Контрудар (Роман, повести, рассказы)

Пленных повели в штаб. По дороге капитан приблизился к Алексею.

— В чем дело? — спросил Булат.

— Да по секрету, господин командир.

Капитан отошел в сторону.

— Скажите, нас расстреляют?

— Мы пленных не расстреливаем.

— А офицеров?

— И офицеров! — отчеканил Булат и едко добавил, всматриваясь в нарукавную эмблему деникинца: — Как будто вас, капитан, смерть и не должна страшить.

Вокруг зловещей эмблемы золотой канителью были вышиты слова хвастливого девиза марковцев — ветеранов белогвардейщины: «Не боимся никого, кроме бога одного».

— Не я эти слова придумал, — ответил в смущении пленный белогвардеец, — и не я их вышивал. Получил вместе с формой. Одно скажу — бог высоко на небе, а вы рядом со мной. Товарищ командир, — продолжал он, — верните мне… верните мне обручальное кольцо.

— Зачем?

— Верю — раз лишился кольца, то и меня скоро убьют.

— Это суеверие, — усмехнулся Булат.

Приблизился Слива.

— Надо их порубать. Куды с ними тягаться.

— Вот видите, я был прав, — переполошился, побледнев, пленный.

Алексей строго ответил:

— Вы не были правы и тогда, когда пошли против своего народа с оружием, и тем более сейчас, когда мы вас обезоружили.

В штабе Булат вызвал нескольких отличившихся кавалеристов и наградил их ценными подарками. Епифану достался портсигар московского капитана.

— А что тут золотом написано?

Алексей прочел:

— «Боже, царя храни».

— Черт с ним! — плюнул Епифан, возвращая подарок.

Бойцы засмеялись.

— Чудак ты, генерал Скобелев. Бери, сколупаешь то золото и на зубы сделаешь колпачки.

— Вот это я понимаю, — высказался Чмель, — береги солдата в деле, да не обидь его в разделе.

Алексей вызвал в штаб капитана-марковца. Перед допросом напоил его чаем. Моментами в глазах пленного, не верившего, что его оставят в живых, вспыхивал холодный блеск ужаса.

Деникинец, отхлебывая чай, исподтишка наблюдал то за командиром полка Парусовым, понимая, что перед ним сидит бывший собрат — офицер, то за Булатом.

— Вы говорите, — обливаясь потом, обратился беляк к Алексею, — что мы уничтожаем пленных. Вот найдите мою книжку. Я вам ее сдал там, на хуторе.

Алексей порылся в документах, отобранных у марковцев, и достал записную книжку капитана. На одной из ее страниц он нашел именной список первого взвода третьей роты Марковского полка. Среди многих фамилий значилось — «рядовой Брусилов».

— Ну, я думаю, — сказал Булат, — вам нет расчета повесить Брусилова. А вот сотни и тысячи простых красноармейцев и командиров…

Сын генерала Брусилова, в прошлом кавалерийский офицер царской армии, командовал 3-м конным полком 3-й советской стрелковой дивизии. В одно утро при очередном налете деникинцев он исчез вместе со своим штабом. Носились разные слухи в связи с этим.

Толковали, что бывшего офицера белые захватили в плен, иные утверждали, что он сам к ним перебежал.

— А старик Брусилов сейчас где? — заволновался пленный.

— В Москве. На отдыхе.

— Вот и начальник штаба вашей Тринадцатой армии Зайончковский — видный генерал, — продолжал деникинец. — Наш командир Добровольческого корпуса генерал-лейтенант Кутепов как-то сказал: «Этот выдающийся стратег командует у красных. Было бы куда лучше, если б он был с нами, а не против нас».

— Скажите, у вас в Марковском полку нет ротмистра Елисеева? — поинтересовался Парусов.

— Как же? Есть. Командует взводом.

— Да? — оживившись, воскликнул Парусов. После минутной паузы добавил с необычным для него многословием: — Как чертовски непостижимо складывается судьба! Ротмистр Елисеев, этот безупречный службист, всегда шел впереди всех и командует лишь взводом, а я — полком.

— Вы, верно, знали штаб-ротмистра князя Алицина? — спросил капитан. — Он вместе с Елисеевым пробрался к нам из Москвы, погиб…

— Известно, — подтвердил Алексей, доставая из сумки княжеский блокнот.

Пленный, пробежав глазами нравоучительное посвящение Натали Ракиты-Ракитянской, ехидно усмехнулся:

— У князя таких бабочек был целый эскадрон. В своем чемодане он возил толстую колоду фотокарточек своих любовниц. Да, он умел пожить… Vive l’amour! — вздохнул глубоко белогвардеец.

Словоохотливого марковца после допроса, во время которого он без утайки сообщил все о дислокации и планах белых, увели. Вернули ему обручальное кольцо, убедившись, что он его законный хозяин.

Попавшихся на хуторе белогвардейцев вместе с безумным поэтом отослали в дивизию. В то время вошел в действие приказ Реввоенсовета республики, строго запрещавший уничтожать захваченных офицеров, хотя в данном случае это были не простые пленные, а самые настоящие мародеры в офицерских погонах. Во всяком случае, большинство беляков, застигнутых на одиноком хуторе.

30

В конце октября, возвещая о приходе зимы, закружились в воздухе легкие снежинки. Поля оделись в белый, сверкающий на солнце наряд. В ярах и лощинах снег залег пышными, отливающими синевой подушками. Вода в лужицах, оставшаяся на дорогах после осенних дождей, превратилась в хрупкое, звеневшее под копытами стекло.

Кони стали обрастать густой шерстью. А люди, захватывая деникинские обозы, цейхгаузы, обмундировались в английские шинели, мундиры, подбитые мехом кожаные жилеты. Те самые, о которых прошлой осенью самозабвенно мечтал Селиверст Чмель.

На полях Орловщины решалась участь кампании, судьба второго похода Антанты. Об этой памятной схватке Ленин тогда говорил:

«Никогда не было еще таких кровопролитных ожесточенных боев, как под Орлом, где неприятель бросает самые лучшие полки, так называемые «корниловские».

Да, по-настоящему дрались, бились до последней капли крови, стараясь вернуть потерянные блага и привилегии, лишь офицерские полки Добровольческой армии генерала Май-Маевского. Кулачье Донской армии, обрадовавшись восстановлению атаманской власти, стихийно, увозя с собой богатую военную добычу, на собственных конях устремилось в станицы. Давно уже не посылал подкреплений на фронт Екатеринодар. Кубань, возмущенная произволом деникинцев, уклоняясь от призывов, хлынула в плавни и леса.

Сбылись слова Ленина:

«Крестьяне, набранные в армию Деникина, произведут в этой армии то же самое, что произвели сибирские крестьяне в армии Колчака, — они принесли ему полное разложение».

Пылали восставшие села, уезды, края. Поднятое революционным подпольем крестьянство решительно следовало за лозунгами большевиков. Выполняя директивы партии, били белую армию с тыла партизанские отряды.

Тщетны были попытки московского подполья всколыхнуть навстречу Деникину контрреволюционную волну. Лозунги так называемого «Национального центра»: «Долой гражданскую войну!» и «Да здравствует свободная торговля!» не могли спасти дела контрреволюции. И эта агентура Деникина была обезврежена. Не зря в те суровые дни ЧК, как и Красную Армию, называли «мечом восставших, щитом угнетенных».