинель, крепко прижал ее к груди и низко поклонился раздатчикам.

— Носите на здоровье! — подбодрил полтавчанина Алексей.

— Теперь ты и нос задерешь! — поддел новичка Пузырь.

— Кашкин! — громко выкрикнул председатель суда.

— Долой! — начал горланить Пузырь. — Почему Хролу такая привилегия? На ём кацавейка, санитару лучшего и не треба.

— Долой! — поддержал Василя кое-кто из бывших каракутовцев.

— Дезертиру — и такое добро!

Кашкин, протянувший было руку за шинелью, отошел в сторону. Но за бывшего дезертира вступился Ромашка, перечислив его боевые отличия в дивизионе и под Новым Осколом, и под Тартаком, и во время отхода.

Но выпадала из счета такая полноценная вещь, как драгунская шинель, и, следовательно, у претендентов оставалось меньше шансов на ее получение. Ропот, разжигаемый Пузырем, не утихал.

— Ну и бросьте ему пехотинскую, какую покороче, — потребовал Слива.

— Что? Один такой молодец и сыскался? Ваш Кашкин геройничал, а мы что, к бабьим подолам тулились? Долой!

— Известно, — кричал Пузырь, — Хрол услужил своими бинтами начальнице, а за это ему лучшую робу… Угождают бабе…

— Чего вы его слухаете? — вскипел Чмель. — Этот шальной Васька, мало што его бджолки посмоктали, так он же и людьми прибитый и богом пришибленный…